Раннее утро

Автор: Денис Фишер

Дворник Максим вышел из своей захудалой каптерки и сонно потянулся. Раннее весеннее утро было еще окрашено в сумрачный свет, и повсюду стояла замерзшая тишина. Сквозь слипающиеся веки он посмотрел на свои старые наручные часы, подарок давно умершего отца, на них было четыре утра. С годами повседневной работы, ему шел сорок второй, он выработал в себе привычку просыпаться в такие часы и поэтому писклявый звон будильника, который пробуждает сонное сознание, ему не требовался. Вообще, Максим не любил спать и предпочитал упразднять ночное время, насколько это было возможно. При всем своем незатейливом и простом мышлении, он был непоколебимо убежден, что сон забирает слишком большую часть времени в жизни человека. Ведь и ночь наделена своими изумительными красотами и невообразимыми тайнами. Вот ты стоишь среди густого сплетения черной ночи, а над твоей головой кружат в медленном вальсе блестящие и яркие танцоры и танцовщицы, вырисовывая своим серебряным светом завораживающие картины. Ты стоишь, чувствуя потоки прохладного ветра и понимаешь, насколько необъятна наша вселенная…

Он снова нырнул в свою обшарпанную каптерку, которая была встроена в боковую сторону пятиэтажного дома, и появился, держа в руке растопыренную метлу на деревянной палке. Свое пристанище он никогда не запирал на замок, ибо, зачем ему тратить время на такие пустые действия. Маленькая площадь с низким потолком напоминала пристроенную нишу для хранения закаток или старых вещей. У боковой стороны располагалась одноместная скрипучая кровать. Ближе к пыльному окну имелся потертый комод и несколько полуразваленных стульев. За желтоватой от времени дверью покоился туалет и умывальник. Десять лет назад это место предназначалось для временного хранения хозяйственного инвентаря ближайшего овощного магазина. Но по счастливому случаю для Максима, магазин находился в постоянном убытке, и поэтому дальновидный хозяин решил пренебречь своей скупостью и закрыл свой овощной бизнес. Как раз в это время Максим устроился на работу и за не имением своей жилплощади, был удостоен занять это скромное и маленькое царство.

Изначально помещение дышало сквозной пустотой. Деньги, которые Максим смог накопить, работая разносчиком газет, хватало только на первое время до зарплаты. Пренебречь свои желудком ради мягкого ложа, Максим не мог себе позволить, но и спать на голом полу вместе с тараканами, желания не возникало. Оставив свое достоинство и гордость в сундуке затянутым паутиной, он решил пройтись по городским мусорным бакам, в надежде обнаружить рядом выброшенную мебель. Сама идея обхода городской свалки была великодушно подана его единственным другом Абрамом, который был примерно его возраста и являлся особенным бродягой мусорных свалок. Особенность Абрама заключалась в том, что в отличие от обыкновенного бездомного и нищего, который всю жизнь рыскает по вонючим помойкам, в надежде найти себе кусок хлеба, он имел два высших образования, знал три иностранных языка и какое-то время, работал в отделе внешних связей. О своем непоколебимом решении вести такой образ жизни, он никогда не отзывался и в его жизнерадостных глазах, всегда скрывалась какая-то тайная причина, которая была зарыта глубоко в его скрытной душе.

Поиски Максима оказались не напрасными и спустя некоторое время, при помощи своего друга он обустроил свою норку, которая тщедушно напоминала квартиру. К Максиму был прикреплен определенный участок для уборки, который занимал небольшую площадь в несколько подъездов и прямую дорожку служащую выходом из дворов. Каждое утро еще до восхода солнца Максим просыпался и принимался осуществлять свое подлинное призвание. Его мысли никогда не воспаряли высоко над небом, поэтому он почему-то просто считал своим неотъемлемым долгом приводить родную планету в порядок и чистоту. Порядок его действий всегда оставался неизменным, и каждое его движение было отшлифовано выработанным рефлексом. Он туго затягивал свою метлу и, выкатывая ржавую тележку из маленького подвала, приступал к своим неотложным обязанностям…

Максим медленно побрел вдоль спящих домов и, лишь дребезжащий звук колесиков его тележки, одиноко слышался в сумрачной тишине. Острые и сухие черты его отяжелевшего лица, выражали какую-то иступленную покорность своей судьбе. Несмотря на то, что работа приносила Максиму некое благотворное удовлетворение, все же полностью довольствоваться своей жизнью он был не в состоянии. Временами он ощущал в себе определенную ограниченность и бедность своего положения. Такая внутренняя рефлексия возникала только по причине соприкосновения с окружающими людьми, пусть даже и косвенным образом. Через его отработанные взмахи метлы постоянно сновали чрезмерно занятые жители дворов, которые не обращали на него никакого внимания, а он являлся невольным свидетелем их интенсивной и насыщенной жизнью. Выхватывая какие-то конкретные, услышанные им обрывки фраз и выражений, возмущений и проносящихся ссор, его неразвитое воображение изо всех сил пыталось дорисовать происходящую картину. Оно пыталось воспроизвести некий эскиз той неведомой жизни, которая обходила Максима стороной, словно он заражен смертельной и заразной болезнью.

Неосознанно в нем возникала тайная зависть. Фундаментом этой зависти, было отнюдь не желание навеять на кого-нибудь порчу и несчастье. Больше всего оно было подкреплено чувством неизвестности, не испытанности. Иногда в нем появлялось какое-то грустное любопытство и некое чувство утраты. Но спустя некоторое время, окутанный в стенах своей мрачной каптерки, он забывался. Его мужское достоинство и самооценка значительно расплылись и превратились в худощавую струю жизненного инстинкта. Его покорное смирение стало единственным стержнем, за который он держался и продолжал волочить свое жалкое существование.

Максим проковылял мимо старой беседки покрытой черной ржавчиной. Погода обещала быть дождливой, отчего вдруг Максиму захотелось укрыться под теплым одеялом и долго наблюдать за играющим небом, а затем, вместе с тихим звуком дождя, выпить горячего и крепкого чая. Но все эти несбыточные желания продолжали оставаться в невесомом состоянии без какой-либо надежды на воплощение в реальность. Опустелый двор уныло всматривался в старательную работу дворника Максима, который был похож на маленького светлячка, потерявшегося в гуще серой пелены. Белесое небо было затянуто сонливой простыней, которая застилала проблески лучистого солнца. Ненавязчивый ветер, от которого пахло мертвенной грустью, слегка колыхал тонкие и слабые листья склонившихся деревьев.

Максим остановился у извилистой дорожки, которая вела к выходу из лабиринтных дворов. Повсюду были разбросаны клочки бумаг, грязные тряпки, издали доносился омерзительный запах свежего собачьего испражнения, мухи хаотично парили над этой загрязненной территорией, словно чувствовали свое превосходство в этом смраде. Ближе к выходу со двора располагались дырявые и погнутые мусорные баки, которые служили средством доставки пищи для бездомных бродяг. Они каждое утро и вечер осуществляли свои обходы, проваливаясь всем телом вглубь мусора. Отброшенные существа цивилизованного общества. Безнадежные жители грязных и вонючих городов. Выброшенные на обочину жизни самоубийцы, чья судьба безжалостно выворачивает и ломает израненную душу. Они убивают и сжигают время. Их жизнь это животная борьба за существование, обделенная понятиями морали, цели, стремления. Это жизнь без прошлого и будущего. Жизнь без воспоминаний…

Метла соразмеренно стала скрежетать по асфальтной дорожке. Пыльный мусор постепенно собирался в отдельные кучки, и дороге становилось легче дышать и наслаждаться чистой свободой. Маленькие птички тихо напевали свои монотонные песни, словно они озвучивали немое и черно-белое кино тридцатых годов. Вместе с просыпающимся солнцем, можно было наблюдать, как закоченелые и отвердевшие от глубокой спячки дома, стали распахивать свои окна, из которых бился желтый свет. Густые тени раннего утра постепенно рассеивались, но подступы дождливого дня снова напускали мантию томной сонливости и меланхолии. В окрестностях опустелого двора стали появляться человеческие образы, чьи лица уже встречались Максиму и являлись главными героями его скудно воображаемых картин.

Максим несколько раз прошелся вдоль тротуара заросшего зеленой травой и украдкой глянул на проходящего мужчину. Полный, с вываливающимся животом в белой обтянутой рубашке и дорогом костюме, он, пыхтя и тяжело дыша, направлялся в свой офис заниматься чрезмерно важными делами, которые касались судьбы чуть ли не всего человечества. Максим подумал, что такой состоятельный человек непременно должен отправляться на работу за рулем какого-нибудь “Лексуса“ или “Мерседеса“. Познания Максима в автомобилях были такими же скудными, как и его жизнь. В его памяти смогли наложить отпечаток лишь эти две марки, которые он видел припаркованными во дворе. Но причина, по которой этот мужчина чуждался общественного и личного транспорта, хотя в душе до ужаса любил дорогие автомобили, было ожирение, которое набирало интенсивные обороты. Ежедневный моцион и строгая диета, являлись теперь самым страшным наказанием для человека, потерявшего контроль над своими желаниями. Максим проводил вспотевшего толстяка любопытным взглядом и продолжил свою работу.

Спустя четверть часа, когда сумрак стал постепенно проясняться, но все же оставался еще парить в воздухе, издали стали доноситься резкие и твердые звуки женских каблуков. Максим, услышав знакомое эхо, мгновенно пристроился ближе к боковой части дороги, рядом с кустами, словно затаившийся хищник, выжидал свою жертву. Но Максим отнюдь не был пожирателем любовной плоти и женских сердец. Он никогда не знал, что такое женское тепло и нежность. Не был жертвой безрассудного погружения в любовные игры, которые обычно заканчиваются тягостными муками по вожделенному объекту. Никогда не ощущал сумасшедший накал энергии и взрывов страстного соития, томных стонов и горячего женского дыхания. Только лишь, однажды, еще в молодом возрасте, ему посчастливилось принять непосредственное участие в пьяном совокуплении с пробитой девкой, чья репутация “безотказной давалки” славилась на несколько ближайших дворов. В тот вечер на квартире, после распитых бутылок водки и пива, Максим был самым последним, пятым по списку из парней, кто вышел из развратной комнаты, где лежащее пьяное тело, напоминающее девушку, благодушно и безразлично принимало любого желающего…

Максим изо всех сил пытался захватить глазами проходящую женщину. Высокая в обтягивающей черной юбке и легкой сорочке она медленно покачивала своими упругими бедрами мимо оставленной дворником тележки. Ее белоснежная грудь слегка выглядывала из небольшого разреза и плавно подпрыгивала при каждом раздающемся звуке каблуков. Гладкие, но уже не молодые черты лица, говорили в ней целеустремленную и сильную женщину на четвертом десятке лет. Спокойные и уверенные глаза отражали незримые, тайные истории и годами накопленный женский опыт. В своей гладкой и крепкой руке она держала телефон и твердым, но не резким голосом спускала обрывки фраз, которые слабо доносились до Максима.

- Нет…, нет. Сегодня не могу. У меня много работы ты же знаешь. Когда освобожусь, позвоню…

Ветер подхватил последнее слово и рассыпал его на уходящие вдаль буквы. Увядшие глаза Максима, который выбрался из кустов, прилипли к отдаляющимся женским бедрам, словно жидкий пластилин к железу. Но его оцепеневшая зримость была обоснована отнюдь не пошлостью и похотливыми желаниями. С годами тягостной жизни, каждый день которой был повторением вчерашней борьбы за выживание в повсеместной бедноте, он искоренил в себе саму потребность в женском внимании и ласке. Даже физическая тяга постепенно угасала, словно догорающая свеча в непроглядной ночи.

Максим испустил тяжелый вздох, чей вес был настолько тяжек, что чистый утренний воздух почувствовал на своих плечах невыносимый груз. На какое-то мгновение он все же ощутил в себе прилив энергии забытой и утраченной молодости. В нем забилась совсем маленькая, крохотная искра надежды и стремления изменить свою жизнь, и направить ее кардинально в другую сторону. Но спустя несколько минут после нахлынувшего отчаяния, которое съедало Максима изнутри каждый прожитый миг, подобно злому короеду, пожирающему древесную плоть, он опустил душевные руки вниз и в очередной раз покорился своей судьбе, которую считал, несомненно, фатальной.

Утро прояснилось. Солнце тщетно пыталось пробиться сквозь плотную клеенку сероватой обливки неба, чтобы рассеять пасмурное настроение весны. Незаметно издали подступали черные тучи, несущие с собой небесные слезы. Максим вскинул голову вверх. Несколько черных воронов крикливо кружили над его головой, будто безжалостные надсмотрщики строго наблюдали за качеством его работы. Он вяло стал догребать остатки мусора, затем, навалил все человеческие отходы в свою тачанку и, медленно покатил ее к мусорным бакам.

На подступе он заметил своего друга Абрама. По своему обыкновению он успел уже порыться в мусорном контейнере и дожидался Максима, блаженно сидя на корточках возле смердящих баков. Абрам был одет в старое поношенное пальто коричневого цвета, длиной почти до самых колен, но с короткими рукавами. Передвигался он в замшевых ботинках, которые украл в обувном магазине в пасхальные праздники. Щеки были покрыты густой черной бородой, а короткие волосы торчали в разные стороны, напоминая проснувшегося воробья. Со стороны Абрам казался самым заурядным бродягой и нищим, не имеющий ни каких отличительных признаков.

Но наряду с его образованием, он имел еще одну скрытную черту, которую можно было уличить лишь, подойдя к нему на близкое расстояние. Запах. Несмотря на свой бродячий образ жизни, Абрам каждое утро заходил в какое-нибудь ближайшее кафе и, заказав себе чашку кофе, шел в туалет и педантично следовал всем правилам личной гигиены. Он приносил в жертву свое грязное тело и после выполнения всех чистоплотных обрядов, обрызгивал свое тело мужскими духами. Парфюмерий Абрам благополучно покупал в магазине со стопроцентной скидкой, без ведомо продавцов. Увидев приближающегося Максима, его безмятежные черты лица озарились и приняли какой-то инфантильный вид. Он продолжал посиживать на твердом, каменистом тротуаре, будто наслаждаясь мягким креслом.

- Утро вам доброе Максим! – крикнул Абрам слегка хриплым оттенком.

Максим, добравшись до ржавых и провонявшихся баков, которые были выстроены в один ряд, стал аккуратно выгружать весь мусор.

- Обыкновенное утро – пробубнил он – раннее утро.

- А шо мы такие грустные? – стал подражать одесскому акценту Абрам.

- Обыкновенный – снова повторил Максим таким же тоном – такой же, как и всегда.

Абрам насмешливо покачал головой и выудил из своего рваного рюкзака горстку хлебных сухарей.

- Будешь? – протянул он сухари.

- Нет – поморщился Максим – ты все мусор подбираешь?

- А ты все мусор убираешь? – передразнил Абрам.

- Я хотя бы дворы очищаю от мусора. Людям ведь, приятно ходить по чистой дороге.

Абрам снова усмехнулся и по-детски прищурил свои уже морщинистые глаза.

- А тебе сказал кто-нибудь спасибо за твой труд? – без насмешки процедил он.

- Нет – неуверенно ответил Максим и выкинул последний сверток мусора – а разве должны?

- От ты чудак. Да никому не нужен твой труд. Ты посредственное звено современного общества. Сгнивший болтик капиталистической конструкции. Не больше того.

- Не знаю, о чем ты говоришь. А ты кто тогда? – Максим уселся рядом с Абрамом и взял несколько сухарей.

- Я – улыбчиво задумался тот – скорее, схематически неправильная деталь этой конструкции. Я не подхожу ни по одному параметру. Мое место в отдалении от этой материалистической машины.

Максим ничего не ответил, только пожал плечами. Признаться, Максим с тугим напряжением понимал Абрама, когда тот начинал проповедовать свои философские идеи и взгляды на современное общество. Но все же Максиму нравилось говорить с Абрамом, слушать его чудные и вычурные формы выражений, обсуждать жизнь. Потому что это был единственный человек, который не проявлял безразличие к Максиму и подсознательно он это чувствовал, поэтому и не акцентировал внимания на разногласие взглядов.

- Сегодня будет дождь – перевел тему Максим.

- Это да – довольно протянул Абрам.

- Чего хорошего? Разве тебе нравиться дождь?

- Ясень гриб – взмахнул руками Абрам – я терпеть не могу солнечную погоду. Когда вся природа начинает играть своими яркими красками, мне почему-то кажется, что она глумиться надо мной или издевается. Дождь, это какое-то проявление правды, понимаешь? Какое-то иррациональное ощущение искренности – Абрам задумчиво покачал головой, будто ему не хватает человеческих слов, чтобы описать свое отношение к дождливой погоде.

- А какой правды? – ненавязчиво поинтересовался Максим.

- Правды жизни – пояснил тот.

Максим в очередной раз пожал плечами и промолчал. Они ели сухари и обводили глазами небо покрытое черными тучами. Где-то раздался глухой звон грома. Свежий ветер настолько был проникновенным, что своими ветровыми волнами, он смог заглушить омерзительный запах, исходивший от мусорных баков.

- Странно – нарушил молчание Максим – ты такой веселый всегда, а любишь дождь. Да и вообще, какие-то мысли у тебя…, грустные что ли.

- Зачастую веселый человек самый грустный и несчастный – подпер Абрам рукой свой подбородок – просто есть люди, которые ноют при всех, а я не люблю раскрывать свои карты при всех. Но самое главное, что никому не нужно мое горе или несчастье, понимаешь? У каждого человека свои проблемы. Поэтому, я буду улыбаться, и пусть люди думают, что у меня все хорошо, когда на самом деле, во мне бушует такой цунами боли, что иногда мне кажется, я не смогу выдержать. Но, знаешь – посмотрел он на Максима – когда ты остаешься один, ты можешь быть собой. Тебе не надо включать психологическую защиту своего организма. Ты раскрываешься, как утренний бутон цветка, понимаешь? Поэтому я часто люблю быть один…. Терпеть не могу людей.

- Я всегда один – вяло ответил Максим – но, когда я с кем-то общаюсь, мне кажется, что я остаюсь таким же.

- А с кем ты общаешься?

- Ну – задумался Максим и почесал затылок – с начальником. Бывает, могу прохожим, что-то объяснить, если они не знают куда пройти или какая-та улица.

- Это пассивное общение – махнул рукой Абрам.

- Это что значит?

- Это значит, что тебя склоняли обстоятельства.

Максим одобрительно кивнул головой, но все же доподлинно слов Абрама не понял. Они продолжали сидеть. В течение этих дискуссионных перерывов, каждый задумывался о чем-то своем. О своей жизни или о предстоящем дне. Молчание было не напряженным, не тягостным. Они задумчиво созерцали окружающую среду, не обращая внимания на уходящее время. Изредка проходили незнакомые люди, кидающие короткие взгляды на сидящих друзей. В общей своей массе эти взгляды были наполнены равнодушием, отвращением, иногда встречалась жалость, еще реже сострадание, но обычно проплывающие глаза отражали полное безразличие.

- Ты счастлив? – спросил Максим.

- К счастью, нет – без иронии ответил Абрам.

- Почему? Разве тебе не хочется быть счастливым? – наивным тоном спросил Максим.

- Я не знаю, что такое счастье – умиротворенно бросил Абрам – я его боюсь. Я просто не представляю себя счастливым. Это скучно, понимаешь? Зачем оно нужно? Ты только представь себе, с детства ты себе ставишь какую-то цель, при достижении которой ты думаешь, что будешь счастлив. Ты тратишь годы, десятки лет, огромное количество времени и энергии уходит на достижение твоей мечты. Всю свою юность, молодость, ты только и думаешь о том, как достичь этой цели и стать счастливым. Ты думаешь, что это принесет тебе полное удовлетворение и тогда, ты точно успокоишься, и будешь жить счастливой жизнью. И вот, наступает тот долгожданный момент, тот момент истины, когда ты, казалось бы, уже стоишь у дверей в царство счастья. Вот, вот, они распахнуться перед тобой и ты возьмешь то, что по праву принадлежит тебе. И действительно – Абрам привстал и потер свои ноги, которые затекли – вот оно, того к чему ты шел долгие годы, обступая всех на своем пути. Ты достиг своей цели. Ты держишь в своих руках то, к чему стремился. Но того предвкушенного ощущения счастья, почему-то, нет. Ты знаешь, что ты смог осуществить свою мечту, но где это счастье? Где это полное удовлетворение? Его нет. Оно ощущается каких-то несколько секунд, а потом наступает пресность, скука, отсутствие интереса. И знаешь, что человек делает в такой ситуации?

- Что? – увлеченно спросил Максим, который слушал, не отводя глаз от Максима.

- Он начинает формировать новые цели. Он ставит перед собой какие-то другие стремления, желания. В нем появляются другие потребности, потому что он не удовлетворен. У него появляется хронический голод по счастью, понимаешь? Он становиться рабом своих желаний. Я не говорю сейчас о биологических потребностях. Я говорю именно про постоянную погоню за счастьем, понимаешь? Счастье – это замкнутый круг мечты и надежды. Я не хочу быть в замкнутом круге. Я хочу быть свободным. Не знаю, получается у меня это или нет. В любом случае. Мне лучше так, чем по-другому.

Близился день. Максим покатил обратно свою тачанку в сопровождении Абрама. По пути он рассказывал Максиму какие-то смешные анекдоты и любопытные истории из своей жизни. Вспоминал давно ушедшую молодость, пересказывал несколько раз времена своих студенческих лет. Максим слушал с радушным удовольствием, ибо посредством рассказов Абрама, он пытался хотя бы краешком почувствовать ту жизнь, которую не знал. Они попрощались. Уходя, Абрам оставил Максиму горстку сухарей и кинул несколько напутственных фраз, которыми он часто любил разбрасываться, показывая тем самым, свои накопленные знания.

Максим дошел до своей каптерки в одиночестве. С неба стали стекать холодные капельки. Удары грома, словно громоздкие барабаны, обещали наступление весеннего ливня. Максим остановился у входа в свое пристанище. Он оглянулся вокруг себя. Провел глазами по зеленым влажным от дождя листочкам деревьев. Захватил несколько окон квартир, в которых мелькали человеческие образы. Какая-та горькая грусть вкололась в его сердце. Он не мог понять свое состояние, но ему захотелось рассыпаться на мелкие кусочки и в тоже время наполнить себя чем-то невесомым, легким и чистым. Его руки тянулись к просветленному небу и в то же время клонились к сырой земле.

Он думал о том, что сказал Абрам относительно счастья. И первый раз за многие прожитые дни и ночи, он задумался над собственным счастьем. Что принесла ему жизнь и что он смог из нее подчерпнуть? Правильно ли он жил? И есть ли вообще какой-то шаблон правильной жизни? И что это вообще, такое правильно? Максим засыпал себя многочисленными вопросами, но ответа на них он таки не нашел. Его внутреннее я, находилось где-то далеко отсюда. Оно плавало по морям и океанам в поиске сокровищ человеческого смысла. Оно приходило и уходило, подобно раннему утру, с наступлением которого весь мир просыпается после ночных сновидений, чтобы снова начать жить. Жить дальше…

Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.