Иногда я боюсь тебя. В те моменты, когда ты упрямо игнорируешь все вокруг, зависнув невидящим взглядом на одном месте, дергаешь закинутой на другую ногой и как-то рвано, яростно, с неизвестной даже для тебя переодичностью вскидываешь руками. Тогда ты рассказываешь, насколько на самом деле жесток этот мир. Мнешь в кулаках край толстовки и признаешь эту жестокость. Злишься, но встаёшь на ее сторону и подтверждаешь, что бороться с этой язвой бесполезно, правильнее самому стать ею. Ты рассказываешь о чужих перестрелках и своих драках, о синяках и крови, вывихнутых суставах и переломах. Ты словно желчь выплёвывашь слово за словом, рисуя перед глазами то жуткое, а я вижу гораздо страшнее. Я вижу твои вздувшиеся на жилистых руках вены, напряжённый разворот плеч и глаза. Бешеные глаза, в которых, бурлит и переливается жидким огнем, то нечто, от которого кровь стынет в жилах. Тебя трясет от собственных слов, но ты продолжаешь с прежней холодной сталью в голосе. Жестоко. Мне страшно, что ты на самом деле такой жестокий. Что то, о чем ты рассказываешь норма, обычное дело, с которым просто нужно жить бок о бок так же, как и с дворовой одноухой кошкой. Мне жутко от того, что все твои слова когда-то самим же тобой могут воплотится в жизнь, а ты останешься столь же тверд и безжалостен как и сейчас, не жалея моих ушей, когда рассказываешь все это. Мне жутко, что тогда с хрустом взрежется кожа и из-под нее брызнет жгучее, бардово-алое с черными подтёками, пахнущее солью и железом, от которого внутренности будут выворачиваться наизнанку. И тогда так же взрежется мое терпение, из глаз хлынут горячие, разъедающие лицо, а за спиной, до небес взрываясь столпом пыли, обрушатся небоскребы доверия.
Не позволь мне этого.
Я так не хочу ошибаться в тебе, не хочу признавать совершенно чужого, всматриваясь в твое лицо, не хочу понимать, что все это время я доверяла не тебе...
Я боюсь этого.
Пожалуйста, замолчи, я так этого боюсь..