Шел третий месяц службы на северном кавказе, как в любой части есть свой караул, у нас их было два, внутренний это на территории части и гарнизонный, про гарнизонку я напишу позже. Шел февраль 1997 года, утром на построении нам объявляют, что шестой взвод заступает в караул по охране госпиталя, на месяц. Такого караула никогда не было, и госпиталь вообще не охраняли, смысл задачи нам никто не объяснил и до самого конца мы не знали от кого мы его круглосуточно охраняем. Но нам было все равно, именно какой караул был для нас просто отдыхом, это как во время службы съездить на курорт. Взвод разделили на две части, одна группа меняла другую, и что радовало караул состоял из одних молодых, дембелей и дедов в нем не было.
Днем нас рассадили и сказали учить караульный устав, учить нужно было обязательно, потому что на разводе перед заступлением спрашивали обязанности, и тот кто вообще ничего не знал отстраняли. Выдали нам новые бронежилеты и каски, и еще каждому по радиостанции, а вечером на дежурной машине нас отвезли в госпиталь. Там все уже было оборудовано, всего было четыре поста, плюс патруль из двух человек и дежурный бтр с экипажем который стоял перед регистратурой. Первый пост находился возле главного кпп, там выкопали окоп в полный пост и часовой стоял в нем с пулеметом пкм оснащенный прибором ночного видения. Остальные три поста были расположены по периметру, сделаны они были из белых мешков с песком, вся прелесть этих укреплений в том, что там можно было и сидеть и лежать, часового не видно вообще, и подходить никто не имел право кроме разводящего во время смены поста.
Привезли нас заранее часа в четыре, чтобы ознакомить с территорией и постами. Посты не менялись, кто куда заступил тот до конца там и оставался, меня поставили на четвертый самый последний пост, он был на углу перед оврагом, рядом с моим постом росли большие ели по которым бегали белки. Караульную комнату для нас выделили в кожно-венерологическом диспансере, одну палату. Скорей всего это было сделано потому что там лежало всего четыре человека, три солдата с какими-то кожными заболеваниями и одна молодая блондинка Зина, как мы потом выяснили служила она в звании прапорщика, а лечилась от сифилиса. Пробыла она там не долго, через пять дней ее выписали, но когда она там была нам было на много интересней, все таки и не важно чем она болеет, каждый вечер перед отбоем Зина сидела в коридоре перед телевизором, наши кому полагалась отдыхать, сидели рядом, и те больные солдаты тоже, после того как она ушла телевизор больше никто не смотрел.
Первый раз когда я заступил на посту, вел себя правильно, смотрел по сторонам, короче охранял, потом когда понял, что нас здесь никто не контролирует, а сотрудники госпиталя понятия не имеют какая у нас задача, можно было расслабится. Радиостанции мы использовали для доклада через каждые 20 минут, но потом мы их перенастраивали на радиостанцию юность, которая вещала до 12 часов. У меня на посту в заборе была дырка, сам забор в низу как бы в овраге, а пост наверху и получалась как хорошая горка если спускаться от меня вниз к забору. Так вот, повадились через эту дыру лазить местные мальчишки, чтобы кататься с этого склона, с начало я их гонял, но потом они мне принесли сигареты, пачку мальборо за час. По сравнению с тем, что мы курили, это была просто сказка, и я конечно разрешал им кататься.
Прошла примерно неделя, мы уже освоились и чувствовали себя как дома, я заступил в патруль, в патруль заступала бодрствующая смена. На территории госпиталя была своя теплица, в которой круглогодично выращивали помидоры и огурцы, а работали в ней гражданские местные жители. Однажды будучи в патруле мы с напарником обходили периметр, обошли он пошел греться к девчонкам в приемную, а я пошел проверить теплицу, там горел свет. Зайдя в теплицу я увидел одного гражданского и нашего разводящего, который был слегка пьяный, все бы ничего и я собирался уходить, как гражданский он был осетином, настойчиво предложил мне задержатся. После того как он уперто просил меня дать подержать автомат, но я ему не давал он вынул бутылку с осетинской аракой, развернул закуску и предложил выпить, я категорически отказывался, но разводящий сказал можно. Можно было потому, что он боялся, что я расскажу про него, что он пил ночью, поэтому они просто так отпускать меня не собирались. Выпил я три рюмки, хорошо при этом закусив, арака это осетинская самогонка, но не 40 градусов, а где то 20. Это был первый раз когда я выпел на службе, к девчонкам я в ту ночь не попал, после теплицы мы с разводящим пошли спать, и в дальнейшем об этом случае никто не узнал.
Немного про девушек из приемной, они там дежурили круглосуточно и в основном все русские, для них мы тоже были как и они для нас, нечто не обычное, притягательное. Били такие случаи, что они подкладывали на бтр посылки со сладостями и мылом, но мы знали, что это они.
Этот караул был как отпуск, много разных случаев, если писать то уйдет дня два. После того как нас сняли с госпиталя мы узнали зачем мытам были, оказывается там лежал на лечении генерал из штаба армии, и вся информация была засекречена. Потом уже весной, когда начал таять снег в госпитале почти под каждой елкой нашли пластины от бронежилетов.