Он стоял напротив окна, выходящего на заднюю сторону дома. Его взгляд, бессмысленно скользил: по убранной лужайке, которую освещало восходящее солнце; по высокому, кривому, почерневшему дереву, раскинувшего свои ветви, больше похожие на костлявые руки; по обрывкам, высохшей веревки от качелей, оплетающие его особенно толстую ветвь; по мерно шелестящим кронам деревьев, стоящими за проржавелой решеткой. Он чертовски напугал свою маленькую красавицу. Его извечная подозрительность и неверие, сыграло с ним отвратительную шутку. Да, она вчера говорила с ним, более того, слышала. Не боялась, но было что – то… Как будто, она неожиданно для себя открыла страшную, потаенную тайну о ее Чудовище. Что – то сломалось, там, в глубине и он плохо представлял, как можно восстановить хрупкое равновесие, их далеко не нормальных отношений. Или же не нормального согласия и принятия находиться рядом друг с другом. Безумное Чудовище и не менее безумная Принцесса, если она до сих пор находится внутри дома, не помышляя сбежать. Он с силой провел ладонями по лицу. Раньше, его не заботило ничего. Ни – че – го. Куклы приходили, он с ними играла, а когда они надоедали, он, как капризный ребенок, ломал их, чтобы больше не отвлекали своим страхом и своими криками, от которых начинала раскалываться голова. Что же было не так с его птахой? Что в ней было такого особенного, что она неожиданно перешла из разряда кукол, в прекрасную, очаровательную птицу, которую не хотелось обижать и мучить? Он тяжело вздохнул, потерев лоб пальцами, на мгновение зажмурившись. Хотелось увидеть на ее лице улыбку. Не осторожно приподнятые уголки губ, не едва заметная искривленная ухмылка, а чистую, открытую, светлую улыбку. Что бы хрупкое согласие было восстановлено. Он перевел взгляд на растущий по стене фасада вьюн. Тонкие, нежно – зеленые листочки, едва заметно колебались на легком ветру и белые, аккуратные цветочки, склонялись к холодному, гладкому камню.
« Солнце, льющееся через высокие, витражные, стрельчатые окна, солнечным зайчиком пробегающие по резным зеркалам, играло в метелке шнура, удерживающего портьеры. Массивный длинный, резной стол, устланный белоснежной, гладкой скатертью. Изящный, фарфоровый, чайный сервиз. Серебряные, витые ложечки. А в середине, большая ваза с изящными, высокими, кроваво – алыми розами. И девочка… Девочка с золотыми локонами и пронзительно – синими, чистейшими глазами. Живая, фарфоровая статуэтка. Маленькая, изящная, хрупкая. Изумрудное платье, белоснежный передник и ноги в аккуратных лакированных туфельках. И такой же белоснежный чепчик, скрывающий золото волос. В ее тонких, маленький руках, чистые белые азалии. Она подносит их к лицу, закрывая глаза, вдыхая тонкий цветочный аромат и на ее губах, играет кристально – чистая улыбка.»
Он тряхнул головой, отгоняя навязчивый образ когда – то живущей здесь пришелицы и переводя взгляд на цветы вьюна. Догадка пронзила его и он взмахом руки распахнул окно, впустив в помещение свежий, лесной воздух. Он подошел в плотную к окну, протянув руку, чтобы сорвать цветок, но ладонь наткнулась на зеркально – прозрачную поверхность не позволяя ему дотянутся. Чертовы границы. Он скрипнул зубами от злости, проводя по преграде когтями, впрочем, ничего не добиваясь. Дом не выпускал его. Что же… Иногда кривые пути, самые правильным. Он ухмыльнулся своим мыслям и быстро выскользнул из комнаты, в мгновение ока оказавшись внизу. Он кинул быстрый взгляд на диван. Его красавица спала, подложив ладонь под щеку и ее легкое дыхание играло с локоном волос, упавшим на лицо. Он мотнул головой, пересекая гостиную, остановившись у камина. Простой, электрический, уже давным – давно не работающий, но вот висевшая рядом с ним потускневшая кочерга, была вполне настоящей и даже работоспособной. На мгновение оглянувшись и до конца удостоверившись, что его пташка продолжает спать, он протянул руку, коснувшись железа. Металл легко лег в руку и он, затерявшись в тенях, скользнул обратно в комнату с открытым окном. Границы нельзя переиграть, но слегка обмануть… Он поднял кочергу, медленно подводя ее к открытому окну. Там где стоял незримый барьер, не пускающий его, кочерга прошла, остановившись около вьюнка. Он слегка переместился, удобнее перехватив металл, стараясь подцепить изогнутым концом цветок. Не с первой и не со второй попытки, но ему это удалось. Цветок неотделимый от растения, лег на подоконник и он перехватил его, не давая сорваться на территорию, куда он не мог ступить. Положив кочергу рядом с собой, он аккуратно оторвал цветок, уложив его на ладони. Такой маленький, такой хрупкий, такой беззащитный. Прям как его птица. Его губы растянулись в улыбке. Это было прекрасная идея, хоть и сопряжена с почти неравным боем с его клеткой. Он хмыкнул и быстрым шагом направился вниз. Осторожно опустив цветок на столешницу, рядом с ее лицом, он отошел, любуясь своей ребячливой авантюрой. В конце – концов, даже безумные монстры, способны на проявление добра. С этой мыслью, он забрался на тумбочку, сев в привычную позу, на корточки, приготовившись ждать, когда проснется его принцесса.