Из воспоминаний ветерана ВОВ Трунина В. И.
«У меня в танке была радиостанция 10 РМ, окварцованная, новая и еще не освоенная. И вот в начале движения к Выборгу передача пропала. Я кричу, индикатор работает, а меня никто не слышит. Тогда мы остановил танк. А весь техперсонал: медсанбат, наша санитарная летучка, радиомастерская - они шли за нашими танками вплотную.
Потому что если автомобиль какой отстанет, то финны, которые разбежались по лесам вскакивали на подножку, удар ножа и шоферу привет. Поэтому весь автотранспорт, госпиталь передвижной, медсанбат жались к нашим танкам вплотную чтобы сохранить себе жизнь.
Когда передатчик отказал я вышел. Вижу наша радио мастерская стоит. Вызвал радио мастера. Он был в гражданской одежде, видимо у него был детский церебральный паралич: он медленно волок ноги, голова шаталась, руки шатались. Инвалид, но зато пошел служить в наш танковый полк. Спасибо ему, радио мастер он был классный. Нашел он у меня в передатчике неисправность, исправил ее и пошел к своей летучке.
Отошел он метров на пять. Я его пошел провожать и тут очередной пикировщик уложил бомбу около него, фугасную. В конце войны у немцев не хватало тротила, и они заряжали аммоналом. Аммонал послабее тротила. Бомба взорвалась и здоровый такой осколок радио мастеру как даст по шее – срезал как ножом.
Голова свалилась в пыль срезом. Его глаза секунды две смотрели на меня с удивлением, а я ему в глаза смотрел. Потом веки у него опустились и глаза закрылись. А тело имея подпрограмму поведения от мозга успело сделать шаг, потом половину второго шага и тоже рухнуло в дорожную пыль. Вот такие вот случаи у нас бывали.
Наверное, это не принято рассказывать и поэтому, наверное, мои рассказы фильтруют цензоры. Но так было. Почему я вам все это говорю? Я был дня два назад на записи у телевизионщиков, и они говорили: «Владимир Иванович вы нам рассказывайте, как было, как вы ели, как спали». Ну я и рассказываю вам как мы ели, питались.
Ну вот в частности до Выборга мы наступали десять дней. Последний раз мы поели 10 июня на какой-то лесной поляне. Стоял наш полк, нас покормили из полевой кухни, которую возит за собой автомобиль-полуторка. А потом мы не видели 10 дней своей кухни потому что дороги все были заминированы, мосты взорваны, а мы шли по лесам, ломали деревья.
Поэтому никакая кухня за нами не могла поспеть. И сейчас, наверное, найдутся какие-нибудь социал-демократы, которые будут говорить: «Вот Красная Армия не кормила своих бойцов, они голодные шли в атаку, голодные воевали». Да, воевали голодные, а как за нашими танками по лесу или торфяному болоту полуторка может идти. И это было неоднократно.
От Пулковских высот до Пскова мы шли с боями примерно два месяца, и я ни разу не видел ни кухни, ничего. Нам давали только сухой паек на двое суток – это хлеба килограмма полтора, сливочное масло, по три кусочка сахара рафинада.
Потом еще давали консервы – такая баночка на 400 грамм на двое суток. Она называлась «Улыбка Рузвельта». Это такая немножко конусная баночка мясных консервов из требухи и отходов, которые Америка присылала по ленд-лизу.
Вот это на двое суток, а потом как хочешь. Но ведь надо выполнять задачу боевую. Поэтому не удивляйтесь что мы по пять суток не ели, не пили и не спали. Но мы были молодые и поэтому могли все это вынести: без еды, без воды и без сна».