Невероятная история Натальи Гривы, которая переехала жить на остров Корфу из Ташкента.
Юная вдова
Я родилась и выросла в Ташкенте. Поступила в Политехнический институт, потом влюбилась, институт забросила – вышла замуж, родилась дочка. Да только первая любовь завершилась трагично. Муж разбился на мотоцикле. В двадцать два года я осталась вдовой с крохотной дочкой на руках.
Казалось, жизнь закончилась. Я никого не хотела видеть и слышать, на год замкнулась в себе. Но надо было зарабатывать – и я устроилась в крупный домостроительный комбинат секретарем генерального директора. День-деньской в кабинете толкался народ, в этой живой суете я поневоле стала оттаивать душой, возвращаться к себе прежней – открытой и жизнерадостной. Там, на комбинате, мы и познакомились с Геннадием, полюбили друг друга. Я вышла замуж. Дочку муж принял как родную. Я родила сына, которого мы назвали в честь свекра Николаосом. Сокращенно – Никос.
Переезд
Николаос был греком, он бежал с Корфу после Второй мировой, когда компартию в Греции запретили и начались массовые расстрелы. В Союзе таких были тысячи, и они старались осесть там, где климат похож на родной.
Почти сорок лет свекор не имел связи с родиной. Все, кто покинул ее, во время военной хунты считались предателями. И тут грянул распад СССР. Греческая община схватилась за чемоданы. Стали собираться в дорогу и мы всем кагалом: свекор со свекровью, дети, внуки – три поколения, девять человек.
Встретили нас на Корфу с радостью. Гости к нам шли с утра и до позднего вечера. Я оказалась первой русской на острове. Доходило до смешного: подходили, щупали, из чего же я состою.
Муж тут же нашел работу – водителем. Ни ему, ни свекру со свекровью язык учить не надо было, они и так на нем говорили. Дочка играла с детьми на улице и, когда через несколько месяцев пошла в первый класс, никто не верил, что она приезжая.
А я сидела дома с полугодовалым Николашкой и по вечерам изучала грамматику по дочкиному букварю. И еще ввела правило: дома говорить только по-гречески. Через восемь месяцев я уже могла общаться и самостоятельно изучать остров.
За что я люблю этот остров
Корфу – это большая деревня. Все друг другу либо сватья, либо братья, либо пусть седьмая вода на киселе, но все же – родственники. Умиротворение буквально разлиты в воздухе. Восемнадцать лет назад, когда я только приехала, на весь Корфу было трое полицейских – и этого хватало!
Островные греки более спокойные, чем материковые. А среди островных греков корфиане – самые мирные. Незнакомые люди обязательно с тобой здороваются. Если спрашиваешь дорогу, тебя, прежде чем указать путь, зовут в гости на чашечку кофе. В Ташкенте даже на верхних этажах на балконах решетки ставили против воров. А на Корфу ключи в домах торчали с наружной стороны двери. У машин не было сигнализаций. Перед баром грузчики оставляли ящики с напитками до утра и шли домой. Если находили телефон или фотоаппарат – на столбах вешали объявления, чтобы владельца найти.
Чудо святого Спиридона
В четыре года сынишка тяжело заболел. После прививки от гепатита он начал отекать, отказали обе почки. Нас обследовали на острове, потом отправили в Афины. Потом все анализы пошли в Германию, потом в Англию. И всюду врачи повторяли – мы не можем найти причину болезни и потому не можем найти способ лечения.
Никос принимал гидрокортизон на протяжении двух с половиной лет – до 15 таблеток в сутки. Он уже не просто отекал, он стал пухнуть, перестал расти, начали крошиться с невероятной скоростью зубы. К шести годам их у бедного Николашки не осталось вообще, попутно болели все косточки в теле. Лишь в Москве врачи наконец определили причину болезни и сумели вывести из организма разрушавший сына гидрокортизон. Но как вылечить искалеченные болезнью почки – этого и они сказать не могли.
Мы вернулись на Корфу. Я уже не знала, что делать. От полного бессилия я, будучи неверующей, пошла в храм святого Спиридона – зажечь свечку за здравие сына.
Святой Спиридон – покровитель Корфу, его мощи находятся в храме в самом центре нашего единственного города. Вошла я внутрь, взяла свечку, по щекам слезы текут. Настоятель храма увидел и спросил, какое у меня горе. Я объяснила, что тяжело болеет сын, надежды на выздоровление нет. Он предложил: принеси мне его нательное белье, вместе попросим помощи у святого Спиридона. Я сбегала, мигом вернулась с Николиной пижамкой. Батюшка открыл саркофаг и положил ее прямо на мощи старца. И потом на протяжении сорока дней читал над ними молитвы.
Забрав пижамку, я тут же надела ее на ребенка. Казалось бы – это ж антисанитария, но я об этом и не думала. Такая надежда вдруг появилась в душе! И на последующие дни я будто отключилась. Только через пять суток вдруг вспомнила, что ни разу не проверила давление у сына, ни разу не провела процедуры и анализы, которые мы обычно делали по десять раз на дню. Перепугалась ужасно. Померила давление – нормальное. Стала делать специальные анализы – даже боялась посмотреть, что там на табло. А взглянула – и глазам не поверила. Сумасшедших цифр, которые всегда выскакивали, как не было! Еще неделю проходил Никос в этой пижаме, после чего я повела его к врачам. Они были просто в шоке и разводили они руками. А я не сомневалась – это помощь святого Спиридона.
... Ежедневная служба в церкви идет с 11 до 12 часов дня, а затем батюшка открывает саркофаг, чтобы те, кто присутствовал на службе, могли отдать поклон святому. Святой Спиридон лежит там, словно умер не девятнадцать веков назад, а только что.
Бывают дни, когда саркофаг не открывается. Хотя он не заперт. Священники в таких случаях говорят: святой Спиридон ушел побродить по свету, помочь людям.
Спасение московского Саши
В прошлом году в июне я принимала туристов из Москвы. Одна семья задержалась – поговорить. У них ребенок лет четырех недвижно в коляске лежал. Вот беда -- разрушена вся позвоночная система. Я повезла их в храм святого Спиридона, они зажгли свечи, заказали читать сорок дней молитвы во здравие дитяти. Я попросила батюшку, чтобы положил на мощи детскую одежду. Но поскольку они приехали всего на две недели, мы просто ежевечерне ее забирали, чтобы надеть на ребенка на ночь, а с утра снова привозили в храм...
На прощанье я с уверенностью сказала его маме: «Жанна, не волнуйся, вот увидишь, Сашка у тебя побежит». И я не сомневалась, что так оно и будет. Они уехали в Москву. А в середине июля, почти в шесть утра раздался звонок. Радостный голос: «Наталья, у нас Сашка проснулся сегодня ночью и пошел. Просто встал и пошел".
Скучаю только по снегу
Год я занималась на Корфу исключительно домашним хозяйством, а потом решила – хватит. Пора браться за дело: деньги зарабатывать и попутно искать ту профессию, которая захватит меня целиком.
Начала с уборки в отелях – поскольку в греческом чувствовала себя еще неуверенно. Освоилась – пошла продавцом в супермаркет. А когда заговорила совершенно свободно, на Корфу как раз прибыл первый самолет с туристами из России. Я стала сотрудником туристической компании. Сначала просто экскурсоводом, потом пошла выше, еще выше –до главного менеджера международной компании.
Когда мы перешли дома на греческий, я и сама стала подзабывать русский, и детей не шевелила в этом направлении. В результате дочка говорит по-русски хорошо, все-таки до семи лет это был ее родной язык. А вот сын – плохо. Иногда, когда ему хочется меня порадовать, он переходит на русский. Выглядит это примерно так: «Мама, где мой вилка?»
Дочке страшно нравятся русские песни. Если она слышит любую русскую музыку, то замирает – это как зов крови. Она тоже работает в сфере туризма.
Никос любит возиться с машинами, мотоциклами – головастый парень. От былой болезни не осталось и следа.
Мучает ли меня ностальгия? Иногда бывает. Но это быстро проходит, когда я понимаю, что того Ташкента, где прошла моя юность, больше нет. Случается еще ностальгия по русскому лесу, но ее я снимаю, когда езжу к маме в Бологое. Оттуда привезла и посадила на Корфу растения, которых тут не знали – лесную малину, смородину, крыжовник, маленькие пушистые российские елочки.
Вот чего мне действительно не хватает на Корфу – это снега.
Записала Ирена Полторак
(с) "Лилит"