Близ Toyста, 17/30 июля
Зенал-Беку кажется невозможным - и я придерживаюсь его мнения - продолжать наши разведки этой ночью. Мы несколько часов отдохнем - сейчас половина четвертого - а завтра утром вернемся к нашим замыслам.
Восемь офицеров прилегли на столах и на земле в маленькой ферме, где ворчливая старуха помогает им как можно неторопливее. Наши татары заняты ощипыванием огромного числа кур, чья погибель явно усилила плохое настроение старушонки. Они разожгли в маленькой печи большой огонь, в который подвесили два крупных котла на трех винтовках, составленных в козлы.
Я выхожу в ясную ночь. К живой изгороди привязаны с пять десятков коней, а рядом с ними спят в траве наши татары и кабардинцы, закутанные в их серые шинели или их огромные черные манто. Каждый держит в руке свое ружье и не выпускают их во сне. Слева и справа, всадники - наши передовые посты - в нескольких сотнях метрах от нас, и на мосту, охраняют сон остальных.
Я вхожу в дом, дабы найти там кровать: я не страшусь суровостей военной жизни, но предпочитаю комфорт. Один старик, вскоре, сопровождаемый девочкой десяти лет, выходит, едва одетый, из своей комнаты и спрашивает меня, что я хочу. Мы начинаем беседовать. Он сражался во время войны 1866 года. После жизни тяжких трудов он скопил совсем маленький достаток, ферму, хорошо обработанную землю, коров, баранов, мебель, ему принадлежащие. Все это казалось ему столь надежным, столь хорошо защищенным от ударов жизни. И даже когда разразилась война, пришли русские не делая жизнь жителей слишком неприятной. Ни бесчинств, ни злоупотреблений: солдаты приучались жить среди жителей деревень. Офицеры держали их в суровой дисциплине. Сердца жителей - и конечно старая душа прежнего солдата - бились за галицийскую родину, но почти начали питать симпатию к завоевателю.
Как все это нынче кажется переменившимся! «Они творят абсолютно все, что хотят»! Русские солдаты входят постоянно в дома, с обнаженными шашками, и забирают, что им приглянется. Его дом был четырежды опустошен. Хуже всего обращается с евреями. По отношению к ним все дозволено, так как они скопили больше вещей, прельщающих русских крестьян, тогда как земледельцы имеют простые орудия, никак не привлекающих внимание грабителей.
Маленькая девочка с восхитительными глазами, очень ясными и совсем детскими, неожиданно начинает рыдать. Я спрашиваю у дедушки, что ее расстроило. «Знали бы вы, - отвечает он, - что все это значит для нежного ребенка, как наша маленькая Мария. Солдаты, что приходят, все переворачивают вверх дном, мне угрожают, совсем напрасно, - так как я не защищаюсь - все забирают, ищут в шкафах, бросают на землю и разбивают все, что им не подходит, с бранными словами и безобразными разговорами; порой они пьяны. Ее мать и бабушка бежали после первого нашествия и мне не ведомо, что с ними стало».
Я спрашиваю, есть ли у Марии братья и сестры. «Да, у нее две маленькие сестрички, шести и восьми лет. Это мои три маленькие внучки. Мария пожелала остаться у своего дедушки, но две другие девчонки вырыли в течение дня большую яму в саду: хорошо спрятавшись в кукурузе, они проводят там холодную ночь, дабы не оказаться в руках этих ужасных людей. Если бы вы знали, сколь все переменилось для нас с русской революцией!» Старик предложил мне койку, молока, фруктов и поблагодарил меня за то, что я столь любезно с ним побеседовал. «Если бы вы знали сколь приятно, когда к тебе хорошо относятся, слышать добрые слова и не чувствовать в каждой фразе угрозу штыка или сабли. Мария, поцелуй руку этого офицера». Но я не позволил этого делать. Я ответил ему, что было бы весьма жестоким не быть любезным к старику и столь нежной маленькой девочке.
Мария показывает мне свои сокровища, что укрыла от вожделений «казаков». То были грифельная доска, очень «покореженная» кукла, книга с цветными гравюрами и иные весьма драгоценные вещички, кои она защитила бы даже от сабель этих пьяных, мерзких солдат.
Два сгоревших ночью дома напугали старика и маленьких девочек. Но последние возвратились. Малышка Мария отправилась на их поиски и я был окружен ими и все должны были целовать мне руку в эту темную ночь, уже освещенную утренней зарей.
Я не смог уснуть, как впрочем и в иных домах, в этих смрадных кроватях крестьян, наполненных паразитами. И я слышу в течение трех оставшихся мне часов шепот голосов детей - совсем тихий, дабы мешать мне - чувствующих себя успокоенными моим присутствием, но коих ржание коней и сиплые голоса солдат каждый миг возвращали к реальности.
Мне удалось с большим трудом вложить немного денег в ручонку маленькой девочки и я возвращаюсь в бивак. Офицеры спят в неописуемом нагромождении. Постоянно горит костер. Туда ушли все накануне собранные вязанки хвороста. Суп, в котором солдаты чудесным образом сварили с десяток кур, еще не готов. Поддерживаемый огонь придает неряшливой комнате вид пожарища: мебель, стулья, шкафы, большое число маленьких хозяйственных предметов с исключительной сноровкой порублены на кусочки ударами шашек одного из наших татар. Другой бросает их в огонь. Третий размешивает драгоценный суп своей «шашкой», своим кинжалом с посеребренной рукояткой. Они совершают эти труды с великим шумом, вполголоса напевая их кавказские мелодии или разговаривая на их гундосых и неспешных диалектах.
После того как каждый съел свою курицу, естественно руками и с помощью кинжалов, и под проклятиями несчастной старухи, чьи высохшие глаза казалось продолжали плакать, мы удалились из села. Действительно, этим утром явился дозор - покуда мы спали - дабы сообщить, что дороги, где мы натолкнулись на вражеское сопротивление в данный момент доступны, если исключить звучащие очень далеко ружейные выстрелы. Стало быть этой ночью мы имели дело разве что с аванпостами.
Село Тоуст покинут ушедшими к врагу жителями. Мы ожидаем новых приказов в заброшенном домике, где Зенал-Бек разделывает барана, действительно купленного по его указаниям, дабы сделать из него восхитительный кавказский «шашлык»: маленькие кусочки мяса, нанизанные на ивовую ветку и обжаренные в огне.
Дошли приказы: наша миссия завершилась. Нас сменяет разведка из ингушей. Я интересуюсь у командира Мухина по поводу этого задания, может ли он заверить, что будет соприкосновение с противником. Но так как он не может мне ничего обещать, я уступаю настоятельным просьбам Зенал-Бека и возвращаюсь вместе с ним.
Для наших коней наступили чудесные дни. Мы кормим их на овсяном, ячменном, кукурузном полях, все из которых свежи. Они пьют воду в речках, что мы переходим вброд, часто погружаясь в них до седла. Мы тоже радуемся этим тяготам, порой нестерпимым, но из коих всегда выходишь окрепшим, более бесстрашным и более решительным.
Несломанная подкова Российской имераторской армии/К.А. Мальбахов
Читайте также:
Часть 1. Генерал Черемисов
Часть 2 . На Ломнице
Часть 3. Штаб «дикарей»
Часть 4. Праздник Байрам
Часть 5. Разговор с одним солдатом
Часть 6. Сцены отступления
Часть 7. С чеченцами и татарами
Часть 8. Сцены грабежа и беспорядочного бегства
Часть 9. Толпа дезертиров
Часть 10. Причина недисциплинированности
Часть 11. Мародеры. Возобновление контакта с противником
Часть 12. Клювице — Тоуст 14/27 июля
Часть 13 . Разведка с татарами
Продолжение следует.....
Ставьте лайки, подписывайтесь на наш канал и ждите больше новостей!