Надя стоит в розовом халате с золотыми блестками посреди огорода «на выход». Седые волосы красиво уложены в длинное каре, глаза подчеркивает неумело сделанный макияж. То ощущение, когда понимаешь, что у нее чего-то там накрашено, но сильно вглядываться не хочешь, чтобы не портить впечатлениеe о ее художественных способностях. Я вот, например, прекрасно рисую, но зато подвести собственные глаза и пририсовать стрелки -для меня неподъемная задача.
Надя живет в деревне Медведево. Ее дом напротив моего, я играла в юности с ее сыном Серегой, а позднее мы вместе пили что-то, в лучшем случае водку, в гараже. В гараже была куча пацанов, и никто никогда не обижал меня и не приставал. Я была маленькой, затаившейся самкой. Смеялась над матерными шутками, а потом шла домой спать.
В конце лета я уезжала в Питер, в кружки, в университеты, а Серега продолжал пить дальше. Он женился, родил сына и насмерть отравился бухлом. Позже у Нади появился классный мужик с кобелиным шармом, который жарил шашлык на стриженой лужайке, около грядок с картошкой и кабачками. Однажды этот зрелый мачо вооружил моего шестилетнего сына несколькими ржавыми лейками от душа и сантехническими «гусаками», превратив его таким образом в Звездного Воина, спасающего всю деревню от инопланетного вторжения. Ребенок был в восторге. Мачо продержался с Надей достаточно долго, но все же покинул ее.
Итак…Наде около шестидесяти, но она очень моложавая, и видно, что тонус ее неслучаен. Она пританцовывает с сигаретой в руке, покачивая бедрами, пока я чищу белые грибы, на которые так щедр наш тверской лес в этом августе. Наступают сумерки, Надя бегает по огороду со своими фиолетовыми ногтями и укладкой, кочегарит мангал. Приехал ее внук Дима (сын Сереги) и еще какие-то дети родственников. Она принимает всех, кормит всех, обогревает всех.
После смерти Сереги у нее нет разделения на своих и чужих детей, она как большая курица в халате со стразами, готова всех накрыть его полами-крыльями, и от этого тепло даже мне, потому что это как-то по-человечески, как-то по-правильному что ли…. Наши дома находятся совсем рядом с железной дорогой, на огород попадают лучи путевого прожектора, все детство стук колес и гудки тепловозов были моей колыбельной. Я люблю этот странный, очень сложный и нищий мир, где даже земля настолько глинистая, что надо хорошенечко пострадать, чтобы на ней появились огурцы, лук и все прочее.
Глажу шершавые бархатистые шляпки грибов. Их странный запах, их текстура - все настолько глубоко засело во мне с самого детства, настолько независимо от меня функционирует в подсознании. Лес, грибы, солнце, озеро, мама, папа, удочки, сапоги, панамы, «лосёвые» вши. Легкий щелчок и шляпку гриба протыкает вязальная спица. Так проходили все вечера: папа чистил рыбу, пойманную в озере. Мы с мамой резали грибы, нанизывали на спицы и отправляли сушить на печь. Если не хватало спиц, то подвешивали на веревочки. Мне так нравилось протыкать их упругую плоть, я тащилась от щелчка, который они издавали.
Поднимаю голову, и мне становится немножко дурно. Передо мной стоит девятилетний мальчик с лицом моего покойного друга Сереги. И держит в руках две вареные креветки. «Это Вам! Мы там стол накрываем, у нас целая тарелка!» Я послушно глотаю креветок, а Серегин сын Дима исчезает в сумерках, оставляя меня с моими воспоминаниями о детстве.
У меня есть такое странное, наверное психическое расстройство, явно полученное в наследство от мамы. День для меня не день, и жизнь проходит вообще зря, если прекрасным солнечным и теплым днем я не купаюсь, не ощущаю траву босыми ногами, не дышу лесом. С такого невротического припадка начиналось каждое утро отпуска с моими родителями. Мама (в городе жуткая сова, не вылезает из кровати раньше полудня) вскакивает на заре со своих перин, отодвигает специальной палочкой с позолоченной петелькой (бабушкино наследство) кольца штор, и, морща лицо, вглядывается в голубизну небес.
Если на горизонте нет ни единого облачка, а таких дней было в моем детстве очень много (практически все), то мама мгновенно приводит нас с отцом в высшую степень боевой готовности, и вот мы бежим с рюкзаками на полустанок Медведево, откуда нас заберет двухвагончиковый дизель, чтобы отвезти в лес.
НО! Если, не дай Бог, по небу «идут облаки», то мама начинает заламывать руки и причитать, что «жизнь пропала, погоды нет. Но может лучше все-таки поехать, чтобы не сидеть дома, потому что жизнь проходит - проходит -проходит, надо быть в лесу, иначе она совсем пройдет и т. д.».
До определенного возраста я обреченно брела по лесу за мамой, понимая, что хочу быть совершенно в другом месте. Я не могла дождаться вечера, потому что вечером подруги, парк, семечки, джин с тоником, дискотека, паааааарни. Я маялась в лесу весь день, я куталась от комаров в плащ, я сидела в болоте и читала Бунина, я ныла, а мама ползала вокруг меня на карачках и собирала клюкву. И вот теперь я возвращаюсь в мой волшебный лес постоянно, я хожу по тем же тропинкам, я смотрю на сосновые стволы, на то, как они светятся на солнце, и только здесь я действительно могу остановить и даже немножко вернуть ускользающее присутствие детства, его запахи и шорохи, его дыхание.
Я окликаю моего ребенка, который уже затерялся впотьмах Надькиного двора с какой-то шпаной. Он выходит самодовольно улыбаясь, с тлеющей палочкой в руке, и заявляет, что это его сигарета. Потом сообщает мне на ушко, что один плохой мальчик сказал «Пизда рулю» - и что бы это могло значить, мамочка?»
Мне нечего ответить. Мы тоже курили. Например, заворачивали сухие листья березы в газету и смолили эти толстые «ракеты», было весело. Ничем плохим это не закончилось. Но зато «крещение» деревней как-то особенно трогательно отложилось в памяти, как нечто настоящее-настоящее, свободное и хулиганское. Я бы защитила диссертацию про философский смысл хулиганства…
Надя подплывает ко мне из тьмы с бутылкой водки. Она решилась открыть мне свою тайну. И, как подсказали мне ее томные движения и искрящиеся глаза, речь шла о мужчине. Вернее о… мальчике? Лет на 20 помладше. Обычное интернет знакомство, и вот теперь он приезжает к ней в деревню, а в конце месяца даже приглашает отдохнуть вместе в Туапсе. И этого мальчика даже не интересует, что Надя совсем «не новая», ему как раз такие и нравятся. Надя приплясывает, делает восьмерки задом под бодрые ритмы из маленького радиоприемника. Мы пьем с ней за любовь. Моя мама никогда не стала бы этого делать. Пить водку, искренне радоваться такому вот Надиному роману. Моя мама дипломатично бы улыбнулась, изобразила заинтересованность и уважение к собеседнику, и все такое, но внутри, я знаю… внутри она бы уже давно сжималась от отвращения. Мама привыкла прятаться в лесу.
Против наливной и набухшей Нади невозможно ничего возразить. За все наше совместное соседство, а это уже больше 30-ти лет, я никогда не видела ее такой «легкой». Мы выпиваем еще, я начинаю как-то робко ей советовать, чтоб совсем уж голову не теряла, чтобы ну хоть номер его машины прислала в смс, перед тем, как в Туапсе ехать… Она не слышит, достает старую нокиа с мутным экраном и показывает мне фотку, где не видно ничего, кроме торса с кубиками, впрочем, а что еще надо-то?
Надя пережила очень страшную потерю, и для меня ее безумная, животная радость – это как манифестация ее собственной жизни без вины и отчаяния, неважно где, с кем, в каком мире. Я постепенно превращаюсь в деревенскую пьяную бабу, в трениках, на деревянном обшарпанном крыльце, примеряю на себя очередную социальную роль просто так, для прикола, заведомо зная, что и эта – не моя, и эта тоже мне не подходит. Я примеряла эти роли все детство, переходя из коллектива в коллектив, из кружка в кружок. Как будто я со всеми сразу и в то же время совершенно нигде и ни с кем.
Дети возятся в темноте, мой Даня отрабатывает на Надькином Диме какие-то приемы, Дима благородно поддается, а я мысленно благодарю Серегу за то, что у него такой хороший сын и за две вареные креветки.
Буду рада отзывам. В фб и вк меня можно найти под ником Darya Snail.