Призрак Фёдор таял на глазах.
Полупрозрачный от недостатка общения, он слонялся по городу и умирал от одиночества. Умирал по-настоящему, не для красивой фразы. Руки его мерцали, словно неисправная лампочка, а ноги норовили вот-вот раствориться в рассветном солнце. Город ещё спал и не обращал на Федины мучения никакого внимания. Даже он, такой родной и привычный, оставил Федю в трудную минуту.
– Кажется, кто-то проснулся, – подумал призрак, отвлекшись от невесёлых мыслей: сверху раздался оглушительный грохот, и через секунду с крыши облупленного дома, у которого стоял Федя, свалилась девчонка. Призрак сразу же забыл про умирание.
Девчонка упала на тротуар и разлеглась на нём, как на удобной кровати, – совершенно счастливая, невредимая, хоть и немного сонная.
Долго разлеживаться она не стала: быстро поднялась, накинула на плечи упавший рядом рюкзак, въехала стройными ногами в слетевшие во время полёта шлепки и подтянула ярко-зелёные носки. Выполнив эти нехитрые действия, посмотрела на ошалевшего от радости Федю янтарными глазами и широко улыбнулась.
«Чудесная, хоть и чокнутая», – подумал Фёдор и тоже улыбнулся. Впервые, кстати, за последние два месяца улыбнулся.
Появление девчонки его не удивило – многое он повидал за свою жизнь. К тому же, Федя считал, что чудеса – существа непредсказуемые, на то и зовутся чудесами. И если б ходили они через двери, как приличные, то растеряли бы половину себя, дожидаясь, впустят добрые люди их внутрь или нет.
С трудом оторвав взгляд от «чуда», Федя увидел, что между плитками тротуара выросли ромашки. Воздух при этом наполнился запахом сладкой ваты, тёплой, пушистой и с послевкусием сгорающего сахара. Призрак втянул его в себя полной грудью, подумав, что «перед смертью всё-таки можно надышаться».
– Ни слова про крышу, предупреждаю. Подумаешь, с кровати упала, с кем не бывает, – сказала девчонка, отряхивая от пыли цветастое платье. – Э-э-э-эй, стеклянный, ответишь чего или как? А то мне на вокзал пора, – уже громче произнесла собеседница, так как Федя молчал не хуже рыбы. Стоял, разинув рот – от ваты с ромашками, от «стеклянного» и от того, что вполне живая особа к нему обратилась. «Или неживая?» – подумал Фёдор и посмотрел на девчонку с сомнением – но, судя по её цветущему виду, помирать она не собиралась. Ближайшие лет семьдесят точно.
– Рот закрой, мухи налетят, – насмешливо сказала девочка и рассмеялась. – А может быть, ты немой?
– Мой. В смысле, твой. Ну, то есть… – от неожиданности Федя совсем растерялся, поэтому быстро сменил тему: – Ты что, меня видишь?
– Вижу-вижу, – ответила она. – Только совсем ты скис, просвечиваешь как тюль на том окне, – девчонка махнула изящными пальчиками в сторону окна, где и правда колыхалась тонкая занавеска. – Нельзя так, загубишь себя и до конца дня, боюсь, не дотянешь, – голос она пропитала таким сочувствием, что Фёдор чуть не расплакался. Хорошо, что слёзные железы у призраков не работают, это спасло его от позора. Поэтому вместо того, чтобы разреветься, он решил улыбнуться. Второй раз. «Ну и ну, иду на рекорд», – подумал Федя.
– А ты прямо ходячий пейзаж, – сострил Фёдор, не скрывая восхищения от внешнего вида собеседницы.
– Ой, тебе нравится? – в восторге закричала девчонка и попыталась его обнять. Её руки, понятное дело, рассекли воздух, но у призрака осталось чёткое ощущение, что он только что окунулся в реку, или закопал ноги в тёплый песок, или наелся мороженого. В общем, приятно ему стало по самые его прозрачные уши.
– Меня, кстати, Лета зовут, – заметила девчонка. – Для друзей Летушка, а мы, считай, с тобой уже друзья.
– Ага, – промолвил ошеломлённый призрак. – А я Федя. Для друзей… Тоже Федя, – сказал он и улыбнулся ещё раз. – А ты настоящая… Ну, ты и правда лето? – спросил он, чувствуя себя распоследним дурачком.
– Конечно. А ты что, по-другому меня представлял? – спросила Лета и подошла вплотную к Фёдору. Его призрачное сердце забилось как шальное от аромата земляники и душистой травы.
– Н-не, не по-другому, – промямлил он. – Я как-то вообще тебя не представлял.
– Ну и зря, быстрее бы встретились, – заметила Лета и вздёрнула нос. – Ты почему на улице, кстати? Утро ведь раннее, бродил бы по домам старинным да людей запугивал. Глядишь, и здоровье пошло б на поправку.
– Это да, – задумчиво протянул Фёдор. – Только в домах скучно и мрачно. И пугать я не умею, – признался он. – Я, знаешь, ещё при жизни солнце любил и свежий воздух. А как помер… Ну, хоть и не до конца, считай, помер, но от привычек не избавился, вот и гуляю, хоть и чахну на глазах, – пояснил Федя и для достоверности покрутился перед Летой прозрачным собой. – Мне как призраку положено с подобными общаться, а они... Не самые приятные собеседники: воют да стонут, два радостных слова связать не могут. Бросил я с ними водиться, – заключил Фёдор и вздохнул. – Поэтому, как видишь, уровень моей прозрачности опасно зашкаливает.
– Ничего такого я не вижу, – с улыбкой сказала Лета, достала из волос бархатистый жёлтый одуванчик и протянула призраку. Фёдор взял цветок в руки и захотел срочно упасть в обморок, чтобы очнуться, понять, что не спит, и взреветь от радости, а ещё бы лучше – взлететь, да куда повыше... Потому что руки у него стали как настоящие. Да, мерцали немного, но в целом приобрели полноценную для призраков структуру. И все остальные части повеселевшего тела тоже.
– Спасибо, – пробормотал Федя, так и не дождавшись обморока.
– Пожалуйста, – ответила довольная Лета. – Обращайся, а я побежала на вокзал. Пора уезжать.
– Далеко собралась? – спросил Федя, рассматривая нового, уплотнённого себя, и на всякий случай проверил глаза, так как их предательски защипало.
– На самый близкий юг, – ответила девчонка. – Сегодня тридцать первое августа – конец моей смены, а значит, здесь мне делать нечего, – сказала Лета и присела на тротуар, прямо посреди ромашек. – Тем более, завтра в город на утреннем поезде приезжает Осень, в этом году без опозданий. Да ещё и в компании с моей бабушкой.
– Это с бабой, что ли? – спросил Федя, устроившийся рядом.
– С бабушкой, – поправила его Лета. – Люди прозвали её бабьей Летой, а она все-таки бабушка, которая очень любит вязать, только не из ниток, как люди, а из погоды. В какой год носочки получаются, в какой – шапка с помпоном, а в какой и целый свитер выходит. Люди греются потом этими вещами весь сентябрь. Вяжет она, пока не уснёт, старенькая все-таки, надолго её не хватает, – добавила Лета и улыбнулась Феде скромным солнцем августа. – А мне… Мне на юге хорошо всегда – там никто не замечает, когда осенью становится чуточку теплее от моего присутствия.
– Возьмёшь меня с собой? – спросил призрак и язык прикусил – так удивился собственной наглости.
– Конечно! – воскликнула Лета и вскочила на ноги. – Другом ты моим стал. Теперь ещё братом будь, если можно. И – всем-всем-всем! – выпалила она. – Знаю, ты – хороший… Насквозь вижу, уж извини за сарказм, – сказала Лета и расхохоталась, вскружила призрачную голову Феди тёплым южным ветром.
Призрак только и смог, что кивнуть. Душа его танцевала маловразумительный, но очень счастливый танец. Сердечный молоток тоже не отставал – стучал как шальной.
Федя с Летой отправились в сторону вокзала, и девчонка всю дорогу не умолкала, рассказывая всё, что ей вспоминалось: про то, как она в жару поила с ладошек суровых воробьев, а по ночам грела уличных котов спрятанными в рюкзак солнечными лучами; как укрывала тенью заигравшихся на солнцепёке ребятишек и соблазняла солёным запахом моря заядлых трудоголиков. Трудоголики в спешке паковали чемоданы и отправлялись в отпуск. А Лета провожала их до тех пор, пока транспорт не набирал скорость. И хлопала потом в ладоши, и от радости целовала прохожих в голову жарким солнцем, что не всегда шло им на пользу, конечно. Но что уж поделать, по-другому целоваться она не умела.
Призрак слушал её и смеялся, предвкушая, какая чудесная предстоит им поездка. И ещё он думал, что обязательно станет для Леты «Всем-всем-всем», иначе не видать ему собственных рук и ног.
Как, впрочем, и ушей.
Автор: Эким Кедэри