Где это – там? На острове Шикотан, рядом с бухтой Край Света. «Оттуда до Японии – рукой подать. А японцы ведь как говорят? Ла-ла-ла. Вот вороны и научились», - совершенно серьезно втолковывает мне маленькая, темнолицая и чуть сгорбленная старушка с соседней улицы, сама похожая на вороненка, выпавшего из гнезда.
Не верить Александре Сергеевне у меня нет оснований – как ни как, она прожила на острове 12 лет! Прошу еще что-нибудь рассказать об этом краешке российской земли и, главное, как она туда попала.
В начале шестидесятых годов, оставшись одна с двумя детьми, завербовалась Александра на рыбный промысел. Крутые перемены в жизни ее не пугали. В эфире без устали звучали бодрые напевы про край таежный, на всю страну гремели комсомольские стройки, и уехать в неизвестные края было обычным делом. Она знала, что в любой точке Советского Союза можно было найти работу и койко-место в общежитии, тем более по оргнабору. Собрала нехитрые пожитки, взяла с собой старшую дочку Лиду, которой подоспела пора идти в школу, а младшенького сыночка оставила в нашем городке с мамой.
Дорога до Находки была долгой. Оттуда до Шикотана плыли на пароходе еще трое суток.
Остров встретил стойким рыбным запахом, от которого на первых порах было некуда деться. Потом привыкла. Ей с дочкой выделили отдельную комнату, и начались трудовые будни на консервном заводе. Александра разделывала уже выпотрошенную рыбу на куски и укладывала в банки. Потом в них добавляли специи и еще без крышек отправляли на противне в огромную огнедышащую печь. В обеденный перерыв работницы запекали для себя целые тушки. Когда рыба «шла» (в основном, сайра), работали по 12 – 16 часов, а дети в это время гуляли сами по себе. Матери были спокойны: на острове криминальных лиц не наблюдалось, а редкие уже тогда медведи были почти ручными, ловили рыбу и на людей почти не обращали внимания.
«Мы, дети, часами бродили по берегу, - рассказывала мне ее дочь Лида. Море там холодное даже летом, мы не купались. Ловили рыбу на удочку или вытаскивали из воды все, что прибьется к берегу – палочки для еды, японские красочные упаковки… Травы на острове почти не было, а вместо нее рос бамбук высотой 20 сантиметров. Он похож на наши ландыши, только листья более жесткие и ствол одеревеневший. На сопках росли карликовые деревья, попадались ягоды, а по пенькам опенки».
Александра Сергеевна вспоминает о том времени с теплотой и нежностью. Жили дружно, весело. Основное население состояло из вновь прибывших незамужних женщин и редких среди них мужчин, которые в этом бабьем царстве «королились». Когда в порт заходили моряки, в клубе танцы были до утра… Ненцы, коренные жители, отличались истинным радушием. Сами они были «ростом маленькие, глазки узенькие, носы кнопочкой и вообще какие-то черные», жили в глубине острова и ездили на оленях.
Климат там, конечно, суровый. Остров сильно возвышается над уровнем моря, и в воздухе не хватает кислорода. Но зато никто не боялся, когда объявляли штормовое предупреждение: четырехметровые цунами разбивались о высокие скалы и не причиняли вреда. Другое дело – землетрясения, которые бывали нередко. «Спали одетыми, - рассказывает Александра Сергеевна. - Когда начнет качать, как в люльке, хватали самое необходимое и забирались на сопки».
К концу сезона основная масса завербованных покидала остров, но Александра Сергеевна после отпуска возвращалась обратно. Работала в котельной и ждала весну. Зимой дома часто заметало под самую крышу. Их откапывали пограничники, выступавшие в роли спасателей. «Как-то понадобилось по работе срочно ехать в другой поселок, а нас замело, - вспоминает Александра Михайловна. – Делать было нечего, я откопала лаз, вылезла сама и дочке помогла. На кого мне было ее оставить? И пошли с ней по насту, он не проваливался».
Работали много, очень много, но и зарабатывали хорошо. Только все ее накопления «съел Селенг», то есть Русский Дом Селенга. Сначала плакала, металась, теперь уже смирилась.
«Даже сейчас с удовольствием уехала бы туда жить», - мечтает маленькая старушка, и в глазах ее вспыхивает задорный огонек. Я ее понимаю – сама из породы путешественниц. Но… если бы молодость знала, если бы старость могла!