Самая кровожадная война, унёсшая миллионы самых лучших сынов и дочерей Советского Союза, великой Державы. Кого теперь винить, что не готовность к войне, внезапное вероломное нападение фашисткой Германии, привнесло в первый год неразбериху. Молодые мальчишки встретили подготовленную армию врага с винтовкой в руках против танков и артиллерии. Враг не ожидал, что в ряды за освобождение Родины встанут взрослые и дети, всё население огромной страны. Гитлер с 1934 года неустанно разрабатывал План уничтожения страны Советов. Он с командой посещал Тибет, неоднократно был в Индостане, где хранились Документы - Соль Знаний былинной славы наших предков. Начитавшись и получив информацию об арийцах, он провозгласил себя избранным народом с голубой кровью. Взяв Солярный знак - СВАСТИ АСТУ, (есть созвездие Свастика), он решил, что с этим великим оберегом покорит все народы мира. Но, в Документах прописано: "...что завоёвывая территорию, завоеватель не имеет право обижать мирное население" Свастика - это не фашистский знак. Этот Солярный знак есть в оберегах всех народов. У чувашского народа - это солнечный знак. Все фрески старины имеют этот Знак-оберег. Гитлер опоганил самый сильный и чистый традиционный Оберег нашего народа. Понятно, что он теперь вызывает негатив. Но, все и всюду уже давно знают его Истинное Значение.
Волжское село. Молодая жена провожает на фронт мужа. Три месяца семейного счастья оборвала война. Совет старухи обернулся трагедией всей жизни. Героиня от горя ничего не соображает, выполняя все наказы бабки. Это история-быль, пронзительной чистой мистической любви.
Светлая моя берёзка
Деревня выглядела осанисто, по-деловому раскинувшись на самом берегу Волги. Сады и цветники добавляли красоту и деловитость не только каждому дому, всей деревне. Пологий спуск к воде позволял видеть каждый дом, утопающий в зелени. Июнь сорок первого года выдался жарким и урожайным.
– Аннушка, ты когда перестанешь меня стесняться? – Василий стоял позади своей ненаглядной жёнушки, обняв её за плечи и прижав крепко к себе.
– Васятка, перестань обнимать меня на виду всей деревни, – молодка пыталась высвободиться из объятий мужа.
– На берегу только Пашка, а он понимает, что не надо подсматривать за молодыми, когда они обнимаются, а из домов деревенских увидят только в бинокли, а их в деревне два: у председателя колхоза и Пашкиного отца-охотника. Не переживай, любимая, как я могу тебя отпустить из объятий, ты моя берёзка светлая, – выдохнул тихим шепотом Василий на ушко Аннушке с особым значением. Анна затихла в объятиях мужа, наслаждаясь близостью, чувствуя каждый мускул любимого.
– А бабка Нюта? Она всегда так пристально разглядывает меня, становится страшно, – она поёжилась, как от холода, чувствуя на расстоянии взгляд бабки.
– И меня разглядывает, завидует нашей любви, – Василий засмеялся, ещё крепче прижимая жену. – Вчера возил председателя по полям, ох, и хороший урожай хлеба нынче соберём. Михалыч замирал возле каждого поля. И правда, какая красотища вокруг, живём как в раю.
– Василий, а война будет? – жена называла его полным именем только в крайних случаях, когда была чем-то озабочена. Молодые доверяли друг другу все сокровенные мысли. В такие минуты Аннушка затихала, внимая каждому слову своего ненаглядного.
– Каждый нормальный человек надеется, что не будет, но обстановка тревожная, хотя, страна наша сильная, побояться напасть, – он отмахнулся от назойливого слепня, погружаясь в свои мысли. Тёплое тело Аннушки успокаивало.
– Хорошо бы пережить это время без войны, – Анна счастливо улыбнулась, веря словам мужа. – Вась, я вчера опять столкнулась на улице с бабкой Нютой, у неё такой обжигающий взгляд, как будто две стрелы вошли в сердце, – поделилась своими опасениями Анна.
– Многое про неё говорят. Я как-то ночью вышел на крыльцо подышать, луна волшебницей висит над домом, звёзды какие-то огромные и загадочные. Решил прогуляться до Волги. Иду мимо бабкиного дома, а в окнах свет. Она вся в белом мелькает у окна, волосы распущены, мне что-то стало не по себе, вернулся домой. Будто чего-то светлое с души смахнула. Да, не простая женщина. Но я тебя не дам никому в обиду, даже этой бабке, – с какой-то безнадёжностью прошептал муж. Прижавшись, они простояли на берегу Волги не один час.
Возвращаясь в деревню, молодожёны не могли понять, почему люди куда-то бегут, плачут, что-то кричат, а разобравшись в происходящем, онемели. Аннушка заплакала. Схватив документы, Василий помчался в военкомат.
Анна побежала следом, не зная, что ей делать.
Бабке Нюте нравилась молодая семья, живущая с ней на одной улице. Она часто останавливала взгляд на молодожёнах, бережно относящихся друг к другу. Бабка знала, что они дружили со школы. Первая любовь. Родителей Анна потеряла ещё в детстве, воспитывала её тётка, ушедшая в Иной Мир накануне свадьбы своей подопечной. Иногда, старуха завидовала искромётной молодости и обоюдной нежности молодожёнов. Она вглядывалась в их лица, будто искала какой-то тени сомнения друг в друге, и не находила, а с любовью справиться не смогла бы даже она. И сейчас, встретив Аннушку на улице, обрадовалась, уверяя молодую женщину, что поможет сохранить жизнь её любимому.
– Василий побежал на призывной пункт? – уверенно задала она вопрос, получив ответ кивком головы, затараторила. – Беги следом за ним, и волосы, что остригут, и рубашку в какой призовут, принеси потом ко мне, а я почитаю молитвы над этим сокровищем.
– Разве это сокровище? Вот жизнь, это сокровище! – пролепетала Аннушка. Её глаза ничего не видела из-за слёз. Даже бабка не пугала её в этот момент.
– Так я тебе и втолковываю, что помолюсь, – она сделала ударение на этом слове, – ведь волосы с рубахой принадлежат ему, значит, хранят его энергию, его суть, понимаешь? – нетерпеливо спросила она. – Хватит реветь. Беги, да подбери все волосинки с пола, все! – кричала бабка вслед убегающей молодухе.
Анна прибежала вовремя. Василий только что встал со стула. Вид его был растерянным, но он старался скрыть от окружающих свой беспокойный взгляд. Лысая голова выглядела осиротевшей, словно похудевшей, будто с неё сняли что-то очень важное, какую-то Космическую защиту самого человека. Анна кинулась к нему в ноги, поспешно собирая волосы с пола.
– Родная, ты что? Успокойся! – Василий попытался поднять жену, но она вырвала руку и продолжала собирать волосинки в подол своей юбки. – Анна, встань, – как можно мягче попросил Василий. Подняв на мужа лицо, залитое слезами, она поднялась и прижалась головой к его плечу.
– Скидывай рубаху, вон, тебя уже зовут, – трясущейся рукой она попыталась расстегнуть пуговицы на его рубахе. Василия тоже трясло. Состояние жены передалось и ему.
Расстелив одной рукой рубаху на полу (другой она держала край юбки с волосами), она вытряхнула в неё все волосы, отряхивая и отряхивая юбку, ища прицепившиеся к ткани волосинки. Василий стоял в майке, не зная, что ему делать дальше.
– Я сейчас, – выбежав на улицу, Анна побежала к дому, как ветер. Положив свёрток на кровать, схватив вещь-мешок, затолкала в него две рубахи мужа, трусы и носки, остатки хлеба, банку консервы, сахар, что оставался в коробке, и кинулась назад. В гуще толпы она не сразу нашла мужа. Таким растерянным Анна не видела Василия никогда. Помогая надеть ему рубаху, она тихо шептала: «Ты только вернись, вернись, прошу тебя», – слёзы текли и текли по её щекам. Василий видел, как ей не просто.
– Родная моя, ты береги себя, я уверен, что быстро вернусь домой. Ты жди и верь, и я не погибну.
– Ты что? Зачем так? Не говори таких слов, не говори! – она сползла на землю и обхватила его ноги, прижавшись к ним головой, завыла в голос. Василий с трудом оторвал от себя жену и торопливо ушёл к грузовику, ожидавшего добровольцев. Он до боли сжал кулаки, боясь разрыдаться, как и жена. Несчастный вид Анны будто выбил почву из под ног. Он вспомнил, как в детстве Анна спасла его, когда Василий тонул в Волге. Мальчишки на берегу состязались между собой. Он не мог признаться, что плохо плавает. Нырнув, мальчишка захлебнулся. Его волной отшвырнуло от берега, плохо бы ему пришлось, если бы Аннушка не успела. Вода была её стихией, она не раз завоёвывала первые места в районных соревнованиях. Росла бойкой и уверенной, помогая ему не сомневаться в своих силах. И в тоже время, Аннушка была кроткой и нежной. С тех пор они не расставались, за исключением двух лет его службы в армии. И вот, он уходит на войну, а его Аннушка, светлая берёзка, остаётся без него.
Анна поверила. Она всё сделала так, как велела бабка. Та сказала, что сокровище это должно лежать на видном месте, чтоб солдатка видела его перед сном и на рассвете дня. Выбрали специальное место в доме, передвинув для этой цели тумбочку. Перед глазами молодой женщины лежал свёрток: завёрнутые волосы любимого в его рубаху. Все долгие четыре года она шептала молитвы, прося, чтобы муж вернулся живым.
Как-то ночью, внезапно проснувшись, женщина почувствовала тревогу. В окно светила яркая луна, и свёрток на тумбочке ожил: Аннушка вдруг увидела голову своего мужа. Глаза пристально не мигая, разглядывали женщину. Вскрикнув, солдатка зажгла свет. Рубаха мирно лежала на месте. Первым порывом было желание, спрятать свёрток, но вспомнив наказ бабки Нюты, оставила всё, как было. Женщина долго сидела на кухне, не в силах зайти в комнату. Видение стало повторяться. Не помогали ни изнурительная работа на заводе, ни человеческая усталость. Анна стала плохо спать. Собравшись с духом, она пошла к бабке Нюте.
– Не могу больше, эта голова сведёт меня с ума, – бабка пристально разглядывала измученное работой и бессонницей лицо соседки. – Бабушка, делать-то что? – подняв глаза на старуху, Анна вздрогнула от её цепкого насмешливого взгляда.
– Эти видения говорят о том, что Василий жив. Терпи, что нам остаётся, – вздох облегчения вырвался из её груди. Бабка радовалась своей колдовской силе. – Могу самогоночки дать, сладко спать станешь, – ухмылка расплылась по довольному лицу колдовки. Молодая женщина с испугом замотала головой.
И правда, Аннушка получала письма, редкие, но любовно-горячие, согревающие её истосковавшуюся душу. Она стала не только видеть живую голову мужа, ещё ощущать его дыхание, слышать какие-то стоны. Женщина совсем перестала спать. Пригласить к себе подругу не могла, боялась, что узнает про заговоры бабки, поднимет на смех. Подружка была противница всего необычного и непонятного. Анна старалась погружаться в работу, оставалась на сверхурочные смены, подменяла заболевших сотрудниц. Её ценили, а солдатка всё больше и глубже замыкалась в себе.
В деревеньке по домам разобрали беженцев, Аннушка привела к себе бабушку Олю с внучкой. Состав поезда, в котором они ехали, разбомбили, мать девочки погибла, баба Оля ничего не видела от горя. Хозяйка поселила их в свою спальню, где они с Васяткой проводили сладкие ночки. В свою комнату Аннушка заходить не разрешала, да жиличка сама этого не делала и внучке запретила строго настрого. После поселившихся жильцов, видения с тумбочки исчезли. Месяц Анна наслаждалась покоем. Появилась улыбка на её сером похудевшем лице.
– Анна, как дела? – окликнула её бабка Нюта, когда солдатка возвращалась вечером с работы. Молодая женщина вздрогнула всем телом. Холод разлился по телу, будто её окунули в холодную воду. – Может, зайдёшь, чайку попьём? Познакомлю тебя с моей жиличкой. Хорошая девка, да всех её родных убили, горюет.
– Простите, не могу, устала очень, – полуобернувшись, пролепетала Аннушка, старалась проскочить мимо бабки.
– Хорошо выглядеть стала. По ночам больше никто не донимает? – бабка говорила о видении, как о живом существе. Холод опять прошил всё тело Анны. – Письма-то получаешь? Что-то мне тревожно за Василия…– вслед солдатке выговаривала бабка.
Анну трясло весь вечер. Погружённая в свои мысли, она не слышала вопросов щебетавшей о чём-то маленькой девочки, дёргающей её за руку.
– Тётя Аня, война кончается, – объявила ей Сонечка. Анна подняла недоумённый взгляд на бабу Олю.
– Идёт наступление наших войск по всем фронтам, разве не слышала? – не дождавшись ответа, Ольга добавила, – сегодня по репродуктору постоянно передают, – жиличка впервые посмотрела на хозяйку дома долгим изучающим взглядом. Ей жаль было молодую женщину, так переживавшую разлуку со своим мужем. – Анна, ты верь, и муж домой вернётся, верить надо. И я верю, что мой сын вернётся домой с Победой.
Наспех попив травяного чаю на маленькой кухне вместе с жильцами, извинившись, Анна ушла в свою комнату. Разговор бабки Нюты не отпускал её. Известие о наступлении наших войск куда-то отодвинулось. Она забылась тревожным сном. Анна проснулась, будто её кто-то толкнул в плечо. Вскрикнув, она открыла глаза. Рядом не было никого. Светила луна, но солдатка боялась поднять глаза на тумбочку, она уже знала, что голова на ней ожила. Взгляд с тумбочки приказывал, подчинял. Она легла на другую сторону дивана, радуясь, что тумбочка осталась слева за столом. Подняв глаза, женщина увидела зеркало, а в нём обжигающий пристальный взгляд Васятки. Взгляд был чужим, незнакомым, будто смотрел в неё, но не видел. Будто взгляд мертвеца По коже побежали холодные мурашки. Такой взгляд был у бабки Нюты, когда она смотрела на Анну. Женщину чуть не стошнило. Анна торопливо вышла на кухню. Туда же пришла Ольга.
– Аннушка, – жиличка впервые так назвала солдатку, – тебя беспокоит не только разлука с мужем, у тебя душа болит. Ты бы сходила к бабке Нюте, та, я слышала, лечит какими-то заговорами? – Анна подняла на Ольгу взгляд, наполненный болью и страхом. – Тише, тише, ты что всполошилась, не хочешь, не ходи. – Приобняв молодку, Ольга убаюкивала её, как маленькую. Согревшись в тёплых объятиях бабушки Оли, Анна успокоилась. – Страх стал выше тебя, нельзя ему разрешать владеть собой. Может, с нами в комнате будешь спать? – Анна замотала головой.
– Не могу, я там должна спать, – высвободившись из объятий жилички, Анна поплелась на свой ненавистный диван.
Летом сорок четвёртого года, Михаил, сын Ольги, вернулся домой. Ольга писала в свой далёкий город соседке, оставшейся дома с сыном инвалидом. Когда Михаил, комиссованный по ранению, вернулся в полуразрушенный дом, из жильцов никого не нашёл. Поднявшись по шатающейся лестнице развалившегося дома на второй этаж, он зашёл к соседям, дверь их квартиры взрывом вырвало и отбросило к противоположной стене. На полу валялись фотографии, бумаги, письма. Видимо, светлая Сила руководила его рукой, он поднял с пола письмо матери. Через месяц солдат стоял перед домом Аннушки. Ольга не плакала, только долго не могла оторваться от сына. Так и стояли они у калитки, прижавшись друг к другу. Михаил повёл мать в дом, заметно припадая на повреждённую ногу. Пятилетняя Сонечка не отходила от отца ни на минуту.
– Папулечка, мы когда поедем к маме? Она тоже соскучилась без нас. Бабушка всё не едет и не едет. Тебя ждала, да? Ты отвезёшь нас к маме? – она засыпала отца вопросами, прижимаясь и целуя его в щёки.
– Скоро поедем, вот наладим забор у тёти Ани, крышу починим, чтобы дождь не лился в дом, и поедем, – он гладил своё сокровище, еле сдерживая слёзы, глядя замутнённым взглядом на мать.
На семейном совете решили, что домой не поедут, боясь травмировать Сонечку, а уедут на время в Узбекистан к её второй родной бабушке Зине. Та всю жизнь прожила в маленьком городке близ Ташкента. Уезжая, Ольга протянула клочок бумаги с адресом бабы Зины.
– Доченька, ты держись, не поддавайся никаким козням злых людей, не верь им, жди своего солдата, он обязательно вернётся, – обнявшись, они тихо плакали, понимая, что стали друг для друга по-настоящему близкими и родными людьми. – А если пойдёт что-то не так, пиши, приезжай к нам в Среднюю Азию. Я была там, живописный край. Бабку Нюту не бойся, не доставляй ей эту радость. Есть такие люди, которые не могут жить, чтобы не навредить кому-нибудь своей завистью или злобой. Пока мы им не верим, зло остаётся в них, только через страх они владеют человеком. Не допускай её в свои мысли, – жильцы уехали, а Анна ещё долго чувствовала в доме их присутствие. Аннушка удивлялась, что Ольга поняла про бабку Нюту всё, но никогда её не допекала разговорами о ней.
В августе сорок пятого её Васятка вернулся живым и невредимым. Слёзы, радость, жаркие поцелуи – всё смешалось, не покидая первую неделю молодых.
– Представляешь, – рассказывал он горячим шепотом, – я ни разу не был ранен. – Как-то наша рота попала в окружение, живыми остались семь человек. Меня слегка зацепило, просто поцарапало. Лежу я в укрытии и думаю о тебе. Да так тоскливо стало, так захотелось тебя обнять, и я, как наяву, увидел твои родные глаза, даже запах твой ощутил.
– Я тоже, иногда, видела тебя, как наяву. Первый раз это случилось в сорок третьем году, я даже число запомнила, уснуть долго не могла, – Аннушка с любовью погладила мужа по волосам, – это случилось двадцать восьмого мая …, – она не успела договорить, лежавший на кровати Васятка, вскочил.
– Двадцать восьмого мая в сорок третьем мы как раз были в окружении, и меня зацепило, я ведь рассказываю об этом, – он волновался, не в силах понять, как можно было такому случиться, что они оба увидели друг друга, как наяву.
– Это проделки бабки Нюты, – чуть слышно, вымолвила Аннушка. Она рассказала ему обо всём, чем жила эти годы, о его рубахе с волосами. Василий был удивлён.
– Я много был наслышан о её причудах, но чтобы так владеть приворотами! Не знал, что человек способен на такое! А где этот свёрток? – мужчина крепко обнял жену, – мы и это переживём, не грусти, родная.
– Я сожгла его, хотя бабка велела принести свёрток, как только ты вернёшься, – женщина тяжело вздохнула, – а мы это переживём? – задала она сама себе вопрос, вложив в слова особый смысл.
Как-то ночью Аннушка проснулась от страшного сна, открыв глаза, она увидела мужнюю голову над собой. Не мигая, глаза разглядывали её. Женщина закричала. Она вспомнила, как в годы разлуки «голова» с тумбочки тоже разглядывала её. В одной кровати с мужем она больше не могла спать.
– Аннушка, ты почему так напугалась меня? Может, кого-то другого ждала? – голос мужа дрожал, выдавая обиду, – я проснулся, и мне захотелось посмотреть на тебя, разве может любящий взгляд напугать? Ты что-то скрываешь от меня? – Анна вжалась в подушку, её сердцу невыносимо было слышать эти слова.
Начались упрёки, а потом скандалы, и чтобы сохранить свою первую любовь в той чистоте, в какой она жила в её сердце, собрав чемодан, не сказав никому ни слова, Аннушка уехала из чувашской деревеньки в далёкую Среднюю Азию к бабушке Ольге, писавшей ей часто. Анна не могла представить, как будет говорить Васятке, что она его боится, это было выше её сил. Она считала, что пусть лучше думает про неё всё, что ему подскажет сердце или обида, унижать мужа своим откровением она не могла.
Из писем подруги, которой строго настрого наказала не говорить её адрес никому, Аннушка уже знала, что её Васятка женился на беженке, оставшейся в деревне после войны, оказавшейся какой-то родственницей бабке Нюте. Эта сводница знала свою силу.
Среднеазиатский край завораживал. Цветущие сады, мирная жизнь, будто здесь никогда не знали запаха войны, её разрушающую силу. Казалось бы, что сердце должно успокоиться, но оно так тосковало, так скучало по своему Васятке, и порою, Анне казалось, что дыхание её останавливается от его неимоверных страданий. Она старалась скрывать свои чувства от любопытных глаз, и только Ольгин понимающий и сочувствующий взор, наполнял её и благодарностью и ещё большей тоской. В такие минуты она уходила на улицу и долго бродила по пыльным улочкам, стараясь унять душевную боль. Она бы давно уехала назад, если бы её не преследовал жуткий взгляд с тумбочки, а ещё больше – из зеркала, будто из какой-то пустоты. Словно какое-то существо захватило её разум, подчиняя, не давая надежду на счастье.
Ольга помогла устроиться на ткацкую фабрику. Первое время Анна жила со всеми вместе у бабы Зины. Через год приезжая стала передовой ткачихой, усвоив все секреты этого дела. Начальник цеха, бывший майор, получив увечье руки по ранению, стал заглядываться на молодую ткачиху, но Анна не видела никого. Её сердце принадлежало только Васятке. Владимир Ефремович постарался, и Аннушка за усердный труд получила маленькую однокомнатную квартиру.
Вскоре семья Михаила вместе с матерью и дочерью, уехали в свой город, находящийся под Ленинградом, чтобы помочь восстановлению разрухи, принесённой ненасытной кровожадной войной.
На новом месте много лет Аннушка скрывала ото всех свою историю. Подружившись с соседкой Светланой, с которой жили на одной лестничной площадке, она изливала ей горечь утраты своей первой и единственной любви. К Светлане приехала младшая сестрёнка на летние каникулы. Валюшка только вернулась с прогулки. В дверь позвонили. На пороге стояла Аннушка, сохранившая в себе какую-то детскую непосредственность. Её хотелось жалеть и защищать, прижавшись к её плечу, доверять и доверять сокровенные тайны. Тепло, исходящее от всех движений и разговоров Аннушки, просто завораживало.
– Девчатки, может, отпразднуем чего-нибудь? Например, дружбу и верность соседей, – женщина щебетала, как весенняя ласточка, держа в руках блинчики с творогом, – спать ещё рано, – глянув на взъерошенную Валю, она вдруг изрекла: – никак со свидания пришедшая, целовалась, поди? Щёчки, что бутоны! Целуйся, Валюшка, пока годики цветут, – засмеявшись над смутившейся вконец девушкой, Аннушка расцеловала её в пылающие щёки. – Уф, губы-то обожгла! – закрыв рукой рот, она беззвучно засмеялась.
– Ну, хватит, тётка Аннушка, – Валюшка убежала в ванную комнату.
– Чаем-то будете угощать? – соседка деловито прошла на кухню и села за стол.
Валя уже знала, что Васятка к ней не вернулся, хотя десять лет назад, когда умерла его жена, он попытался сойтись со своей непокорной Аннушкой. Мужчина давно знал её адрес, даже приезжал и наблюдал за нею, но подойти не решился. Об этом Аннушка узнала из его письма, которое хранила, как амулет. Валюшка видела, как по-настоящему до сих пор женщина любит своего бывшего мужа, перебирая в памяти все встречи и прожитую, такую недолгую, но счастливую, как она считала, жизнь.
– Один день счастья заменяет сто серых дней, – грустно изрекла Аннушка, держа кружку чая красивой маленькой рукой.
– Так сходилась бы и жила, – ответила ей Светлана.
– Не могу, – парировала страдалица, – видимо бабка Нюта что-то наговорила неправильно, вот мы и маемся. Живые, любящие, а не вместе. Я как представлю, что он будет ночами разглядывать меня, как вспомню его какой-то замутнённый изучающий взгляд с тумбочки и зеркала, боюсь с ним оставаться наедине. Вот так она нас разлучила. – Аннушка замолчала, стараясь скрыть слёзы. Вдруг вскинулась, как вспугнутая птица. – Вы послушайте, что он мне писал, никому не читала. Она бережно развернула затёртое на изгибах письмо, и не глядя в текст, заговорила грустным дрожащим голосом, цитируя его наизусть. Её затуманенный взгляд был направлен в приволжскую деревеньку, где остался её Васятка. Временами, Аннушка прикасалась к письму губами, как к сокровищнице сердца, на мгновение замерев. Иногда, голос снижался до шепота из-за льющихся слёз. «Милая моя Аннушка, берёзка моя светлая, не хочу думать, что тебя кто-то ещё обнимал, кроме меня. Прошло более двадцати лет, а я помню каждый миг, проведённый с тобой. Моя жена не смогла заслонить твой образ ни в быту, ни в близости. Она от нелюбви моей ушла в Иной Мир. Я честно пытался забыть тебя, но сердце начинало так стучать, будто готово было выскочить из груди. Я всегда чувствовал, когда тебе было совсем грустно или когда ты ненадолго забывала обо мне. Однажды, ночью лежу, а слёзы бегут и бегут по щекам. Думаю про себя: «Баба ты, Василий», а сердце трепещет от радости, что думаю о тебе. Я приезжал в твой далёкий городок, видел тебя, а вот подойти духу не хватило. Боялся не понравиться, ведь годы изменили твоего Васятку, А ты всё такая же: красивая и родная. Берёзка ты моя, как же мне тебя не хватает. Однажды попросил Бога, чтобы дал знак забыть тебя или крепче любить? Кот, что лежал в комнате на батарее, вдруг соскочил, подошёл к дивану, где я лежал, встал на задние лапы, и давай мне ими по лицу стучать. Будто пощечин надавал за глупые мысли. Так я до утра от радости ревел. Одна только мысль, что мне надо забыть о тебе, приводит меня в отчаяние. Как бы я ни мучился от одиночества, от тоски по тебе, забывать тебя не хочу, точнее, не могу.
К бабке Нюте ходил, старая она и больная совсем. Выслушала меня и сказала, что зря сожгла ты рубаху мою с волосами, заклинание-то и сработало наоборот. Кается, что сделала такую дурость с нами. Печалится, что из-за этого болеет, «…нельзя, – говорит, – мешать настоящей любви». Да что теперь говорить об этом. Может, приедешь? Я соглашусь спать в другой комнате, лишь бы слышать рядом твоё дыхание. Любящий тебя всю жизнь, твой Васятка».
Аннушка подняла на соседок лицо, залитое слезами и, не говоря ни слова, ушла к себе. Света с Валюшкой долго сидели, не шевелясь, будто боясь спугнуть какую-то маленькую надежду на встречу двух любящих людей.
– Света, я пошла писать письмо Васятке, их надо соединять! – по щекам девушки катились горячие слёзы.
– Аннушка адрес не даёт, боится, что не сможет с ним жить, не хочет обижать ни его, ни себя, – Светлана отёрла глаза тыльной стороной ладошки, и пошла успокаивать соседку.
Валя долго не могла унять душевную тоску. «Надо ж так, оказывается, мелодия первой любви такая сильная, что может звучать всю жизнь! – для неё это было открытием. – Девушка представила, как она полюбит Женю, который вчера признался ей в любви, и они встретятся через какое-то время и будут идти по жизни вместе, а мелодия их любви поможет созданной семье хранить все чувства до конца своих дней на Земле». Валюшка удивилась, что такая мысль пришла ей в голову.
Утром Валя сходила в ЖЭК и уговорила, чтобы ей дали прежний адрес Аннушки. Её письмо улетело в далёкую чувашскую деревню. На конверте чётким подчерком была выведена просьба, отдать письмо Василию Емельяновичу Чубасову в руки. Ни улицы, ни его номера дома Валя не знала.
Каникулы заканчивались, а от Василия так ничего и не было. Как-то возвращаясь из магазина, девушка увидела на скамейке седоватого мужчину. Его потерянный взгляд привлёк внимание.
– Мужчина, Вам плохо? – Валя присела рядом. Он поднял на неё влажные от слёз глаза.
– Понимаешь, духу не хватает, неделю хожу, а подняться на четвёртый этаж не могу. Трус! – он безнадёжно махнул рукой.
– Вы Василий?! – Валя боялась дышать. Он будто не слышал вопроса.
– Берёзка моя светлая живёт здесь, мы много лет не виделись, а я ни на миг не забывал о ней. Нет её роднее никого, понимаешь? – он шептал и шептал, как молитву слова, обращённые к единственной женщине на свете.
– Понимаю! – слёзы радости хлынули из Валиных глаз. – Пойдёмте, я помогу, – она взяла его за руку и повела к подъезду.
Василий шёл, не сопротивляясь. Его холодные пальцы подрагивали, а девушке стало горячо-горячо на сердце от предстоящей встречи таких несчастных и таких счастливых любящих сердец. Она вдруг почувствовала в себе их мелодию первой любви, согревающую вокруг себя весь мир.