(Stockholm, 2018, США)
Благодаря целой череде боевиков про заложников, что выходили на экраны после первого "Крепкого орешка", нынешний кинозритель в курсе, что такое "Стокгольмский синдром". Для тех же, кто по необъяснимой причине смотрел до сей поры одни мелодрамы, уточню: иногда бывает так, что заложники вдруг проникаются симпатией, а то и привязанностью к своим похитителям. И начинают вместе с ними ненавидеть полицейских, которые намерены их, заложников, освободить. Особенно если похитители не лютые звери, а законники только и ждут приказа, чтобы ворваться в их убежище и устроить там бойню. Вот этот сдвиг по фазе в головах жертв таких преступлений и получил однажды имя "Стокгольмский синдром".
Ну а почему и когда его так окрестили, об этом нам торопится поведать режиссёр/сценарист Роберт Будро в своей последней картине.
Само собой, что вышеописанный психологический эффект был известен задолго до того, когда его намертво связали со шведской столицей. Однако в 1973 году именно в Стокгольме он проявился наиболее скандально и красноречиво. Чего, разумеется, вовсе не было в планах бандита по имени Кай Ханссон (имя вымышленное, как и имена других персонажей в фильме, а также кое-какие события), который разжился оружием, взрывчаткой и решил с их помощью осуществить свои самые сокровенные мечты.
Таковых "мечт" у Ханссона насчитывалось ровно две штуки. Первая, это сшибить бабла, и вторая - вызволить из тюрьмы своего бывшего сокамерника Гуннара Соренссона. Ради чего Кай и ворвался 23 августа 1973 года в стокгольмский банк "Kreditbanken", где после угрожающих воплей и пальбы в потолок захватил нескольких клерков, а других и всех посетителей отпустил. Но не из великодушия, а из чисто практических соображений, ведь в одиночку ему было не справиться с такой оравой заложников.
Наиболее великодушной в этой истории оказалась полиция, которая стала потакать захватчику во всём, даже несмотря на то, что он подранил кое-кого из полицейских. Поэтому вскоре у Кая было всё затребованное: деньги, машина у входа в банк, бронежилеты и даже кореш Гуннар, с чьим освобождением у шведской Фемиды тоже не возникло задержек. Правда, у слуг закона имелось встречное условие: дескать, вы, мерзавцы, получили всё, что хотели, и можете уматывать, но за это оставьте нам всех заложников.
Не сказать, что Ханссон блистал умом, но даже он учуял в этом предложении явный подвох. И замешкался. Зато не было никакого подвоха в том, что одна из заложниц Бьянка взялась сначала робко, а затем и открыто симпатизировать Каю. Который, несмотря на то, что производил много шума, был на самом деле человеком не кровожадным, а отчасти даже трогательным и недотёпистым. Вот только это просекла не одна Бьянка, но и полиция. И, нащупав в Ханссоне слабину, она взялась ещё больше "прессовать" его и Гуннара, а вместе с ними поневоле и заложников. Отчего последние вслед за Бьянкой тоже стали видеть в них товарищей по несчастью, а не врагов.
***
В общем, живописать развязку и финал данной истории я, конечно, воздержусь, хотя формально это был бы не спойлер, поскольку они почти не расходятся с настоящими фактами. Добавлю лишь, что тон, в котором Будро преподносит нам свою художественную трактовку тех событий, выбран им совершенно правильно - цинично-ироничный. Что, вероятно, понравится не всем, но именно это придает "Однажды в Стокгольме" лёгкости и своеобразия. Тогда как в подчеркнуто серьезном виде кино с такими зигзагами сюжета выглядело бы, мягко говоря, странно. Да и не слишком естественно, пусть даже реальным участникам тех событий было тогда явно не до самоиронии.