О родителях
Мой отец был военным врачом, поэтому мы часто переезжали. А мама хотела быть актрисой, поступила в Ленинградский институт театра, музыки и кино. Она была очень красивая, такая изысканная, утонченная. В начале войны она могла уехать с институтом в эвакуацию, но не уехала, потому что бабушка лежала в больнице. В результате провела в городе всю блокаду. Бабушка умерла от голода. Почти все родственники умерли. Мама выжила только благодаря папиному пайку – он ее подкармливал.
Отец служил на Ладожской дороге и однажды увидел маму: она помогала переправлять детишек по «Дороге жизни». И влюбился. На том история могла бы и закончиться, потому что военные дороги повели папу дальше. Он дошел до Берлина, на передовой в палатках оперировал – и ни одной царапины! И все это время помнил ленинградскую студентку. После Победы папа приехал за мамой в Ленинград. Так мама стала не актрисой, а женой офицера. Когда мне было 7 лет, папа вышел в отставку, и наша семья осела в Одессе.
О профессии
Я всегда хотела быть актрисой. В старших классах поступила в Народную студию актера при Одесской киностудии. Я даже сыграла главную роль в картине «Счастливый Кукушкин». А главного героя играл Володя Меньшов. Недавно прошел фестиваль в Госфильмофонде, и на закрытии показали этот фильм. Нам с Володей вручили очень симпатичные подарки: часы, корпус которых сделан из таких круглых металлических коробок, в которых хранится кинопленка. Коробки сплошь оклеены фотографиями из фильма, на которых мы с Меньшовым такие молоденькие, туда же вмонтированы циферблат и батарейка. То есть это нормальные часы, которые идут и показывают время. Вот так нам напомнили о нашей первой картине.
Про Маньку-облигацию
Маньку я сыграла, вернее с перепугу что-то такое изобразила, благодаря Славе Говорухину, благодаря моим партнерам. То есть я ничего не изобретала, ничего не играла. Бросили меня – и я поплыла. Поэтому там никакого моего творчества нет. Более того, мне ведь не приходилось встречаться с женщинами легкого поведения, я не знала, какие они бывают. Эту картину я очень люблю. Когда она идет по телевизору, думаю: присяду на минутку, чуть-чуть посмотрю, а в результате оторваться не могу.
О любви
Я считаю, что любовь к мужчине – чувство эгоистичное. И всегда с претензией. Особенно когда оно со страстями: «Я люблю тебя больше, чем ты меня! Нет? Тогда докажи, что я не права!» Но ведь известно, что в любви важен не субъект, а объект. Это ты находишься в таком состоянии, это тебе надо излить какие-то гормоны, феромоны… что там еще участвует в этой химической реакции? И в этот момент на глаза попался Он. Ну, так получилось. Мимо проходил. Потом ты понимаешь: боже, какой обман, какой мыльный пузырь! Но человек-то в чем виноват? Он случаен в этой истории. И зачем от него чего-то требовать? По какому праву? Так что любовь – это все придумано. Только любовь матери к ребенку может быть истинной. Поскольку ты его родила, и ты единственная, кто может его защитить. И простить все.
Про Москву и Петербург
Москва так и не стала моим городом. За что Москву любить? За старые переулки? Ну, переулки... Может, и была в них какая-то душевность, когда ходили по этим улочкам троллейбусы-«букашки», теперь их нет – и душевности нет. Во всяком случае, я не ощущаю. Может, у меня такое отторжение из-за страшной урбанизации? И ужасной коммерциализации всего и вся? Я в Москве все время нахожусь в напряжении: как доехать, как припарковаться. И московское солнце не люблю. Оно какое-то искусственное. Здесь мне больше нравится пасмурная погода, можно даже с дождичком. Мне ближе Северная столица – Ленинград. Петербург. Потому что мама постоянно об этом городе рассказывала. Все мои предки по маминой линии – петербуржцы.
О гастролях
Да, я много гастролирую. Это значит – часто нахожусь в центре внимания людей, чья энергетика просто рвет меня на куски. Именно от этого устаю, а не от переездов и спектаклей. Думаю, многим артистам знакомы такие ощущения. И я научилась себя оберегать у Людмилы Марковны Гурченко. Она все время ходила в темных очках, и я теперь тоже часто ношу очки. Потому что, как она говорила, стекла спасают, когда кто-то смотрит тебе в глаза (а они, как известно, зеркало души) с напором, с энергией разной, иногда не самой хорошей, с завистью, с излишним любопытством. И я убедилась – очки действительно защищают. Теперь у меня их целый набор – для разных выходов «в люди», даже есть отдельные для магазинов.
О женщинах-режиссерах
Я люблю женщин-режиссеров, доверяю им. Они иначе мыслят, они, как ни странно, хотят и умеют красиво снять уже не юную актрису. Мужчины как-то… этого не замечают. Вот, помню, снималась я у Оксаны Байрак в картине «Все возможно». Я играла женщину, которая баллотируется в президенты. И вот Оксана надумала показать героиню обнаженной, правда, со спины. Я долго сопротивлялась: «Зачем? Не хочу!» Она: «Мне это надо! Я сделаю так, что будет красиво». И ведь действительно получилось красиво, хотя мне было уже пятьдесят с хвостиком. Она – режиссер, способный увидеть интересное там, где другие ничего не увидят.
О дочери
Я очень хотела, чтобы Маша пошла в актрисы. Она, проучившись в нескольких институтах, академиях, в итоге все же пришла к пониманию, что нет ничего интереснее творчества. Сейчас она увлечена фотографией, учится этому искусству в Италии.
О молодежи
Наши дети росли уже в так называемое «время свободы». При пусть не изобилии, но обилии продуктов, одежды. Я считаю, что в этом нет ничего хорошего. По-моему, когда тебе все сразу дано, это плохо. Нечего добиваться. И жизнь как бы сразу теряет смысл. Молодому человеку, чтобы состояться, нужно, во-первых, ставить перед собой какую-то конкретную цель. И, во-вторых, идти к ней. А молодежь сейчас не знает, чего хочет. И ей нечего хотеть. И посмотрите: они все живут в телефоне! Я вот к нему даже не подхожу в течение дня, мне неинтересно, кто звонил. Вечером посмотрю – буду отвечать. А они с телефоном неразлучны, каждую секунду смотрят. Как будто этот аппаратик играет главную роль в их жизни, будто от него зависит дальнейшая судьба.
Телефон, наверное, дает им иллюзию какого-то смысла, какой-то цели. При этом они ничего не ценят, не спрашивают, не впитывают. Если рядом с тобой сидит Говорухин – надо слушать открыв рот и задавать вопросы! А молодой раз – и прошел мимо. И поэтому они такие все… мелкотня. Все у них очень мелко: мелко работают, мелко чувствуют, мелко мечтают – мелко существуют. Нет личностей, нет масштаба. Все очень… как бисер. Как такие мелкие-мелкие дешевые стекляшки. Даже не бусинки. И не запомнить ни одного лица – ни женского, ни мужского. А еще телевидение навязывает какой-то свой шаблон красоты. Женщины перестали быть женщинами, а стали манекенами – одно лицо, один рост и один микрофончик у уха, по которому им говорит редактор, и они повторяют какие-то дурацкие шутки.
О секретах красоты
Никаких секретов нет. Думаю, я не чаще большинства женщин посещаю салоны красоты и SPA. Чаще всего делаю это на отдыхе в Болгарии. Диетами тоже себя не изнуряю. Но я уже много лет соблюдаю посты. Убедилась, что наиболее эффективно то, что делается просто. Например, в студенческие годы, когда жила в общежитии, я пользовалась простенькими термобигуди. Знаете, такими, которые просто кипятят в кастрюльке, очень они были популярны в советские годы. Накрутишь их, и, пока завариваешь кофе и делаешь какой-нибудь бутерброд и потом завтракаешь по-быстрому, бигуди делают свое дело. Я их недавно нашла, те мои старые студенческие, и каждое утро теперь пользуюсь. Оказалось – нет ничего удобнее для повседневной прически. А каких только дорогих и мудреных приспособлений у меня раньше не было! Но, конечно, если ожидается какое-то серьезное мероприятие, выход в свет, я делаю укладку в салоне.
Про шопинг
Я не люблю шопинг, потому что перестала понимать, к чему надо стремиться. Я законсервировалась в каком-то своем определенном возрасте и одежде, к которой привыкла. Скажем, люблю Armani. Скучный элегантный стиль, но такие лекала! Эти вещи служат много лет и всегда сочетаемы, всегда актуальны. И еще я почти не ношу украшений, сережек не ношу, хотя уши проколоты. И полно всего. Я говорила и говорю: «Текстов поздравительных не писать, бриллиантов не дарить!» Но все равно пишут и дарят. А я могу помыть где-нибудь руки и оставить у мойки дорогие кольца. И дочка моя такая же – все теряет...
Записала Марина Бойкова
(с) журнал "Лилит" (Рига)