ПРОЛОГ
"Смерть одного существа - печаль,
сотни - беда, тысяч - трагедия,
но нет ничего ужаснее смерти целого мира"
(Из прощальной проповеди монаха
Геленфера, да упокоит Дортомор
его душу)
Все вокруг пылало: громадные вулканы распахнули свои жерла, дышащие смертью, а расплавленная лава фонтанами вылетавшая из образующихся трещин, ярким кровавым потоком растекалась на обширные территории. Небо закрылось черными хлопьями пепла, погрузив мир в вечный полумрак. Моря и океаны, лишенные привычных берегов, гонимые ужасной силы ветрами, образовали страшные цунами, сметавшие все на своем пути и скрывавшие под воду целые континенты. Огненные волны пожаров гуляли по земле, сжигая все на своем пути. Там где были горы, леса и степи стали пустыни. Бездушные смерчи и ураганы шагали по планете и горе тем, кто попадался им на пути. Землетрясения нарушили целостность тектонических плит, грозя разделить материки, разбить на части крупные острова и полностью изменить географическое строение мира. Уже никто и ничто не могло этому помешать, и это был конец. Жизнь, как таковая уже не могла существовать в этой пляске безумных стихий. Ужас и смерть пожинали щедрый урожай, овладевая всеми живущими, потому скрыться или убежать от неминуемой гибели было просто некуда.
На высоком обрыве, образовавшемся от исчезновения моря Сальвена, когда-то самого глубокого в Эйхентшгале, недвижно стали две, закутанные в сари, фигуры. Издалека их можно было принять за обычных женщин-иштиорок, но это было лишь на первый взгляд. На самом деле, при приближении, они оказывались гораздо выше любой девушки этой расы, стройнее, да и прекрасней. Но не это оказывалось главным. Их глаза светились, горели ярким светом, как будто яркое пламя, пылало в зрачках.
Незнакомка слева ростом чуть ниже, своей подруги, беззвучно шевелила губами. Ее одеяние блестело, переливалось различными зелеными тонами от салатного до изумрудного, и настолько облегало тело, что, казалось, являлось второй кожей. Лишь обводка сари снизу, на рукавах и по диагонали более темной полосой, с изображением причудливых узоров красного, желтого и синего тонов, разрушало это впечатление. Длинные, до пояса, светло-русые волосы у девушки свободно развивались и лишь на голове были слегка собраны, вплетены в странный золотой ободок, с множеством свисающих блестящих голубоватых камешков, напоминающих капли росы. А на лоб с этого украшения спускался большой, переливающийся всеми цветами радуги, кабошон в изысканной плетеной оправе. Глаза девушки были большие темно-зеленые, глубиной, напоминали колодцы, наполненные скрытого огня, но только огня, не сжигающего все на своем пути, а какого-то другого более мягкого и живого. Но даже несмотря на эту странность в них читалась глубокая печаль, грусть и обреченность. Остальные черты светлого лица были настолько идеальны, что, казались выполненными из мрамора: гладкая кожа, без единой морщинки или родинки, красивый ровный нос и тонкие слегка розовые губы. По возрасту девушке можно было дать не более шестнадцати лет. Только в этом возрасте в образе подросшего ребенка сочетается нежность, наивность, и доброта.
Другая незнакомка была одета в коричневое, с белыми полосами орнаментов, сари, такого же идеального покроя и качества ткани, как у подруги. Телосложение вторая девушка имела более плотное, отдававшее слегка мужскими формами. Ее черные смоляные волосы не менее длинные, чем у соседки, были собраны вокруг головы неширокой плетеной кожаной лентой. Из украшений незнакомка носила лишь большие золотые круглые сережки, украшенные бесчисленным множеством камешков самого разнообразного цвета. Черты смуглого лица ее лица были более женственны и слегка резковаты, это определялось по носу, имевшего небольшую горбинку, пухлым губам и волевому подбородку. Глаза горели ярко-коричневым, и в них тоже читалась ничем не прикрытая грусть. Возраст незнакомки, если сравнивать с иштиорками, соответствовал годам двадцати.
Обе девушки стояли и смотрели вперед. Там бушевала стихия: внизу у обрыва зияло громадное огненное жерло вулкана, образовавшегося в подводных горах, когда-то скрытых водами моря. Громадный, бесформенный кратер напоминал пасть кровожадного безжалостного зверя, слюной которого растекалась лава. От него паутиной расходились трещины, из которых выплескивались фонтаны из огня и расплавленной породы. Вокруг, на расстоянии взгляда, расстилалась безжизненная пустыня - все оказалось выжжено, засыпано пеплом и остатками оплавленного камня. По освещенности можно было сказать, что это вечер, поздний вечер, когда еще не совсем стемнело, но на самом деле стоял день. Просто пепел и дым, поднятые ветром, уже создали настолько плотную структуру, что через нее не проходили лучи светила.
- Когда-то здесь было море, город, плескались рыбы, летали птицы. Что же мы наделали, сестра? - грустно, не отводя взгляда, обратилась зеленая девушка к коричневой.
- Не вини себя милая - тихо ответила собеседница. - Твоей вины здесь нет, мир погубило другое.
- Мы допустили это, позволили свершиться этому ужасу. Нам нет прощения.
Старшая не ответила. У девушки в зеленом из глаз потекли слезы, и там, где они падали на землю, происходило чудо: выжженная, потрескавшаяся и обугленная почва соединялась, становилась темной и привычной на вид. А потом спустя еще немного из нее выглядывала зеленый росток травинки.
- Нам надо улетать сестра - более решительно проговорила коричневая девушка, и ее губы сжались. Трещины все нарастают, все силы вышли из-под контроля, и я боюсь, что мир скоро разлетится на части.
- Куда? Кому мы нужны в других мирах? Мы подвели Отца, а он этого не прощает.
- Отец милостив, он все поймет. Да и нет у нас другого выбора.
- Есть! - Внезапно резким и холодным голосом ответила девушка, и ее лицо приобрело решимость. Мы еще можем спасти Эйхентшгаль, спасти для следующих поколений, которые когда-то заселят его.
Вокруг девушки вырос уже небольшой, красивый лужок, смотревшийся непривычным зеленым пятном на безжизненном камне.
- Да и еще, сестра, у нас нет сил улететь, ты не сможешь укротить потоки, лишенные контроля. Это можно было сделать раньше, но не сейчас.
Старшая девушка, нахмурившись, подняла руку и изобразила в воздухе сложную руну, проговорив несколько коротких слов. Когда-то от этого простейшего заклятия, находящаяся впереди скала, разлетелась бы на части, но сейчас, лишь с вершины сорвалась небольшая глыба.
- Я это знала - грустно подытожила свое действие девушка. - Просто хотела подарить тебе надежду.
- Я не ребенок, и все прекрасно понимаю. Мы привязаны к этому миру и умрем вместе с ним, но у нас еще есть возможность подарить ему шанс. С каждым мгновением наши силы будут уходить, пока не иссякнут совсем. Я уже ощущаю запах гари и отсутствие пригодного для дыхания воздуха, а мое тело окружающий жар.
- Ну, это ты уже придумываешь. Такое состояние мы ощутим дерханов через тридцать.
- Пора, сестра, хватит говорить, мы все равно ничего уже не исправим. Ты со мной или нет?
- Куда ж я без тебя, младшая - уже более твердо ответила собеседница. Возможно, ты и права. Только у меня еще появились кое-какие идеи - нужна твоя помощь. И вместе с ними пришли смутные подозрения, с которыми тоже надо что-то делать.
- Ты о чем, сестра?
- Некогда разговаривать, нам сегодня еще надо много успеть. Скоро все узнаешь сама.
Она махнула рукой, и перед ними образовалась темное окошко портала.
***
Прошло два дерхана, по прошествии которых, сестры вновь стояли на краю обрыва. Стояли - это было громко сказано. Они еле держались на ногах, помогая в этом друг другу. Кожа младшей загорела, да так сильно, что покрылась волдырями, когда-то прекрасные русые волосы спутались, вымазались, потеряли объем, блеск и безжизненными веревками болтались на голове. Черты лица изменились, девушка заметно повзрослела, за столь короткий промежуток времени. В этот мир она пришла ребенком, и за все пребывание им так и осталось, а сейчас - за два дерхана…
Старшая сестра грустно оглядела свою младшую и улыбнулась, впервые за последний период. Она сама выглядела не лучше: кожа стала сухая и морщинистая, в неизменно черных волосах появилась седина, сари порвалось и превратилось в жуткое тряпье. Девушка заметила на себе сочувственный взгляд младшей.
- Нет времени и сил на исцеляющие заклятья - в оправдание за свой вид, проговорила старшая.
- Видела, конечно - грустно улыбнулась девушка. - Мы сделали все, что могли. Осталось последнее.
Они обнялись и долго стояли на почти вертикальном обрыве, не разжимали объятия. Вулкан внизу разлился, превратившись в море огня, плещущееся и облизывающее оставшуюся, пока целой, громаду камня, но его жерло все так же выделялось внизу воронкой кровожадной бездны. Девушки, взявшись за руки, подошли к самому краю.
- Прощай, сестренка - проговорила старшая.
- Прощай, сестра - ответила младшая.
Они полетели, а потом, уже над самым кратером, резко изменили траекторию и вертикально, с все ускоряющейся скоростью, не разжимая рук, рванули вниз и мгновенно скрылись в раскаленной лаве. Вулкан впустил в свою пасть двух прекрасных незнакомок, и громадный язык пламени будто бы даже протолкнул их глубже. Некоторое время ничего не происходило, а затем в кратере появились волны, сначала маленькая рябь, затем, что-то похожее на небольшой шторм, а потом пламя закрутило в огненном вихре, и в безжизненное небо ударили зеленый и коричневый лучи. Они летели вертясь, обвиваясь спиралями вокруг друг друга, становясь все шире и шире, разлетаясь на множество более мелких, которые словно получив команду, меняли свою траекторию и улетали не вверх а куда-то в стороны, параллельно поверхности земли. Первые лучи пробили пепельный слой, через которое, словно сквозь туннель, показалось голубое небо и сияющий диск Линтьеры. Внезапно сверху пошел дождь, и его капли падали на землю черными кусками грязи, мгновенно заполняющими трещины в иссохшейся земле. Огненная лава шипела, выпуская в небе громадные клубы пара, но те, мгновенно впитывались висящей в небе пылью и пеплом, тут же изливались я вниз.
Почти тридцать дерханов над всем миром Эйхентшгаля шел дождь. Он смывал грязь, копоть, кровь, тушил пожары и возвращал обратно потерянную влагу. И каждая капля падающая на землю дарила надежду, надежду на возрождение.