Какой был год, какой месяц?..
Было лето…
Митя, Серёга, Илья, Миша, Олег – вот, кто был тогда. Все они закончили восемь классов. Двое собирались идти в девятый, остальные – в ПТУ. Наверное, это было последнее лето (может, это был и последний день), когда они собрались все вместе…
Карьеры уже начали засыпать – горы песка громоздились, песок ссыпали в бездонные канавы, заваливали гравием поверху.
Возникали неожиданные озёра с песчаными пляжами. О! – эти купания над чёрной бездной…
Но рыбачить уходили дальше. По тропкам, промятым в торфе, местами перепрыгивая через канавы. К заветным тайным озёрам, заросшим камышом…
К такому озеру и пробрались в то утро.
Давно уже знали, что карьерные караси на червя не клюют. Только на хлебный мякиш.
Утро было тихое, солнце поднималось неторопливо, неярко в туманной дымке. И парни тоже были сонные и неторопливые…
- Спал бы сейчас, - зевнув, сказал Илья. Ему никто не ответил.
Стали расходиться по берегу (надо ведь найти место, где можно поближе подойти к воде), разматывать удочки…
Митя нашёл тихий заливчик, к воде подошёл даже не замочив кеды. Ондатра, сидевшая на коряге у берега, бесшумно скользнула в воду и поплыла, держа в зубах стебли камыша…
За кустами, о чём-то негромко говорили Серёга и Миша… Олег, вставший на другом берегу заливчика, почти напротив Мити, первым закинул удочку. Поплавок плюхнулся и застыл.
Закинул и Митя…
Так бывает всегда – в лесу, вообще в природе, а может, и в жизни – остановишься и тут же увидишь, что-то интересное – в лесу гриб, на улице – симпатичную девчонку, в библиотеке – интересную книгу…
Сначала Митя увидел жука… Потом, торчавшую из торфа отполированную, похожую на кость доисторического животного корягу… Потом стрекозу, вертолётно зависавшую в воздухе… И тут почувствовал, как удилище дёрнулось в руке. Поплавка на воде уже не было…
Митя подсёк, выдернул рыбину, подтянул её к себе, разворачиваясь, вынес на берег, в траву, и, опускаясь на колено, прижал ладонью… Успел увидеть, как Олег одобрительно поднял вверх большой палец... Снял с крючка почти чёрного, с бронзовым отливом (под цвет воды в карьерах и озере) карася размером с ладонь. Обернулся к Олегу, поднял рыбу над головой. Тот в ответ натянуто улыбнулся, снова показал большой палец и уткнулся глазами в свой поплавок.
Из-за кустов потянуло сигаретным дымком. Солнце алым кругом поднялось над кромкой этого ледникового болота. И уже совершенно чётко было видно, что торчащий из торфа отполированный веками кусок дерева – это же бивень мамонта. И при этом совершенно же точно Митя знал, что это корень или ветка давно умершего дерева…
Он сунул карася в полосатую матерчатую сумку (её сшила мама из каких-то «обрезков», которых много принесла домой за годы работы на швейной фабрике) и повесил сумку на ветку куста. Карась сильно дёрнулся, и куст окатил Митю холодным росяным душем.
Мите казалось, что он теряет время, и караси уплывают, уплывают от него… Торопливо, мокрыми, измазанными какой-то слизью, руками он достал из кармана старой курточки кусок батона, откусил кусок корки и начал жевать, а в пальцах скатал мякишный шарик. Нацепил наживку на крючок (гораздо легче, чем надеть червя) и закинул на то же место, откуда уже выловил рыбу.
В этот момент Олег рванул удилище и, описав дугу, карась шлёпнулся в траву, и Олег кинулся на него, так будто это была огромная щука…
И Митя тоже поднял большой палец и натянуто улыбнулся. И тут же забыл о своём приятеле. Поплавок снова повело…
Три рыбины лежали, в сумке, они уже не вздрагивали, не качали куст. Олег, когда перестало клевать, ушёл куда-то дальше по берегу, с другой стороны из-за кустов, слышался негромкий разговор…
Из камышей выплыла утка, утята, уже довольно большие, плыли за ней, и вся эта птичья флотилия оставляла треугольный след, какой когда-то оставлял на воде их катер. Давно нет отца, давно нет и катера… Утята плывут за уткой (их семь или восемь), солнце больно бьёт в левый глаз, и уже давно, минут пятнадцать, ни клевка…
Раздался свист.
- Олега, Димон, идите сюда! - крикнул Серёга.
Митя достал удочку, смотал лёску. Подошёл Олег.
- Сколько?
- Три. - Митя распахнул сумку, показал.
Олег поднял на уровень глаз целлофановый пакет, в котором лежали два карася.
Все собрались на утоптанной торфяной полянке. Последним подошёл Илья, на ходу ссыпая из ладони в рот голубику…
Осмотрели уловы. У Мити – три, у Олега – два, у Серёги – один, у Миши – ни одного. У Ильи – пять.
- Места надо знать, - довольно сказал он.
- Ну, чего, покурим? - сказал Серёга, доставая мятую пачку «Стюардессы» с парой сигарет. Никто не откликнулся, и он не стал курить, сунул сигареты в карман.
- Пошли отсюда, жарища, - сказал Миша и первым шагнул на тропу в сторону дома.
Перепрыгивая канаву, Митя плюхнулся в воду, его тут же выдернули. Он был мокрый по пояс. Намокла и сумка, и караси вдруг отчаянно задёргались в ней…
Пошли дальше…
- Шли по лесу дровосеки,
Оказались – гомосеки! - пропел вдруг Серёга. И, все: Митя, Олег, Миша, Илья, сам Серёга, засмеялись. Они смеялись всё сильнее, ржали уже, держась за животы.
- Ну, чего ржёте-то? - сдерживая смех, спросил Серёга.
- Слово смешное, - ответил за всех Олег.
Вышли на засыпанный песком и щебнем участок, впереди дорога, за которой их район, переулки и дома с зелёными дворами, поленницами и помойками, а ещё дальше – кирпичные серые коробки пятиэтажек, а над ними – две новые, далеко сияющие стёклами девятиэтажки…
- В петеуху скоро… - матюгнувшись, сказал Серёга и сплюнул под ноги.
И все сплюнули вслед за ним…
Первым был двор Миши и Олега. Пожали всем руки. И тут Олег протянул Илье свой пакет с карасями:
- Наша ячейка рыболовов любителей, решила поощрить самого удачливого рыбака, - торжественно сказал он. Илья от рыбы не отказался.
Потом уходил Сергей:
- На, Ильюха, - подал он свою рыбину и удочку.
- Удочку-то зачем? - спросил Илья.
- А мне-то куда?
Илья взял и удочку.
Митя рыбу тоже отдал ему, а удочку оставил себе.
Пожали руки и разошлись.
Со стороны торфяных болот снова потянуло на город гарью. Жаркое было лето…