Со мной в палате родильного дома лежала молодая киргизка, Амина, двадцати двух лет. Она очень хотела кормить дочку грудью, но не получалось. Всех спрашивала, никто не помог, ничего не объяснил толком. Её покорил мой молокоотсос. Амина думала, что если она такой получит, то с лёгкостью научится и кормить ребёнка — будет много молока.
Пытаюсь ей объяснить, что ребёнок в руках — это самый лучший молокоотсос!
Не верит. Мы с ней долго бьемся, прикладываем так и этак ребёнка к груди, мучается стоя — сесть нельзя из-за швов. Лёжа пока совсем не выходит. Наконец, после часа борьбы, получается! Малышка сосет, мама довольна — тишина, красота!
Приносят докорм, который немедленно оказывается съеден, но маму дитё никуда от себя не пускает. Требует грудь снова и снова.
— Почему она так? — спрашивает Амина.
— Боится, что ты больше не дашь ей грудь, — смеюсь я, — скажи, что ты не отберёшь насовсем, что будешь её кормить.
— Она слышит? Понимает? — на полном серьезе спрашивает Амина.
— Конечно!
Тогда маленькая женщина, наклонив голову прямо к уху своей дочурки, долго и протяжно обещает ей на родном языке, напевая и цокая языком, что она никогда не бросит её, что будет кормить сама, что любит… Стоя, в неудобной позе, терпеливо, улыбаясь жадности своего малыша, который никак не хочет расстаться с маминой грудью.
А я представляю себе маленький город Джалал-Абад, затерявшийся где-то в Ферганской долине, предгорья Тянь-Шаня, которые его окружают, красное большое солнце, горное озеро Токтогул. Климат субтропический… Здесь есть целебные грязи и источники — курорт. Но тем не менее периодически вспыхивают межэтнические беспорядки, хоть и не такие, как в 2010 году, — воюют киргизская и узбекская диаспоры.
Амина живёт в Сибири. Дочка долгожданная. Вторая беременность после выкидыша. Ребёнок хнычет, жадничает, требует грудь, мама улыбается…
Амина лежит здесь как гражданка другого государства — платно. На родине вся её семья выращивает клубнику. Её супруг с утра до вечера на рынке, родители и четыре брата по очереди навещают молодую женщину, принося ей то горячие тандырные лепёшки, то суп из баранины.
Россия — как всегда, для всех: терем-теремок… Кто в теремочке живёт?
Российский родильный дом — это самое стерильное место в галактике. Я, конечно, не имею в виду чистоту поверхностей. Здесь люди, в силу царящих исстари порядков, вынуждены избавляться временно от всего внешнего, наносного, становиться чуждыми любой эстетике. Все одинаковы — бесформенная ночная рубашка из грубого х/б полотна, неизменно рваный халат с печатью… Ни косметики, ни даже белья… Только тапочки разные. Как сказала одна женщина в очереди на обработку швов — я за теми черными сланцами…
Обнажаются все отношения: никто не может ни от кого скрыться: наряду со счастливым и спокойным материнством здесь разворачиваются маленькие и большие трагедии, разыгрываются настоящие драмы. Если бы мужчины, которым сегодня есть что отмечать с друзьями в отсутствии жён, одним глазком бы посмотрели на отчаяние и боль своих любимых, которым совершенно нельзя расслабиться ни на минуту… Нужно кормить детей, уже спустя 5-6 часов после родов, превозмогая боль в сокращающейся матке; до крови трескаются соски, а малыш сосет сутками… Непонятные осложнения, диагнозы скороговоркой… А поддержки нет. Никто не подскажет, как правильно кормить, что является нормой, а чего стоит пугаться… Супруг «гулеванит», дети дома без присмотра: послеродовая депрессия наступит обязательно, просто на фоне нервного истощения.
Радостно, что женщины, даже в таких обстоятельствах,остаются, за редким исключением, человечными и добрыми, стараются друг друга поддержать и развеселить. Ничего не может изуродовать материнство — ни ужасные больничные халаты, ни потерявшие привлекательность, раздутые после родов животики, ни бледность, ни кровавые простыни, ни отеки и швы… Здесь радость, счастье, боль — все на острие жизни! Здесь, несмотря ни на что, любовь и — распахнутая дверь в будущее.
