Как ни крути, но в основе большинства войн лежат, все-таки, экономические интересы. Исключением не являются и события 1308 года в тогда еще принадлежавшем Польше городе Гданьске.
Тевтонский орден давно уже точил зуб на конкурента своего главного торгового порта Эльбинг. Более выгодное местоположение Гданьска в устье реки Висла предопределяло его преимущество в распределении товарно-денежных потоков, с чем чрезвычайно набожные, но при этом не менее расчетливые немецкие рыцари смириться были просто не в силах. Однако пока вожделенный город являлся личным уделом князя Святополка II Померанского, о водворении там нечего было и мечтать. Драчливый поморянин и сам бы не прочь при любом удобном случае откусить у орденской братии часть ее владений. Так что, боевым монахам приходилось держать ухо востро, то и дело ожидая очередной пакости от беспокойного соседа. «Сын диавола» - еще не самая брутальная характеристика Святополка, встречающаяся в тевтонских летописях.
Но в 1266 году грозный князь умер, а его потомство оказалось не столь удачливым в давнем противостоянии. Однако в борьбу за Гданьскую Померанию вмещался маркграф Бранденбургский Оттон IV, этот сановный авантюрист, прошедший огонь, воду и медные трубы, отсидевший срок в клетке и целый год проходивший со стрелой а башке. Ему очень помог влиятельный поморский род Свенцев, который в то время, когда Померания осталась без своего князя, фактически управлял страной. Когда, наконец, туда явился краковский князь Владислав Локеток, Свенцы выкатили ему внушительный счет за свои труды.
- Эге! – присвистнул Локеток, увидев цифру в бумагах. – Да у меня таких денег отродясь не бывало. Короче, панове, что я вам должен – все прощаю!
- Ну, ладно, княже, попомнишь ты эти слова! – проскрежетали в ответ магнаты.
И вскоре вступили в переговоры с бранденбуржцами в лице уже упомянутого Оттона и другого тамошнего маркграфа – Вальдемара Великого. В результате тем даже драться за Гданьск не пришлось, ибо немецкоговорящие бюргеры сдали город добровольно. Польские дворяне и мещане успели укрыться в замке, расположенном на насыпном острове и представлявшем собой довольно надежное укрепление. Осада затянулась.
«И были ежедневные стычки и бои между воинами, запершимися в замке…, которые удерживали замок от имени герцога Владислава, с одной стороны, и горожанами и воинами, которые поддерживали дело маркграфа, с другой стороны, - повествует Старшая Оливская хроника. – И много грабежей и зла совершилось в стране из-за раздора князей и нарушения единства воинов».
Но как бы ни были надежны замковые стены, защитникам все равно грозила гибель если не от мечей бранденбуржцев, то от голода, поскольку запасы провианта были не бесконечными. Локеток на выручку не торопился, погрязнув в казавшихся ему более насущными русских делах. Тогда, поразмышляв, поляки решили просить помощи у Тевтонского ордена, предварительно получив на то разрешение от сюзерена. Владислав не возражал, и поморский наместник Богуша отправил гонца в Мариенбург.
Ландмайстером ордена в Пруссии был тогда Генрих фон Плоцке, который охотно откликнулся на просьбу. В Гданьск немедленно выступил сильный (100 всадников и 200 пехотинцев) отряд под началом комтура хелминского Гюнтера (Гунтера) фон Шварцбурга. Ближе к середине октября тевтонцы прибыли в пункт назначения и завязали спорадические бои с бранденбуржцами и поддерживавшими их поморянами. В конце концов, воины Оттона и Вальдемара разуверились в успехе и предпочли вернуться восвояси. Хитроумный Богуша вполне откровенно дал понять фон Шварцбургу, что орденскому контингенту не мешало бы сделать то же самое, но рыцарь делал вид, что не понимает прозрачных намеков. Между тем, присутствие тевтонцев изрядно раздражало жителей Гданьска, которые славились своим свободолюбием. Обстановка быстро накалялась.
«Некоторые же самонадеянные горожане насмешками и гнусными издевательствами настолько раздразнили рыцарей Прусской земли, что рыцари, озлобленные, с сильным войском осадили город и с дикой яростью его штурмовали», - свидетельствует Старшая Оливская хроника.
Конечно, тут стоит сделать поправку на некоторую предвзятость летописца, но результат для гданьчан в любом случае оказался плачевным. 13 ноября тевтонцы, которым активно помогали все те же немецкие бюргеры, захватили город. Немедленно начались жестокие расправы с польскими рыцарями – не щадили даже их семьи. Победители отправили в лучший мир и некоторое количество подвернувшихся под горячую руку польских мещан. Тех, кому повезло уцелеть, выгнали из города, после чего Гданьск был сожжен, а его укрепления срыты (однако замок предусмотрительные захватчики сохранили).
Жертвы Гданьской резни, как стали называть события тех ноябрьских дней позже, по распоряжению аббата Оливского монастыря были похоронены на кладбище блаженного Иакова, располагавшемся перед обителью. Поляки жаждали отмщения, но, поскольку сами не в силах были его осуществить, потянули тевтонцев на суд к папе римскому. Истцы указывали число в 19 тысяч погибших. Ответчики настаивали, что казнены были лишь 16 грабителей, которых выдали сами же горожане. Они же и Гданьск якобы подожгли. Современные историки склоняются к тому, что тогда погибло несколько тысяч человек, хотя абсолютно точную цифру не называют.
Возмущенные поляки гордо отказались от предложенной орденом денежной компенсации. Тевтонцы пожали плечами и начали торг с бранденбургским маркграфом Вальдемаром, которого номинально считали владельцем Восточной Померании, по факту уже оккупированной ими. Итогом этих переговоров стал заключенный в сентябре 1309 года в Зольдине (современный город Мыслибуж в Польше) договор. Вальдемар за 10 тысяч серебряных марок соглашался уступить ордену означенную территорию и во веки веков не предъявлять на нее никаких претензий.
На месте сожженного Гданьска вскоре вырос новый город, который назвали Данцигом. Ему на протяжении последующих веков предстояло фигурировать еще во многих исторических событиях.
