Где-то полчаса до полуночи. Темная речная вода дышит холодом, словно открытое настежь окно в ноябре. На неряшливом пляже собрались несколько компаний и, у самой воды, стоим мы. Жена, кажется, не понимает, почему я резко замолчал и уставился перед собой, то есть в никуда. Свет от фонарей рассеивается буквально в паре-тройке метров от кромки воды и перед нами натурально чернильная пустота. А я и правда резко замолчал и залип. Хотя четверть часа назад сидели в кабаке, мило болтали и вообще неплохо так расслабились после очередного рабочего дня. Верная скво предложила прогуляться до реки без всякой задней мысли, благо до неё было метров 300. Ну, а меня вот накрыло.
Берег реки, тоже сибирской и тоже великой (причем покруче нынешней), тоже веет прохладой, тоже слипаются глаза, правда не от пьяной и усталой расслабленности, а из-за того, что пришлось подыматься ни свет ни заря, в 4 утра, тоже группки людей рядом. Ночную мглу заменяет белёсая муть густого тумана, грубая галька вместо грязного песка, вместо жены рядом стоят родители, а вместо меня - я девятнадцати лет назад. Или двадцати. Встречаем брата с женой, они возвращаются с северов. Романтично так возвращаются, на пароходе. Сейчас, конечно, не вспомнить, о чем я тогда думал, да и неважно даже. О чем там, блин, может думать 10-11 летний шкет?
Главное сейчас - ощущение завершения какого-то огромного лупа. Двадцатилетнего лупа, занявшего 2/3 моей жизни. Словно я вернулся на старт большой трассы. Обстоятельства, конечно, сильно отличаются, но общая композиция прямо один в один. И я, на самом-то деле, точно такой же, как тогда, просто произошло всякое... Интересно, с точки зрения других людей, разных людей, как бы это "всякое" можно было охарактеризовать? Это много или мало? Важно или фигня? Хорошее или плохое? Вот бы узнать.
Вот мне 10 лет, я стою у кромки воды и кидаю камешки в реку. И тут, вжууух, как скорый поезд, беспорядочной лавиной сквозь меня проносятся две школы, универ, трое похорон, одна свадьба, десяток съёмных квартир, 9 лет работы на одном месте, одна огромная, яркая, словно солнце, и абсолютная, как помешательство, любовь, от пышущего жара которой остались только едва живые, чуть красные угольки, запорошенные седым пеплом лжи, обид, грубости, глупости, внутренней пустоты, самообмана, недоудовлетворённых перверсий и откормленных, жирных комплексов. Стучат колёса, несутся на бешеной скорости товарные и пассажирские вагоны по рельсам и шпалам из моих рёбер и души. Хотя что я драматизирую, ясно давно, что никакой души у меня нет, это лишь один из фантомов сознания, которое само по себе тоже фантом. Но они всё несутся и несутся, прямо и четко ощущаю: я не сам поезд, я - дорога. В окнах вагонов мелькают обрывочные кадры преимущественно банально-мещанского содержания...
Вот трое подростков подходят к киоску, покупают пиво, неумело открывают ключами. Пьют. Они сегодня написали ЕГЭ, им сегодня можно. Вот кампания студентов лезет на крышу с гитарой. Несколько парней и девчонок, громкие разговоры и хохот. Они молоды, глупы, недавно познакомились и впервые собрались вместе, сегодня им можно. Вот два крепких, коренастых пацанчика азартно пинают ногами лежащего на полу подъезда парня в полупальто и джинсах. Пинают неумело, но злобно и увлеченно, по лицу, по голове, по закрывающим её рукам, но только не по корпусу: где-то там, в кармане дорогущий сенсорный смартфон, как бы не разбить. Их никто старательно не видит и не слышит, так что им тоже можно. Зуб тогда скололи мне, суки. Сейчас за такое и убить могу, сейчас я целые зубы очень ценю. Смартфон - штука преходящая, тот считался бы уже музейным экспонатом, а вот здоровый коренной зуб был бы очень кстати. Да.
Вот в скромно, но уютно обставленной комнате молодая пара. Они почти полностью раздеты, девушка стоит на коленях, глаза лихорадочно блестят, длинные, темные волосы растрепаны, на пухлых, красиво очерченных губах блуждает полуулыбка, на её аккуратной шейке - черный мягкий ошейник. Она только что сделала то, из-за чего её мама, наверное, расстроилась (хотя, кто знает...) бы. Худой молодой человек рассеяно сидит на диване, откинувшись назад, тяжело дышит, удерживая чуть расслабленной ладонью одновременно рукоять плётки и конец красной атласной ленты, ведущей к ошейнику девушки. Его отец порадовался бы, узнав, что он сейчас пережил. Он резко отрывается от спинки дивана, подается вперед. Обнимается с девушкой, им сегодня можно. Можно потому, что они могут, и хера с два разрешения спрашивать бы стали у кого-то.
Вот молодой человек стоит на балконе с батей и старшим братом. Курят. Батя изрядно поддатый, смотрит добрыми усталыми глазами и, положив парню руку на плечо, говорит, что во всём виновато имя. Надо было, мол, назвать тебя Павлом, родился-то ведь в день святых Петра и Павла. Глядишь, не был бы таким дефективным. Очень хочется прямо с этого же балкона сигануть вниз, как бы тоже можно... Но зачем?
Вот, сливаясь в сплошную пёструю ленту, проносятся мимо пьянки, ночи за компьютером, чудовищные новости, снова пьянки, защита курсовой, экзамены, пьянки, ночи за компьютером, первый проведённый урок, кошмарные новости, победа ученика на олимпиаде, двойка ученицы на экзамене, победа команды на конкурсе, повышение, высшая категория, снова повышение, новая работа в дополнение к старой, переезд, переезд, переезд, переезд...... сотни миллионов секунд, миллионы минут, десятки тысяч часов, наполненных... Чем? Повисшими в безграничной пустоте ночного речного воздуха ниточками, которые когда-то связывали меня с близкими, которые умерли, с родственниками, у которых не был годами, с друзьями и знакомыми, которых не видел десятилетия. С массой людей, которые вспоминают меня с теплотой, злостью, пренебрежением, радостью, отвращением, уважением. И с теми, которые не вспоминают вообще. Последних, думаю, абсолютное большинство.
Я зато точно помню, вот абсолютно точно помню, прикольный звук "булька", с которым камешки встречались с речной водой. Пройдет пара часов, а, может быть, ещё один такой луп, или даже парочка, и я тоже с коротким бульком уйду вниз. Интересно, будет ли хоть кто-то тогда стоять у кромки воды?