У нас была обычная семья: я, сестра, мама и отец. Жили как все – не бедно, не богато, в своей квартире на четвертом этаже старой пятиэтажки.
Когда в нашей жизни появилась Майка, мы с сестрой учились в школе. В одно ленивое воскресное утро я услышала шум отцовской машины и выскочила на балкон помахать ему рукой и подсмотреть, что отец привез нам с ярмарки.
Рев его машины было легко отличить от других – она рычала гулко и протяжно, иногда будто бы покашливая. Щуря сонные глаза в бьющем уже во всю мощь мартовском солнце, я рассмотрела с балкона папин "запорожец", его, вынимающего из багажника коробки , и маму, держащую в руках что-то белое.
«Игрушка!», - мелькнуло у меня в голове и я помчалась в комнату с криком:
- Света! Света! Просыпайся, нам родители привезли игрушку!,- теребила я за плечо сестру, укутавшуюся с головой в одеяло.
- Рита, какую игрушку, мы уже взрослые, - зевнула она, не разделив моего восторга. Понятное дело – Света старше меня, она уже наигралась с куклами да мишками.
А мне тогда хотелось новую игрушку. Даже не для того, чтобы играть, а чтобы посадить плюшевого зверя – собачку или котика- на самое видное место в нашей комнате и им любоваться…Игрушки в нашем вообще были дефицитом – не то что плюшевые, но и резиновые. А тут вдруг – мама, держащая в руках что-то мохнатое…
"Ну точно – игрушка! ",- пульсировало в мозгу. Мой неутихающий наивный восторг прервал звонок в дверь – пришли родители. Я со всех ног помчалась в прихожую, открыла дверь и…замерла. То белое, что показалось мне игрушкой, шевельнулось у мамы на руках и издало непонятный звук, не похожий ни на мяуканье, ни на тявканье.
- Рита, смотри, кого мы вам со Светой привезли!- сказала мама, протягивая мне белый комочек. – Это- барашка!
Кого-кого, но барашку на руках я еще не держала. Да еще такую – недавно, как выяснилось, родившуюся. Барашка уткнулась мордочкой мне под мышку и часто задышала. Белая-белая, белее первого снега, она была похожа на облачко с ножками. Эту ее белизну разбавляли разве что угольно -черные, нереально большие, глаза.
- Света! Светааа! – позвала я вглубь квартиры. – Это не игрушка!
- Что я тебе говорила – мы уже выросли для игрушек,- в прихожую вышла, потягиваясь, Света. Я повернулась к ней с барашкой на руках.
- Ой! – вскрикнула сестра. – это же…мама, кто это? На щенка или котенка не похоже…это же барашек!- сестра разглядела выдающие существо копытца.
Судьба у барашки оказалась непростой- сиротской. Как рассказал отец, ее мать загрызли на пастбище волки. Ее отдал ему пастух, к которому тот заехал, возвращаясь с ярмарки, за сыром. Барашке от роду не было и недели, овец, разродившихся бременем, в стаде не имелось, поэтому барашку кормить было некому.
- Пусть у нас поживет, выкормим и вернем в стадо, - сказал отец, поставив в угол прихожей звякнувшую чем-то коробку. – Девчат, как чудо-то это назовем? – протянул он к барашке руку и ее тельце скрылось под его широкой ладонью.
- Майкой!- одновременно выкрикнули мы с сестрой и засмеялись.
Так у нас появилась Майка. Мы по очереди кормили ее из бутылочки, купали, расчесывали, учили ее командам. И что интересно – овечка их понимала, правда, путала «сидеть» и «лежать» и отказывалась подавать голос, когда мы ее об этом просили. Зато проявляла свои красноречивые способности, когда на нее не обращали внимания или оставляли одну – протяжно и жалобно блеяла.
Майка росла быстро, а мы с каждым днем все больше к ней привязывались и отдавать в стадо нам с сестрой ее совсем не хотелось. Особых хлопот овечка нам не доставляла, разве что гадила где придется – поэтому полы в квартире отец накрыл целофаном.
Мы со Светой придумали Майке поводок для прогулок – за него сошла красная атласная лента с моего платья, из которого я выросла. Гуляла с Майкой в основном мама – вокруг дома вместе с собачниками из нашего двора.
Майка была овечкой общительной и не стеснялась дружить с собаками. Особенно теплые отношения у нее сложились с соседской овчаркой Гердой. На прогулках они ходили рядом на поводках о чем-то, видимо, секретничая. А однажды какой-то бродячий пес кинулся на нашу овечку – так Герда сцепилась с ним так, что их пришлось разливать водой.
Наверняка у дюжины китайцев Майка до сих пор "блеет" на фотоснимках. Как-то мама пошла в магазин и взяла овечку с собой. Около продуктовой лавки остановился автобус с туристами из Поднебесной, они заприметили женщину с овечкой на поводке и посчитали своим долгом сфотографироваться с такой экзотикой.
Иногда Майя шалила – жевала мамины цветы в горшках - те, до которых могла дотянуться.
- Света! Рита! Посмотрите на это!- однажды позвала нас из кухни мать.
Мы прибежали и увидели стянутые с карниза шторы.
- Как вам это нравится? Майка занавески пожевала!- вскрикнула мама и строго крикнула: Майка!
Овечка, видимо, почуяв неладное, спряталась где- то в квартире, оставив вместо себя тишину, разбавляемую стрекотанием радиоприемника.
- Майка!- повторила грозно мама и чуть мягче добавила: - Иди, иди кушать!
Но овечка ничем себя не выдала. Тогда мы втроем пошли ее искать. В ванной ее не было. В комнатах – не было. За дверью в кладовку – тоже, хотя это было ее излюбленное укрытие.
- Беееее, - услышали мы, несущееся с балкона. – Бе!
Мы подошли к двери на балкон и застали Майку, просунувшую голову между прутьями балконной решетки – овечка то ли застряла, то ли с кем-то «разговаривала». Оказалось второе – снизу донесся заливистый лай – под балконом резвилась Герда.
Майка прожила с нами всю весну. За три месяца овечка окрепла, из невесомого облачка превратившись в тучку. И чем дальше она росла – тем чаще родители говорили о том, что пора ее везти – отдавать обратно в стадо. Папа в этом вопросе сохранял в чем-то напускное хладнокровие, а мы с мамой и сестрой расстраивались этому обстоятельству, каждый раз, когда заходил этот разговор, придумывая причину, чтобы оставить овечку с нами еще на чуть чуть.
Я так привязалась к нашей " тучке", что не смогла на нее разозлиться даже тогда, когда она сжевала мои парадные колготки, прямо в День последнего звонка. Тогда я не пошла на школьную линейку – не могла же я идти с голыми ногами! А других колготок, да еще и белых, у меня не было – дефицит в то время был не только с игрушками…
Как бы мы не уговаривали папу оставить овечку с нами еще на чуть – чуть, все же пришла пора возвращать ее пастуху. Тем летом мы собрались ехать на море – с кем бы мы оставили Майку?
- В стаде ей будет хорошо, погрустит первое время и освоится,- говорил папа, гладя круглую кучерявую Майкину спину. – Мы будем к ней приезжать! – успокаивал он нас.
На том и порешили – отдать Майку, но навещать ее каждые выходные. Как рассказывал нам пастух, поначалу Майка сторонилась других овец, отказывалась есть и упрямилась ходить на пастбище. Но потом привыкла и к исходу осени уже носила в себе маленького барашку. Мы приезжали к ней сначала часто, а потом все реже – родители были заняты работой, мы – снова учебой. Последний раз мы видели Майку в октябре.
- Майка! Маечка! – громко позвала мама и из пастушьего стада раздалось Майкино «Беее!». Высокое, с переливами, оно отличалось от блеяния других овец . Круглобокая , она вышла к маме и на манер собаки уткнула морду ей в коленки. – Как ты тут, дорогая? – гладила ее по курчавой голове мама. Овечка что-то блеяла в ответ и мы будто бы понимали, о чем она рассказывает…
Разродилась от бремени Майка в январе. В ту пору в наших лесах развелось много волков , падких на легкую фермерскую добычу. Волки не боялись выходить в село и потрошили курятники и загоны. В одну из ночей на Майкино стадо напала волчья стая – через дыру в хлеву они пробрались внутрь стойла и устроили кровавую бойню. Пастух выскочил на шум из дома с ружьем, но овцам уже ничем нельзя было помочь…
Еще не зная о случившемся, мы собирались ехать навещать нашу любимицу. Мама приготовила ей корзину с обожаемыми ей капустой и морковкой, сверху положила пучок свежего укропа с балконной рассады.
- Девочки, а где Майкин поводок?- крикнула она из прихожей, не найдя привычно висящую на гвоздике у входной двери красную атласную ленту. Мы стали его искать – поводка не было ни за тумбочкой у двери, ни под шкафом, ни на балконе. А потом пришел папа и молча сел в прихожей на стул, опустив голову.
- Майка – все, - тихо сказал он, замерев взглядом на сиротливой шляпке гвоздя.
И.Альшаева, 2019