В современном мире идеологические водоразделы доминируют над церковными, что приводит к формированию новых форматов социальной реальности. Во всяком случае так считает Алексей Бодров, ректор Библейско-богословского института св. апостола Андрея, и доказывает это примерами.
В своем вступлении Алексей Малашенко больше сконцентрировался на проблеме «что такое религия?» Действительно, когда мы говорим о религии, про веру мы практически не говорим. У России верующих очень мало. Мы говорим скорее о некоем то ли идеологическом, то ли общественном конструкте. Константин Эггерт говорил, что нам трудно определить либерализм, то ли это идеологический конструкт модерна, то ли что-то очень серьезное, глубокое, то, что уходит корнями в античность и в сами основания свободы человека. Мне ближе это последнее понимание.
Одна из основных идей, которую развивает Чарльз Тэйлор в книге «Секулярный век»[1], это то, что реформа с маленькой буквы — не церковная Реформация, а именно реформа основ бытия западного общества — за последние пятьсот лет своей работы показывает скорее успех христианской цивилизации, чем ее провал. В процессе развития общества возникают разные течения и лагеря. Религиозная жизнь не исчезает, не отходит на второй план, но она бесконечно видоизменяется, представляя различные формы проявления в общественной жизни. Отцы-основатели либерализма XVII—XVIII веков в основном были против религии, — с оговорками, но все-таки против. И сейчас, когда мы говорим о фундаментальных основаниях либерализма, один из центральных вопросов можно сформулировать так: свобода противоречит религии или нет?
Позволю себе небольшое богословское отступление. С точки зрения богословия здесь есть проблема: если всемогущий Господь создает человека, то какая у человека может быть свобода? По большому счету это все игрушки, если Бог дает человеку только то, что есть у Него самого. Здесь неясны сами основания свободы. Недавно афонский монах Ромило Кнежевич защитил в Оксфорде диссертацию, в которой предлагает новую богословскую концепцию: Бог создает творение, которое должно быть свободным, и таким образом оно в себе содержит то, чего нет в самом Боге. То есть Бог человека не из Себя создает. Он создает, будучи всемогущим, человека, который Ему нужен, поскольку Бог предпочитает не монолог, а диалог. И поэтому у сотворенного существа есть свобода, и эта свобода имеет онтологические основания.
Афонский монах Ромило Кнежевич защитил в Оксфорде диссертацию, в которой предлагает новую богословскую концепцию: Бог создает творение, которое должно быть свободным, и таким образом оно в себе содержит то, чего нет в самом Боге. Источник
В принципе, эта концепция рождается из известной притчи: может ли всемогущий Господь сотворить камень, который Сам не сможет поднять? Игра понятий очевидна, но и ответ известен: «Да, может. Это человек». То есть свободу человека всемогущий Бог не может отнять. Т.е., по крайней мере на богословском уровне, никакого противоречия нет — Бог и свобода человека совместимы, человеческая свобода имеет корни в самом бытии, и она существенна для определения человека. Одно из важнейших проявлений человеческой свободы — творчество. Даже святость как совершенная духовность не ограничена следованием по монашескому аскетическому пути исполнения всех христианских заповедей. Святость может проявляться также в создании нового знания — т.е. в развитии науки, философии, политики и в том числе либерализма, и в создании новой красоты — т.е. в развитии искусства.
Когда мы переходим к реальности и исследуем исторические и общественно-политические процессы, то очевидно, что религия обычно предполагает (и предписывает) консервативный стиль жизни. В итоге мы постоянно видим два лагеря, которые враждуют между собой. Условно говоря, либеральный лагерь и религиозный лагерь. Сергей Чапнин вводил различие между религиозными консерваторами и фундаменталистами, когда требуется обозначить дополнительные градации внутри каждого из лагерей. Вместе с тем мы видим, что схлестываются разные фундаментализмы: религиозный фундаментализм и атеистический («либеральный») фундаментализм. Когда два таких фундаменталиста пытаются спорить, получается только драка и ничего более. Они не слышат друг друга. В XIX веке Пий IX объявил крестовый поход Католической церкви против либерализма во всех его проявлениях, и в 1864 году либерализм был заклеймен. Но с тех пор Католическая церковь перешла на новые более терпимые позиции, особенно после Второго Ватиканского собора.
Посмотрим теперь на Восточную Европу. Лет 10-15 назад я был довольно наивным человеком: я редко ездил в Восточную Европу и по умолчанию считал, что у них есть прививка против многих наших проблем, тем более что поляки, венгры, прибалты, мягко скажем, никогда не любили советскую Россию. Мне казалось, что переход к постсоветским обществам у них будет проще. Теперь я часто езжу в Восточную Европу и вижу, что проблемы там серьезнейшие. Наше общее тоталитарное коммунистическое прошлое сильнейшим образом влияет на всех.
Премьер венгерского правительства Виктор Орбан противопоставляет либеральной демократии христианскую. На фото - Виктор Орбан и Папа Римский Франциск. Источник
Я могу упомянуть данные Pew Research Сenter, крупного американского исследовательского фонда, который за последние годы подготовил великолепные доклады, в том числе специальный доклад по Восточной Европе, доклады по мировому православию, по церковно-государственным отношениям. Они сравнивают православные, католические и секулярные страны. В православных странах сильнее антизападные и пророссийские настроения, католические страны более либеральные. Тем не менее, мы видим, что происходит в Польше, что происходит в Венгрии.
В своей недавней программной речи на их «местном Валдае» Виктор Орбан, премьер-министр Венгрии, выступил против либеральной демократии, но попытался защитить христианскую демократию:
В Центральной Европе есть много неправильных представлений, связанных с христианством и политикой. Христианская демократия не призвана защищать религиозные аспекты веры. В этом случае — христианские аспекты веры. Христианская политика означает, что образ жизни, определяемый христианской культурой, должен быть защищен. Наша обязанность защищать не аспекты веры, а формы бытия, которые в них выросли. Это включает человеческое достоинство, семью, нацию, поскольку христианство не ищет универсальности через упразднение наций, но через их сохранение. Давайте заявим, что христианская демократия не либеральна. Либеральные демократии либеральны, в то время, как христианская демократия по определению не либеральна. Она, если угодно, антилиберальна. Либеральная демократия предпочитает мультикультурализм в то время как христианская демократия отдает приоритет христианской культуре. Это антилиберальная концепция. Либеральная демократия за иммиграцию, христианская демократия против иммиграции. Это опять антилиберальная концепция. И либеральная демократия поддерживает новые формы семьи в то время, как христианская демократия покоится на основаниях модели христианской семьи. Опять-таки, антилиберальная концепция.
Яснее, пожалуй, не скажешь. Здесь ни о каком богословии и даже просто о христианстве нет и речи. Это идеологический конструкт, неприятие новых форм бытия и апелляция к так называемым традиционным ценностям. И в России традиционные ценности — это новая (квази)религия со своими ритуалами и жертвоприношениями. Главное здесь, конечно, не сами традиционные ценности — никто толком не понимает, что это такое, — а крестовый поход против Запада с его либеральными ценностями. Если мы говорим о таком конфликте либерализма и религии, то здесь будет столкновение насмерть. Вряд ли диалог возможен.
РПЦ успешно развивает богословский (sic!) православно-шиитский диалог по линии Москва — Тегеран. Что здесь может быть общего в богословии или религиозной практике? Не так много. Когда я читаю документы по этому диалогу, то вижу, что речь всегда идет об осуждении западных ценностей и о защите традиционных ценностей, какими бы они ни были. Конечно, в России и в Иране эти ценности очень разные, но вывод всегда однозначный: мы против Запада, это всегда декларация совместной борьбы против.
РПЦ успешно развивает богословский православно-шиитский диалог по линии Москва —Тегеран. При всем различии ценностей вывод всегда однозначный: мы против Запада. Источник
Мы наблюдаем повсеместную консолидацию крайне консервативных религиозных и секулярных сил. Недаром в кругах РПЦ вводится понятие «экуменизм 2.0». Здесь уместно сослаться на давно опубликованную ББИ «Декларацию ревнителей великой Схизмы им. Кардинала Гумберта и Патриарха Михаила Керуллария»[2], основным мотивом которой является лозунг «Антиэкуменисты всех традиций объединяйтесь, только вместе мы сможем преодолеть экуменическую заразу!». Тогда это казалось смешным, сегодня оказалось — пророческим.
Что делать? Задача сложная и для либералов, и для православных. И там, и там мы обычно говорим об активном меньшинстве. Либеральный лагерь более активен и более образован, чем религиозный. Надо помнить, что Россия — секулярная страна. Если мы говорим о практикующих верующих, то это всего несколько процентов населения. Поэтому речь идет прежде всего об идеологических конструктах. Не стоит думать, что либеральный лагерь и религиозный лагерь не пересекаются.
Итальянский ученый Массимо Фаджиоли отмечал, что размежевание, в том числе политическое и культурное, по отношению к либеральным ценностям проходит и внутри Католической церкви, и внутри общества в целом. Источник
В качестве примера приведу США. Один из крупнейших исследователей современной истории Католической церкви, Массимо Фaджиоли, показывает, что размежевание между либеральным и консервативным лагерями проходит не по линии светского общества и католического сообщества в США. Размежевание, в том числе политическое и культурное, по отношению к либеральным ценностям проходит и внутри Католической церкви, и внутри общества в целом. Другими словами, светское и религиозное представлено в каждом из лагерей. В России это менее заметно, но процессы происходят те же самые. Вполне может быть, что либералы смогут сыграть на этом.
Предыдущие выступающие много говорили про диалог. Здесь я пессимист, по крайней мере в российском контексте. Я не уверен, что в сложившейся ситуации мы многое сможем сделать. Да, необходимо развивать площадки для диалога — это могут быть конференции, круглые столы, книги, это может быть активное неформальное общение — это конечно работает, но других конструктивных предложений у меня сейчас нет.
Выступления других участников круглого стола можно найти по ссылке. Круглый стол состоялся в рамках проекта «Либеральная повестка 21 века», который реализуется Фондом Фридриха Науманна и Экспертной группой «Европейский диалог».
[1] Чарльз Тейлор, Секулярный век, М: ББИ, 2017.
[2] Страницы: богословие, культура, образование, 2 (1996), с. 141-146; Богословские досуги, ред. Алексей Бодров и Ирина Языкова, М: ББИ, 2016, с. 29-34.