После нашумевшей истории с портретом депутатской жены, заказы посыпались как из рога изобилия. Быть вхожим в Толину мастерскую стало престижно и в духе времени - меценаты, реставраторы, многие, из которых еще вчера не знали про Возрождение, опекали модного художника. Появились уже серьезные деньги, личный водитель и где-то рядом была та самая, желанная известность. Казалось бы еще немного, и будет школа его имени, интервью в толстых ежемесячниках, солидная пенсия. Они с Верой стали бывать на закрытых вечерах, их приглашали в гости. И там же стали наливать. Рюмка, две, хороший коньяк. В подпитии Толя не становился буйным, просто чуть соловели глаза, немного размазывалась речь и художник мог позволить себе неосторожное словцо. Позволив раз, трудно остановиться. И однажды он довольно зло прокомментировал последнюю выставку одного известного художника. Тому, разумеется, донесли и гром грянул незамедлительно.
Через пару недель в мастерскую пожаловал министерский чиновник, с предписанием государственную площадь освободить, картины вывезти и дверь опечатать. Чиновника сопровождали бравые ребята из ОМОНа, которым картины были, конечно, не чужды, но и не нужны. Выпроводив незваных гостей и не придав значения произошедшему, Толя продолжал работать. Вспоминал путч, жаркие разговоры о судьбах разбитой страны и писал цикл картин об этой самой стране. Ездил в умирающие городишки, подолгу разговаривал с местными. Следующая выставка имела успех совсем в других кругах - отойдя от светско-тусовочной Москвы, он просто стал писать. Войну, безработицу, разрушенные церкви. Ездил в горячие точки, несколько раз был в Чечне.
Денег, что были заработаны раньше, не стало очень быстро. Нужно было откупаться от тех, кто пришел забрать мастерскую. Рейды шли один за одним, но, вот удивительно, ни разу никто не дошел до зала с картинами. Прямо напротив двери висел огромный портрет ясноглазой Веры, в образе новой страны. И ни чинуши с бумагами, ни охрана какого-то нувориша, что присмотрел себе мастерскую в качестве свадебного подарка дочери, никто не смог снести или разрезать последнюю стальную дверь в мастерской. Как будто портрет жены хранил ее.
Вера все так же твердой рукой вела дела мужа. Писала бесконечные письма в инстанции, ездила с ним по России, пыталась, как могла, растягивать нищенский бюджет на неделю. Однажды, муж предложил продать бабушкино наследство - деньги за кольцо покрыли бы юристов и позволили продолжить войну за мастерскую. Вера только покачала головой. В последнее время с перстнем она не расставалась. Мастерскую пришлось отдать и переехать в другую, поменьше и на окраине. Но и ту, кругом поставленные и повешенные картины берегли. Когда на первом этаже занялся подвал и быстро распространился по этажам, до Толиного, верхнего, пламя не дошло.
И он отступил. Перестал рваться к званию современного классика, набрал учеников, почти не прикасался к алкоголю. И только однажды спросил жену:
-Жалеешь?
Та ответила бабушкиной фразой:
-Нет. У каждого свой крест.Мне свой еще нести.