Непридуманная история
Наверное, каждому хоть раз в жизни приходит шальная мысль: если бы я родился в этом городе или в той семье, или в другой стране, какой бы была моя жизнь? Перехитрить судьбу — заманчивая, но, увы, безнадежная затея. От себя, от своих привычек, от своего характера, от своих желаний и страхов далеко не уйдешь…
Маленькая принцесса
Так звал ее отец. Любка родилась в конце пятидесятых, отец ее был ветераном войны, была она поздним и единственным ребенком в семье. Кукольное прелестное личико Люба сохранила до сорока с лишним лет — ни сединки, ни морщинки, вот только фигурой расплылась во все стороны, а личико как было в двадцать лет, так и осталось.
Мы учились на разных факультетах и подругами никогда не были, но Люба, прекрасно знавшая английский и немецкий, помогала мне переводить ненавистные «тыщи» (тексты на иностранном языке, в основном, вырезки из газет, которые преподавательница английского требовала от нас перевести на русский, эти газетные вырезки измерялись тысячами знаков). Я в долгу не оставалась и добросовестно пересказывала ей содержание книг из иностранной литературы, которые Любке предстояло сдавать, но она в них даже не заглядывала. Собственно, на этом наши отношения и заканчивались.
На последнем курсе Люба вышла замуж, потом у нее случился выкидыш на большом сроке, и с мужем они расстались. Но свободный диплом к этому времени она-таки успела получить, и распределение в глухомань ей не грозило. Каким-то образом она умудрилась вытребовать с бывшего мужа часть жилплощади (он попросту купил ей однокомнатную в кооперативном доме) и остаться с ним в приятельских отношениях.
Потом тяжело заболел отец. Лет десять лежал, не вставая. Мать, учительница математики, раньше срока ушла на пенсию, чтобы ухаживать за ним. Любка время от времени помогала. Отец все еще называл ее маленькой принцессой, хотя Любка после выкидыша уже сильно располнела. До последних дней он радовался каждому ее появлению. А потом отец умер.
С матерью душевных отношений не сложилось, просто решали вместе какие-то бытовые вопросы, встречались по праздникам. К тому же после смерти мужа Зинаида Сергеевна какое-то время была «не в себе»: Люба заставала ее разговаривающей и даже спорящей о чем-то с покойным мужем, пару раз Зинаида Сергеевна забывала выключить плиту.
Все эти бытовые мелочи довольно часто встречаются во многих семьях, особенно если недавно ушел из жизни близкий человек. Но Любке эти мелочи сослужили свою службу.
Собственно, о подробностях любкиной жизни я не знала, пока она однажды вечером не свалилась ко мне в дом, как снег на голову.
— Помоги, завтра похороны отца, никого найти не могу, мне в газете, где ты работаешь, твой адрес дали. Придут друзья отца, фронтовики, придут подруги мамы, соседи. Человек на сорок надо стол накрыть. Деньги мне дали, и пенсию его последнюю, и погребальные, и у мамы были отложены. Но надо же еще сготовить, стол накрыть, посадить, накормить…
Отказаться помочь в таком горе невозможно. Вот в тот вечер Любка и рассказала про двадцать лет последовавшей после получения диплома жизни, а также про свою заветную мечту уехать за границу — все равно куда, лишь бы отсюда.
Галопом по европам
На поминках я познакомилась с ее мамой, с маминой сестрой Ольгой Сергеевной и с любкиной школьной подругой, работавшей врачом в психиатрической клинике. Но тогда я этим знакомствам значения не придала. Правда, во время поминок Любка несколько раз вздыхала, что, мол, мама стала заговариваться, и надо бы ей сменить обстановку. Ольга Сергеевна, тетка любкина, подозрительно посмотрела на нее и сказала.
— Любка, я тебя с рождения знаю, что-то ты хитришь, как бы сама себя не обхитрила…
Тетка как в воду глядела. Гораздо позже, частично от самой Любки, частично от ее подруги-психиаторши узнала я, как Люба воплотила в жизнь давнюю мечту. Это происходило в начале девяностых, интернет был еще в зачаточном состоянии, но службы знакомств уже появились и у нас, и за границей. У Любы был, как сейчас бы сказали, бой-френд: молоденький мальчик, который тоже помогал на похоронах. Подруга презрительно называла его альфонсом и, кивнув в его сторону, объяснила, что это так, «проходной вариант». Но сама Любка так не считала.
Каким-то образом уговорила она подругу оформить маму в психиатрическую лечебницу. Возможно, на то и были причины (я не врач, судить не берусь), однако диагноз «вялотекущая шизофрения» под вопросом — несколько насторожил. Вполне безобидная женщина, сильно подавленная горем, но не более того. Подруга продержала в больнице любкину маму месяца три. За эти три месяца Любка развила бурную деятельность. Через службы знакомств она сначала пристроила своего Рудика-альфонса: сама писала за него письма то ли в Германию, то ли в Австрию и нашла для него подходящую немку или австрийку. Параллельно познакомилась с неким Ульрихом из той же страны. Одновременно со всеми этими марьяжными хлопотами, пользуясь тем, что мама «недееспособна», Любка произвела родственный обмен, маму прописала в старенькой хрущевке, доставшейся ей после развода, сама прописалась в родительской сталинке необъятных размеров. И тут же начала ее продавать.
В промежутках между этими захватывающими авантюрами она ездила в Новосибирск, сидела на прием к консулу, оформляла какой-то апостиль и прочие документы. И когда ее Ульрих «созрел» для гостевой визы для нее, у Любки все было готово: квартира продана, мама в больнице, Рудик уже в «загранице», готовится вступить в брак с иностранной гражданкой и ходит на курсы немецкого языка. Обо всем этом она коротко отрапортовала мне, когда пришла попрощаться.
— Люба, а зачем ты Рудика-то отправила туда? Что ты парню жизнь ломаешь? — спросила я ее.
— Ничего ты не понимаешь, — вздохнула Любка. — Для Рудика я и стараюсь. Он всю жизнь с бабушкой прожил, без матери. Я ему и мать, и сестра, и любовница, и вся его семья после смерти бабушки. Как я его одного здесь брошу?
— Значит, Рудика бросить жалко, а родную маму — нет?
— Мама в больнице, — возразила Любка, — за ней хороший уход, и хрущевка-то ей остается, не на улице же она! У нее сестра есть, в конце концов.
Принцип бумеранга: к вам возвращается все то, что вы отдаете
Не «проходной вариант»
После того разговора прошло еще лет десять. В начале двухтысячных неожиданно позвонила Любка из Австрии. Скороговоркой сообщила, что с Ульрихом они давно расстались, она живет на какое-то пособие и еще есть деньги от проданной в Томске квартиры. А потом без всякого перехода Любка сообщает, что за ней следят. Она не знает, кто, но за ней точно следят какие-то люди, а еще соседи и продавцы в маркете.
— Да брось ты, Люба, ерунду молоть, — пыталась я остановить этот бред, — ну, кому ты нужна — следить за тобой?
Любка обиделась и со слезами в голосе продолжала нести чушь, пока я не повесила трубку.
А еще через десять лет меня нашла та самая любкина тетка, Ольга Сергеевна, и рассказала, что тогда, после любкиного отъезда в «заграницу» она сестру выцарапала у медиков под личную ответственность. И сестра благополучно дожила свои дни в ее доме, помогая племянникам по математике, заплетая племянницам косички и чувствуя себя нужной и полезной. Про Любку мать почти не вспоминала.
Недавно Зинаида Сергеевна скончалась. Стали Любке звонить, но там какие-то чужие люди отвечают, да еще на немецком. А как быть с приватизированной хрущевкой? Ведь по справедливости ее бы сестре отдать и племянникам? Может, мол, я знаю, как Любку найти? Я обещала поспрашивать знакомых, которые в Австрии живут. Люди обязательные, надежные, Любку они разыскали: она в психиатрической клинике — мания преследования. И сообщили такую деталь: навещает ее время от времени россиянин, солидный мужчина, по словам врачей, очень интересуется ее здоровьем, часто подолгу с ней разговаривает, утешает ее, приносит ей любимые сладости. Имя у него странное для русского — Рудольф.
Ну что ж, хоть что-то настоящее в беспорядочной любкиной жизни все же было. Парнишка оказался не альфонсом. Он просто ее любил.
Юлия Струкова