Я провел ночь вместе с графом Комаровским в одном из этих красивых и опрятных галицийских домов села Хорцкова, окрашенных в яркие цвета. В час ночи один татарин явился к нам предупредить нас от имени князя Магалова, что «последний отряд пехоты оставил нас позади, что ничто не осталось между нами и противником, и что лучше будет быть готовыми ко всяким случайностям ».
Мы оделись и вновь бросились в кровать, чтобы ждать сигнала к выступлению, намеченному на 6 часов. Никаких следов противника! И это для нас почти разочарование, что немцы и особенно эти «уланы», которых мы тревожно и нетерпеливо ожидали в течение ночи, не сошлись с нами. То было бы праздником для всех стремительно атаковать их равной численностью или даже если они превосходили бы нас числом.
Я нашел князя Гагарина в Клювинце. Он совершил у Калужа один из этих красивых поступков, что характеризуют прирожденного солдата. Новый режим отстранил его и лишь по единодушной просьбе всех офицеров его бригады он сохранил свой пост. Каковыми бы ни были его провинности в глазах революционных заводил, он их с лихвой искупил следующим поступком: внезапное отступление пехотного полка у Калужа бросило более тысячи человек в неразбериху и готово было увлечь их в бегство. Князь Гагарин заметил опасность, сошел со своего коня, обратился с речью к солдатам и сумел увести их за собой, сам бросившись в стремительную атаку, с саблей в руке, на врага, приближающегося, дабы извлечь пользу из этого хаоса и тотчас отброшенного им в его прежние места расположения. Князь Гагарин позволил мне сопровождать каким бы ни было действием, эскадроны его двух полков. Так как з-я сотня полка черкесов должна была сойтись с противником, я направился к ее командиру, капитану Бучкиеву, который представил меня офицерам, вскоре выступающим: князьям Магомету-Гирею и Сеид-Бею, Крымшамхалову и лейтенанту Курнакову.
Село Клювниц простирается в маленькой долине и взбирается с двух сторон на холмы, расположенные вдоль маленькой речки Тлодне-Страв.
Мы отправились в путь с приказом попытаться сойтись с противником и стремительно его атаковать с холодным оружием, если он окажет сопротивление и приблизится. Повсюду на напротив расположенных холмах появились черные точки: дозоры пехоты - и иные точки, быстро продвигавшиеся на светлом фоне неба: вражеская кавалерия.
Наше большое опасение, что это вражеские броневики, которые застигли бы нас врасплох, лишив нас возможности защищаться. Мы разрушили руками маленькие мосты, так как динамита у нас не было. Необходимо было отделить балку с помощью наших сабель и затем использовать ее в качестве рычага, чтобы содрать одну доску моста за другой.
Дивизия ушла; полки ингушей и черкесов тоже отдалились и наш полуэскадрон остался, дабы следить за противником. Кабардинский и Дагестанский полки заняли позицию на нашем левом фланге вместе со своими пулеметами, тогда как полевые батареи дивизии набросились на всюду показывавшихся кавалеристов и обстреливали дороги в сторону Клювинцы.
Враг отвечал маленькими трехдюймовыми снарядами, кои разрывались шрапнелями над главным путем сообщения и от коих мы могли легко уклониться, оставаясь в полях.
Теперь начинается легкое колебание «живой занавески», что мы натянули перед отступающей армией. Нужно повсюду появляться делать вид, что атакуешь и таким образом вводить в заблуждение относительно нашей численности и наших истинных намерений, но никогда слишком резко и с излишним риском. Наша дивизия имеет отменную репутацию у противника и это нам будет очень полезно, дабы удерживать его на расстоянии, наводить на него ужас если потребуется и особенно сеять в его душе беспокойство и неопределенность относительно наших сил, что его страхи лишь увеличат. За это время наша бравая пехота и наши обозы сумеют спастись.
Опасность заключается прежде всего в характере местности. Следуя по долине, вдруг оказываешься в точке, где ее пересекает другая и где можно выждать, не будучи замеченным. Поднявшись на гребень, наверняка будешь обнаружен противником, и прелесть затеи замешана на весьма сильном ощущении опасности. Я пошел, потому, вдоль гребня, по откосу.
Справа трое всадников. Мы остановились, дабы различить кто они. Двое из них повторили наши действия. Мы осторожно приблизились: это старший помощник капитана Баранов, из полка ингушей. Мы пожали друг другу руки здесь, далеко от русской армии, в местности, уже занятой противником и возможно обреченной вновь быть нами оставленной. Но крайне оживленная ружейная пальба справа от нас известила нас о том, что противник просто сконцентрировал свои усилия в другом направлении. Остальные всадники позвали нас жестами рук и мы во всю прыть помчались к месту нового боя.
Четыре пулемета Дагестанского полка решительно палили по врагу, похоже предпринявшему атаку, залегшему или отступившему, более не видимому, но по которому продолжался вестись чрезвычайно плотный огонь.
Это «сражение» не имело интереса и я вновь примкнул ночью к полку татар. Враг явно не желал рисковать.
Когда мы приблизились к Тоусту, справа от нас пылал дом. Я рискнул заметить, что этот революционный поджог означает радость, что уступки врагу, оскверняющие русское сознание, будут именно таковыми. Но есть предположение, весьма вероятное, что этот дом был подожжен шпионами с одной лишь целью сообщить австрийцам, где находится арьергард русской армии.
Мы, согревались совсем близко от этого огромного пожара, живописной группой, где особенно заметными были полковники, князь Магалов, граф Комаровский, Музалев и О’Ремм. Из маленького, охваченного тревогой, города поднималась буря неопределенных шумов, где различались бранные слова, грозные голоса, женские вопли, пронзительные крики детей. Никто из нас, казалось, ничего не замечал. Я взглянул на моего друга, графа Бобринского, молодого ученого, человека изысканного и обходительного: он отвергнул взор. Наши офицеры тоже медленно теряли власть над своими людьми. Нужно дать им сегодня волю, чтобы завтра иметь возможность рассчитывать на них. Я издал бранное слово и без сопровождения направился в город.
Во всех домах шкафы и сундуки были открыты, одежды разбросаны по земле. Женщины плакали, двое старших евреев продемонстрировали мне глубокие раны на груди, труп одного из них лежал в середине опустошенной комнаты. Я выгнал несколько ингушей из дома, который они грабили с обнаженными в руке кинжалами. Женщины, старики умоляли меня остаться у них на ночь, чтобы суметь их защитить, так как офицеры не могут более этого сделать. Какую же тайную силу приписывают мне эти несчастные люди?
Позднее, обнаружив в еврейском доме жесткую скамью, чтобы на ней растянуться на четыре часа, что командиры удосужились нам предоставить для малого отдыха, я слышал повсюду в городе многозначительные шумы разграбления и убийства. И я видел, что Россия теряет окончательно все свое прекрасное и важное завоевание в Галиции и отказываться от всех гарантий для своего национального будущего, солидарности и чувства чести в рядах армии. Но, что значит для большевиков солидарность и честь армии!
Утром мы двинулись в путь, сопровождаемые проклятиями населения, у которого наша революционная армия умудрилась пробудить все сочувствия к царской династии и ко всем ее пристрастиям к кроткому без сентиментальности, твердому без жестокости правления. За десять дней наши шайки «новоявленных и свободных граждан», коим социалисты-революционеры даровали редкостную политическую религию, на кою были способны, разрушили добрую репутацию, что до той поры оставляла царская армия в течение приблизительно трех лет умеренного и здравого господства.
Несломанная подкова Российской имераторской армии/К.А. Мальбахов
Читайте также:
Часть 1. Генерал Черемисов
Часть 2 . На Ломнице
Часть 3. Штаб «дикарей»
Часть 4. Праздник Байрам
Часть 5. Разговор с одним солдатом
Часть 6. Сцены отступления
Часть 7. С чеченцами и татарами
Часть 8. Сцены грабежа и беспорядочного бегства
Часть 9. Толпа дезертиров
Часть 10. Причина недисциплинированности
Часть 11. Мародеры. Возобновление контакта с противником
Продолжение следует.....
Ставьте лайки, подписывайтесь на наш канал и ждите больше новостей!