Ответы из жизни его прихожан.
Когда говорят о гибели собора святой Екатерины, чаще всего отделываются одной фразой: а в 1930 году его взорвали большевики. Но как и почему это произошло? Было ли это явным актом террора или же произошло под ликующее одобрение большинства горожан?
В поисках ответа на эти вопросы можно обнаружить увлекательную историю угасания храма, которому сейчас пророчат титул «сердца Екатеринбурга».
Ведь церковь — это не только и не столько здание, сколько верующие люди. А они после Октябрьской революции менялись. Само время их вынуждало. И прихожане Екатерининского собора в те годы перестали быть единым целым. Начали в борьбе за обладание храмом как объектом недвижимости ссориться между собой. Да так, что их разнимала конная милиция. А потом дети-безбожники-пионеры сказали: дайте это красивое здание нам, ведь лучшее — детям, вы что, против?
И председатель горсовета Анна Бычкова должна была как-то разрешить этот конфликт. Разрешила она его максимально жестко, как хирург-неумеха из анекдота: «Где болит? Резать! Только резать»!
А болело-то — сердце.
Но обо всем по порядку.
Новая жизнь вне государства
Декрет Совнаркома РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» вышел в печать 23 января 1918 года. По своему содержанию он не был «людоедским», направленным «на геноцид» и борьбу с «контрреволюцией». Он скорее являлся регламентом, по которому церкви предписывалось жить в новом, изменившемся мире. Власти в 1918 году не рассматривали церковь как врага, а относились к этому институту как, скажем, к системе банков или тем же заводам.
Поэтому первым пунктом в декрете «О церкви» стояла национализация церковного имущества. Кроме того, все религиозные организации вне зависимости от конфессий лишались права юридического лица, владения собственностью и права на ее приобретение. Однако декрет не запрещал проводить службы, моленья и крестные ходы. Человек, открыто исповедующий веру, не приравнивался к преступнику как атеист в царской России до 1905 года. Вместо открытых гонений группам верующих предоставлялось право на «отправление культа». Для этого общине нужно было составить список членов и пройти регистрацию в органах местной власти. После этого группа могла арендовать для своих богослужений церковные помещения, а также приглашать священников.
Итак, 6 августа 1924 года община Екатерининского собора советом из 16 человек решила встать на сторону главы Русской православной церкви патриарха Тихона. Такой шаг они объяснили сами для себя, занеся в протокол общего собрания, так: «Подчинение отдельной группы граждан, а также священнослужителей своему епископу в РСФСР, как и во всей Европе, является совершенно добровольным, так как налагаемые церковной властью ссоры и наказания за непокорность и неподчинение духовной власти не имеют никакой юридической силы в РСФСР, и не от епископа, а от самой группы верующих зависит сделать свободный выбор между епископом и угодным группе священнослужителем».
В решении совета было записано, что он «находит невозможным признать Святой Синод и Архиепископа, стоящего на синодальной платформе, на основании декрета отделения церкви от государства от 23 января 1918 года». Кроме того, верующие в своем заявлении обращались за помощью к местным властям с просьбой «защитить их право на свободное выяснение своего религиозного сознания и убеждения».
Важно указать, что к этому моменту прихожане Екатерининского собора, припомнив протоиерею Иоанну Уфимцеву то, как безропотно он позволил забрать властям храмовые богатства, изгнали этого священника из своих служителей. Как раз эти ценности власти и припомнили спустя несколько дней после собрания общины. 11 августа в Екатерининский храм нагрянула еще одна проверка. Ревизоры решили, что верующие передали им не все ценности,а кое-что утаили. Конкретно — вещи и предметы, которые получили на хранение после переоборудования церкви при женской гимназии в светскую школу.
Насколько это обвинение властей в утаивании ценностей имело под собой основание, сказать сейчас сложно, но важный факт: оно стало причиной, из-за которой местные власти разорвали с верующими, которые занимали собор Екатерины, договор аренды на эту недвижимость.
Тем временем протоиерей Иоанн Уфимцев, изгнанный православными, которые остались верны патриарху Тихону, собирает свою религиозную общину обновленцев, отрицающую власть и авторитет главы Церкви. Регистрирует ее, а потом подает заявление в исполком, прося предоставить в аренду Екатерининский собор именно ему и его группе!
Интересно, что Уфимцев получает такое разрешение. Между православными возникает конфликт за Екатерининский собор, который из объединяющего начала становится призом для победителя. Обе противоборствующие группы — и «тихоновцы», и «обновленцы» — не выступают против советской власти. И на словах признают ее авторитет, ссылаясь в своей риторике на декрет от 1918 года «О церкви». Это с одной стороны. С другой, Уфимцев имеет на руках законное решение об аренде храма, но, когда он приходит занять помещение, там уже стоят его идейные оппоненты. И не пускают!
Любой конспиролог от краеведения увидит в этой ситуации параллели с сегодняшней историей храма и сквера на Октябрьской площади, которая вылилась в восьмидневное противостояние. Так вот, с 18 по 25 октября 1924 года Екатерининский собор делили очень похоже: один объект, два претендента и каждый со своей правдой. А власть сверху. Наблюдает.
Но вернемся к протоиерею Иоанну Уфимцеву. Когда священник, зайдя в храм,попытался протиснуться через толпу верующих к алтарю, чтобы начать службу, жена председателя общины «тихоновцев» Татьяна Корзухина попросила своих сторонников помешать этому. А потом сама вытолкала Уфимцева на паперть, где, по словам очевидцев, поколотила. Место молитвы стало пространством ссоры. Люди высыпали на площадь, и дело могло закончиться дракой, если бы не конный милицейский патруль, который всех разогнал. Так закончился первый день битвы за собор, 18 октября 1924 года. На следующий день было тоже самое, и на следующий — ни службы, ни проповеди. Только ссоры и ругань.
Активисты из «тихоновцев» от имени всех прихожан заявили представителям горисполкома, что не пустят новую общину в свой храм, пока не будет разрешен конфликт. А власть ответила на это волеизъявление людей согласно своей природе неизменно во все времена. И если сейчас она называет протестующих в сквере «майданутыми сторонниками Навального, агентами Госдепа», то раньше (при сохранении сути) риторика была несколько иной. Конфликтная комиссия, во-первых, запретила на неопределенный срок любые богослужения и вообще людские сборища в храме, установив милицейский пост, а во-вторых, обвинила «тихоновцев» в разжигании и квалифицировала их поступок как «антисоветское контрреволюционное выступление с дальнейшей вербовкой контрреволюционной группы».
На самом же деле, несмотря на классическую теорию заговора заказчика протеста и кукловода, которая всегда нравится любой авторитарной власти, не способной на диалог, участники конфликта как раз хотели решить вопрос цивилизованно. И «тихоновцы» начали собирать с прихожан подписи в свою поддержку. Заявление с 840 подписями легло на стол административного отдела уральского облисполкома. В письме говорилось, что они численно больше, чем «ничтожная группа, образованная священником Уфимцевым», а «большинство не должно быть в подчинении небольшой горстки». Ответ властей был опять «классическим», в стиле: а вы неправильно подписные листы оформили — только другими словами. Заявление православных «тихоновцев» рассматривать не стали, заявив, что большая часть подписавшихся не принадлежит Екатерининскому приходу территориально.
28 октября 1924 года собор оставили за «обновленцами». И конфликт перешел в тлеющую фазу.
Не закроешь по щелчку пальцев
Следующие пять лет для Екатерининского собора можно считать бедными, но относительно спокойными. Официально местная власть никаких гонений на верующих не объявляла, стараясь вести себя в духе декрета «О церкви» 1918 года, по которому каждой религиозной группе могло предоставляться в аренду помещение для отправления своих обрядов. Но на деле в маленьких городах и селах храмы закрывались под предлогом переоборудования в сельские клубы. Верующие жаловались в Уралоблисполком, а чиновники принимали меры, рассылая под грифом «секретно» директивы, в которых громили райкомовских «князьков» за «перегибы на местах».
Причины такого лояльного отношения советской власти к верующим объясняется в одной из докладных записок уральского областного административного отдела: «Противозаконное закрытие церквей и их запечатывание повлечет за собой целый ряд нежелательных последствий, с одной стороны, и, с другой, в корне дискредитирует изданный правительством РСФСР закон о религиозных объединениях».
В общем, бюрократия советского Урала сыграла в какой-то степени на пользу уральским церквям. Без повода, совсем беспредельно храмы если и закрывали, то старались это делать редко. А чаще создавали повод,формировали из населения безбожное большинство, которое высказывалось против верующих. Но были также случаи, когда комиссия, рассмотрев конфликтную ситуацию, постановляла: религиозной общине церковь необходимо вернуть.
Непростую для местных властей ситуацию с закрытием церквей в регионе нужно было рассказать для того, чтобы понять: Екатерининский собор местные власти не могли взорвать так просто, в любой момент. До самого последнего месяца перед уничтожением в церкви проводились регулярные службы, а, например, Пасха 1927 года получилась самой массовой за несколько лет. Во время литургии тогда Евангелие в Екатерининском соборе читали на пяти языках: русском, славянском, латинском, немецком и эсперанто.
Может быть, именно тогда свердловские чиновники убоялись возрастающего влияния церкви (говоря «убоялись», мы можем только предполагать, так как в Госархиве нет записок, поясняющих истинные мотивы) и захотели ее уничтожить. Но просто так это было сделать невозможно. Нужен был хотя бы минимальный признак легитимности — «народ вас не хочет, не любит, он против». И представители власти сделали все, чтобы такую легитимность получить. А начали они с детей. То есть пионеров.
Крестовый поход на храм безбожников-детей
Рупором в этой кампании союза юных безбожников стала уральская еженедельная детская газета «Всходы коммуны». Осенью 1929 года на ее страницах стали публиковаться карикатуры и заметки против священников и верующих. А сами пионеры начали собирать подписи, требуя передать Екатерининскую церковь именно им под детский клуб.
Вот цитата одной из заметок «Всходов коммуны»:
«До чего же нынче безбожные стали ребята. В бога и чертей не верят, попов не боятся, а теперь вот даже на Екатерининский собор ополчились: „Даешь церковь под клуб!“ Да не только кричат об этом, но дело делают. Практически проводят сбор подписей за отобрание церкви. Знают ребята, что с попами воевать нелегко, не так-то легко попы отступятся от „хлебного“ места — церкви, вот и ходят пионеры и школьники день за днем по домам, собирая подпись за подписью, увеличивая количество голосов за передачу церкви под клуб».
Нельзя сказать точно, руководил ли кто-то нападками пионеров на церковь или, что не исключено, дети гражданской войны, не знавшие жизни до революции, были идейными безбожниками, но они, говоря современным языком, качнули тему. И в начале 1930 года местные чиновники во время кампании по выбору в горсовет совместили этот процесс с голосованием жителей горожане по вопросу Екатерининского собора. Свердловчане выбирали, что делать с храмом: оставить общине как есть или же закрыть,а потом (вот такая формулировка) «использовать для общественно-полезных надобностей».
Большинство — 37 тысяч человек — проголосовало за закрытие. Тут, казалось бы, местным властям и подарить церковное здание пионерам,но 15 февраля 1930 года Анна Бычкова издала постановление об уничтожении храма. Почему так? Откуда такое расточительство? Можно предположить, что советская чиновница испугалась конфликтных ситуаций, которые неизбежно возникли бы с собором в будущем, ведь верующие никуда не делись и наверняка попытались бы оспорить передачу здания пионерам. А это — новые конфликты, которые никому не нужны. Вероятно, Бычкова хотела ощутить себя Соломоном, принимающим мудрое решение. Царем из той притчи, в которой делили ребенка. Но поступила она как эпигон на Македонского, который не стал распутывать гордиев узел, а разрубил его. Действительно, нет собора, нет вопросов. Нет точки притяжения.
Хотя, конечно, все это предположения. Официальное объяснение Бычковой звучало так: «Расположение церкви находится по планировке города не на месте, что с проведением канализации, водопровода и трамвайных линий будет препятствовать осуществлению этих мероприятий».
Православной общине (двум сотням человек) взамен собора святой Екатерины предложили перебраться в Верх-Святскую Михайловскую церковь.
Рухнул только с третьей попытки
5 апреля комиссия Уралоблисполкома из трех человек рассмотрела постановление горсовета о Екатерининском соборе и согласилась с тем, что его нужно снести. Взрывали храм специалисты Взрывсельпрома — московской конторы, которая единственная имела право проводить подобные работы. Хотя на Урале были и свои эксперты по этому делу — служащие Приволжско-уральского военного округа. Их, к слову, собирались уже привлечь, но потом из Москвы ответили, что случай не исключительный, и прислали своих людей. Но сделать все лихо и с шиком у них не получилось. Крепкий храм поддался и рухнул окончательно только с третьего подрыва.
А как же дети? — спросите вы. А дети в сентябре получили у государства усадьбу Харитонова-Расторгуева под Дворец пионеров. Камни же, оставшиеся от храма, пошли на строительство соседних зданий. А на месте руин разбили фонтан.
Но это уже другая история.
ЕТВ выражает искреннюю признательность сотрудникам ГАСО Свердловской области за неоценимую помощь в подготовке материала