Я стояла в церкви перед алтарем, медленно зажгла свечку и поставила ее в золотую заляпанную воском подставку. Какая тишина, только бормотание рядом стоящей бабушки, одетой в серый платок почти натянутый на лоб. Служба уже закончилась. Я разглядывала нарисованные на потолке лики, думая как реально, как будто этот святой стоит рядом с тобой и держит тебя за руку или гладит по голове. Я тихо, про себя, читала молитву, которую заставила меня выучить моя любимая бабулька еще в детстве. «Отче наш….». Тихо потрескивали свечки. Лучики солнца, проникая через верхние окошки стеклянного купола церкви, отражали горящие глаза святых. Золотые иконы как будто светились. Все было как-то тихо и необычно, так, что у меня защемило сердце и захотелось заплакать от счастья, от спокойствия, которого у меня давно не было.
Низенький однокомнатный домик, стоящий в центре большого сверкающего огнями города, сени всегда холодные даже летом, кухня, где помещалась двухкомфорочная электрическая плита, однобокий стол и большая печка, соединяющаяся с комнатой. В комнате стояли две широкие железные кровати с большими пуховыми проваливающимися матрасами, с огромными подушками и с одеялом, если укрыться им, то кажется, что мир за ним померк, такое огромное теплое и большое оно было. Я забралась под одеяло, а бабуля тихо, гладя меня по спинке, читала молитву, заставляя меня учить ее, не навязчиво, но так, что запомнила на всю жизнь. Поставив свечки за здоровье всех кого знаю, и за упокой кого уже похоронила, я вышла на крыльцо, вдохнув весенний воздух. Пасха прошла неделю назад и природа уже делала свое дело, деревья как-то быстро покрылись зеленной липкой листвой, в оттаявших лужах купались воробушки, солнце светило так ярко, что я подставила под него свое лицо, и оно прямо на моих глазах стало, как всегда покрываться рыжими пятнашками. Привычно кинув просящим пару монет, я села в машину, как всегда помытую и вычищенную моим водителем, терпеть не могу грязь. - Сначала к маме, потом в офис, - может быть слишком грубо я дала приказание. Мамочка. Почему так получилось? Что сейчас, когда-то такая жизнерадостная, с тонкими приколами, понятными только самым близким людям, сейчас лежит беспомощная, не может пошевелить ни ногой, ни рукой, а только тупо водить глазами, пытаясь хоть что-то передать мне, но ничего не получается. Так нужно проверить журнал, который ведут круглосуточные сиделки, сколько была температура с утра, сколько давление, выход и заход жидкости. Посижу, пожалуй, возле нее, передохну чуть-чуть….
Я не пришла домой ночевать, первый раз в своей еще такой юной восемнадцатилетней жизни. Я лежала на квартире какой-то девушки, с которой только вчера познакомилась на дискотеке, в обнимку с таким же парнем, вчерашним знакомым. Он гладил меня по моим курчавым рыжим кудрям и шептал на ухо всякие непристойности. А я думала в этот момент о маме, как она переживает, наверное. Подняв глаза, я увидела, что моя мама вместе с папой стоит в проходе двери, сзади маячит моя лучшая подруга, показывая мне какие-то непонятные знаки. - Быстро домой, - вонзив в меня взгляд из-под очков, мама развернулась на сто градусов и все тупо посеменили за ней. Вот так всегда. Она обладала какой-то неведомой силой внушения. Стоило ей только вонзить взгляд в собеседника, чуть приспустив очки на нос и внушительно произнести приказ, все сразу подчинялись, причем беспрекословно. Никогда не забуду огромные черные глаза своей подруги, которая ни разу в жизни не ела шкурку курицы, считая ее пупырчатой противной и сколькой, но беспрекословно съела всю, после слов моей мамы. - Так доедаем все, - с улыбкой погладила по голове зашуганную девочку, нервно поедающую остатки синей вареной курицы. Почему сейчас все так? Почему я не могу поговорить с ней как раньше? Раньше, я не особо с ней делилась своими проблемами. Ни обидами, ни драками со сверстницами во дворе школы, ни первым сексом с конченым наркоманом в убитой хрущевке, ни абортами, ни слезами. А сейчас, так хочу ей все рассказать. Но она меня не слышит. Я зашла в свой кабинет с золотой табличкой на двери «Председатель благотворительного фонда «СПАСЕНИЕ». Включив комп, перебрав бумаги на столе, я приготовилась принимать и слушать очередных просителей. Показывая мне фотографии изможденной дебильной девочки с диагнозом ДЦП - эта женщина вытирала уже давно высохшие слезы. Осталось только боль и тоска в глазах от безысходности. Я листала ее дело и думала, зачем было рожать ребенка в 43. Заведомо же было ясно, что ребенок родиться не здоровым, тем более что все предварительные анализы указывали на это. Я не решилась родить не в 35, не в сорок. Хотя, муж предлагал пройти ЭКО и суррогатную мать. Но я так и не решилась. Сейчас, принимая каждый день десяток женщин с больными несчастными детками, которых они, как правило, родили на склоне лет, понимаю, что все сделала в этой жизни правильно.
Почему так сильно болит живот, боль не проходила ни от анальгина, ни от но-шпы, хотелось выть и бросаться на стенку. Моя любимая черноволосая подруга не выдержала моих мук и вызвала скорую. Толстый, одетый в грязно-белый халат с толстыми линзами в очках врач скорой, сразу поставил диагноз – внематочная беременность. Для меня это прозвучало как эхо. Моя мама и моя двоюродная сестра пережили этот диагноз. Дальше уже я плохо помню что было, боль застилала все. Но никогда не забуду большие полные слез глаза моей мамы, когда она вошла в палату, где я лежала после экстренной операции, с капельницей в вене, бледная и несчастная. Но бледнее была моя мама. Очки съехали на бок, каштановые волосы, такие уложенные и аккуратные еще вчера, сейчас стояли колом. Из-под полов серого японского плаща, который из очередной командировки привез мой отец, отстояв бешеную очередь в ГУМе, торчал фланелевый халат синий в мелкий белый цветочек. Господи, она даже не успела переодеться, услышав обо мне новости…. - Как так? Почему? – я видела, как она трясла за грудки зеленого модного итальянского плаща мою подругу и плакала навзрыд. Я разложила все дела по стопкам на моем рабочем столе. Отказано. На рассмотрение. В работу. Одобрено. Оплачено. За каждым стоит судьба, семья, слезы, горе. И я должна принять решение по каждому больному ребенку. Как то одна просительница, в запале, после того, как я сообщила ей, что ее ребенку сделают за счет фонда многомиллионную по стоимости операцию в Израиле, и он будет здоров, встала передо мной на колени и сказала, что я «Святая…». Сегодня, стоя и молясь перед иконами в церкви, я вспомнила ее и подумала, что я не святая, сотням детей я так и не смогла помочь, как не могу помочь своей маме. Это просто мой крест по жизни и я должна его нести. Бог не дал мне детей, чтобы заботиться о них, но дал мне возможность спасать других больных и несчастных. Командировка с Сирию, в страну, где идет война, причем реальная, как в кино. Я лечу в самолете и очень боюсь не долететь. Потому что теракты сплошь и рядом, потому что там стреляют, меня предупреждали, но я лечу, ни смотря, ни на что. Я откинулась в кресле и думала…Это моя работа? Или это мой долг? Моя миссия? Как святой? Я отпустила водителя, который привез меня из аэропорта, помог дотащить багаж, хотя в окне стоял, курил мой обожаемый муж и прекрасно видел, что я вернулась. Вот так всегда, сделать лишний шаг просто невозможно. Дежурный поцелуй…. - Как все прошло?, - он своими серыми такими глубокими и до сих пор любящими меня глазами взглянул на меня, отбросив назад свою седую челку. - Нормально, - я зыркнула на него так, чтобы он сразу понял, продолжения не будет. - Налей вина, я купила в дьюти фри, я устала, - сняв свой английский синий костюм, не повесила его на вешалку, а откинулась в кресло. Привычным движением погладила свою толстую стерилизованную кошку, которая всегда встречала меня тупо лежа на подоконнике и едва повернув морду в мою сторону. Я откинулась в мягком бежевом икеевском кресле, отхлебнула вина из купленного там же прозрачного бокала, внимательно посмотрела на своего мужа, который раскладывал в четырехугольные белые тарелки, недавно привезенные еще теплые суши и что-то монотонно рассказывал про свой тяжелый день, про свою работу. Я слушала его в пол уха. Испытывая такое чувство нежности и любви к своему старому, насквозь больному мужу. К своей маленькой, но такой уютной квартире. К своей кошке, к своим близким, к маме, такой любимой и такой больной. К всегда бодрому, не по годам, обожаемому мной папе. К младшему любимому брату, которого я не понимаю еще с его рождения. К своим подругам, которые пишут мне сообщения каждый вечер, а моя самая близкая и любимая подруга детства, по ходу дела, совсем запуталась в этой жизни, надо ей завтра позвонить. Ко всем людям, стоящим у меня в приемной и желающим только одного, чтобы я им помогла в решение их проблем. Я на секунду действительно почувствовала себя святой, оторванной от жизни, от реальности. Бубнение моего мужа, урчание кошки возле ног, тихо потрескивали свечки, за окном вспыхивали зарницы, предвещая майскую грозу, в воздухе слишком много кислорода, так, что даже задыхаешься. Кошка прыгнула мне на колени, вскинула хвост и стала тереться об мои коленки. Муж подошел и глубоко поцеловал меня. - Давай спать, ты устала, - он нежно погладил меня по моим все еще вьющимся рыжим волосам, при этом параллельно засовывая мне свою огромную руку между ног. - Давай, - я встала с кресла, отпихнув кошку. Я почувствовала такую негу. Такое счастье, от того, что я дома. Я живая. Меня не взорвали и не подстрелили, и я не «Святая…» Я обыкновенная женщина со своими проблемами и заботами. Если кто-то считает меня святой, это его право, но я не святая, я просто счастливая женщина. Без детей. С кучей забот и проблем и с бокалом дорогущего вина на прикроватном столике….