Вашингтон стал первым штатом, разрешившим использовать тела людей для производства удобрений (с одного усопшего можно получить аж до двух тачек!). Так, во имя рациональности человек добровольно сливается с миром, которому столь отчаянно противопоставлял себя на протяжении тысячелетий. Идея равенства — по сути, уравнивания субъектов (которых отныне нет) и объектов (которые только и есть) — берет новую символическую вершину. Та же кремация, несмотря на отход от христианских канонов погребения, предполагает некую остаточную неприкосновенность личности, сакральность смерти и уважение к умершему, которое проявляется в отказе от рационально-экономического отношения к его останкам и нематериальному (духовному) наследию. Целенаправленное же превращение мертвеца в компост символически отрицает иерархию, в которой человек еще мог претендовать на какое-то особое место. Место, обоснованное наличием субъектности. Мы все равны. Возрадуемся!
Вот только нет никакого удовольствия в том, чтобы быть равным другим. Уж лучше — ниже, уж лучше — гаже. В грехе скрыта возможность раскаяния. Падение предполагает, что было куда и откуда падать. Равенство же означает тотальное ограничение — если не отсутствие — возможностей: зачем индивидууму возможности, если все и так уже равны? неужели кто-то считает себя выше остальных (впрочем, инаковость уже порок)? какого выбора, каких возможностей кто-то еще может желать, если выбор (профессионального функционала и потребления) и возможности (карьера и опять же [строго нормированное] потребление) уже есть?
Следовать тропой уравнивания, как и тропой отрицания (уничтожения) можно без конца: все не уравняешь, все не уничтожишь. Как равны все люди, так равны и все живые существа (давайте бороться за права животных и растений). Разумно продолжить: равны друг другу все объекты, — и живые, и неживые (отсюда логически вытекает борьба за право объектов оставаться нетронутыми). В конце концов, отрицание субъекта предполагает, что все бытие есть броуновское движение без какой-либо цели, зато с бесчисленными причинами. Движение, напоминающее макабр не только внешне, но и по самой сути. Ибо пляска смерти — тоже танец уравнивания, танец уравненных. Так, в логике уравнивания прослеживается детская (для тех, кто поднимается на вершину новой иерархии)/старческая (для тех, кто спускается вниз) неспособность разделять мир на отдельные элементы, недифференцированное восприятие бытия. Разумеется, никаких результативных методов и стратегий для взаимодействия индивидуума с окружающим миром такая логика предложить не может.
В итоге уравнивание не выходит за пределы воспроизведения нарратива, призванного нивелировать (уравнять) все, что еще претендует на право именоваться вершиной: "любовь — это всего лишь гормоны", "храбрость — это способность организма выделять такой-то белок", "религии, нации и пол — это конструкты, не имеющие ничего общего с действительностью". Разумеется, обижаться на подобных индивидов не стоит. Надо лишь помнить, что, следуя их же мировоззрению, они не люди, а набор органов/клеток/атомов, чья иллюзорная цельность на деле оказывается очередным конструктом.
Гораздо интереснее узнать какими культурами будут засеяны поля дольнего нашего мира после того, как догорят последние очаги пожара. Того пожара, что дожигает когда-то непроходимый лес европейской культуры. Скоро победителям уже не придется скрываться под масками гуманизма, толерантности и непротивления насилию. Но это потом. А пока хочется напомнить, что стены Иерусалима срыли, чтобы город стал беззащитен перед натиском легионов.