С огромным уважением к великому ученому Григорию Перельману. В основу положены реальные события из жизни известного математика. Приношу свои извинения за творческую интерпретацию и вымысел значимых моментов его биографии, его личности и бытовой жизни.
...Наступило отличное солнечное осеннее утро. Солнце заливало комнату ярким светом, лучи медленно двигались по бородатому лицу Григория, пока не ослепили его глаза.
Григорий блаженно хмыкнул, потянулся в кровати и с легкостью вскочил на две ноги. С непонятным для него чувством утреннего веселья, он натянул на себя застиранную майку бело-серого цвета и синие штаны-треники с оттянутыми вниз коленками. Длинными ногтями, три месяца как забывшими скрежет ножниц у подушечек его нежных пальцев, он почесал свои яйца, потом за ухом, двумя руками пригладил растрепавшуюся за ночь черную курчавую бороду, потянулся еще раз, раскинув в стороны щуплые руки, и, расправив худощавую грудь, глубоко вздохнул. В воздухе явно чувствовался парящий дерзкий, искрящийся радостью и новизной запах. Интуиция редко подводила Григория, он воспринимал реальность на очень тонком уровне мироздания, в котором в последнее время себя ощущал, его охватило предчувствие чего-то грандиозного. Это было похоже на чувство, которое он испытывал давным-давно - в Штатах, после лекций Гамильтона. Открытость и доброта Ричарда тогда его приятно удивили, а идеи известного математика по изучению бесконечной кривизны при деформации двухмерных поверхностей поразили Григория до глубины Души, они будоражили ум и не давали покоя его беспокойному мозгу на протяжении последних десяти лет.
Сегодня он чувствовал себя на подъёме.
А ведь месяцем раньше Григория преследовал один и тот же ночной кошмар: он - в большом темном зале, сложенном из двух огромных сфер, - стоит как раз в той точке, из которой если нечаянно оступиться или сделать одно неверное движение в сторону, она исчезнет и компактное трёхмерное многообразие тут же схлопнется в плоскость. Внутри сфер на весу парил здоровый кипящий котел. Вокруг пылающего огненно-красного костра сидели угрюмые старцы в длинных цилиндрах и черных фраках, в руках они держали палки, дубины, трезубцы и грозно трясли ими, направляя к Григорию всю свою злобу. Он, ни на что не обращая внимания, монотонно излагал свою теорию доказательства гипотезы Пуанкаре. И каждый раз, как только он начинал выводить последний расчет Формулы Вселенной, лица старцев искажались в страшных гримасах, а сами они превращались в свору нечисти и ужасных тварей. Черти с оглушительным рыком и невероятной силой били себя по рогам, которые на глазах вырастали из цилиндров до огромных размеров, заполняли все пространство, заворачивались в немыслимые топологические фигуры и все ближе и ближе подступали к лицу Григория. От безумного волнения он всякий раз в одном и том же месте допускал неточность в расчетах, которая ужасным образом вела к необратимой теории хаоса. Нечистая сила начинала биться в экстазе, довольные черти прыгали от возбуждения, радостно хлопали в ладоши, из их луженых глоток вырывались невероятные визги. Григорий в холодном поту просыпался. И так раз за разом, каждую ночь: черти, доказательство гипотезы Пуанкаре, математические просчеты, ошибка, хаос.
Но сегодня впервые за много дней его сон был крепким и спокойным. В приподнятом настроении Григорий сходил в душ, бубня под нос формулы энтропии для потоков Риччи. Он услышал шебуршание мамы на кухне, она, как обычно, уже готовила ему традиционный завтрак – черный чай, хлеб, сыр. Он был совсем неприхотлив в быту. Но сегодня аппетита не было. Не произнося ни слова, Григорий на цыпочках прокрался к двери, надел черную бесформенную куртку на два размера больше его худощавой фигуры, натянул на лоб шапку-петушок, синюю с широкой яро-красной полоской по краю и надписью СССР. Она сохранилась с тех давних времен, и, как он полагал, была еще в прекрасном состоянии, только немного потускнела, а ярко-красная полоса превратилась в выцветшую оранжевую полоску, зато не замахрилась, не протерлась, а грозные символы Союза, наоборот, казалось, еще четче впечатались в трикотажную ткань без каких-либо существенных изъянов. И только китайские кроссовки Аdidace возвращали его образ в сегодняшнюю реальность, назад из СССР. Он тихо прошмыгнул за дверь.
На улице было солнечно, но свежо. Григорий поежился от проникающего за ворот куртки ветра и бодрым шагом зашагал по дороге. Он брел, брел и брел, с невероятным вдохновением все глубже погружаясь в уме в трехмерное пространство Вселенной и, отчаянно жестикулируя, вел с собой непрекращающийся внутренний диалог.
Сколько времени прошло, сколько прошагал он километров, трудно сказать. Когда Григорий очнулся, он увидел перед собой тускло освещенный длинный изгибистый коридор и понял, что находится в заброшенном здании Дворца пионеров из его детства, в математическом центре которого он провел несколько увлекательных лет. Ноги сами подхватили его субтильное тело и понесли вперед в укоренном темпе, и вот он уже стремительно бежал по коридору, но выхода все ещё не было видно. Шапка слетела с его головы и осталась далеко позади, за спиной. От сумасшедшего ритма у Григория сперло дыхание, сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Время остановилось. Внезапно стемнело. Сознание Григория расширилось до безумного предела и он понял, что движется по ленте Мебиуса. А в ней, как он понимал, при отсутствии ориентированности, идущий человек всегда возвращается к началу своего пути, но только в зеркальном отражении самого себя. Бесконечная лента Мебиуса может привести к вечному путешествию. Словно в подтверждение своего предположения впереди он увидел шапку-петушка, которую обронил в начале пути, она, скукожившись, валялась посреди дороги. В этот момент Григорий почувствовал необъяснимое - его сознание отделилось от тела и понеслось осваивать окружающее пространство. С ним остались только его Душа и чувства. Ноги продолжили свой бег. Сознание обшарило поверхность, которая неожиданно начала преобразовываться в бутылку Клейна, по ее дну можно было попасть внутрь не переходя через край. Григорий продолжал бежать. Сознание оглушительным потоком вернулось в его тело. Он не оставлял попытки выбраться наружу. Черт, - вздрогнул он, - у бутылки Клейна же нет ни "внутри" ни "снаружи". Неимоверным усилием воли он на порядок увеличил измерение пространства. Но его мозг уже не справлялся с водопадом хлынувшей информации. Внезапно в сознании образовалась черная дыра, из которой наружу вырвался сгусток энергии. Его тело аморфно растеклось, деформировалось и приняло форму окружающего пространства. Григория озарило невероятное знание, которое проникало внутрь него из-за предела его разума. Спустя доли секунды сильный толчок собрал его в привычную форму и погрузил в новую реальность.
Он увидел ту же картину, что и в кошмарном сне: сфера, бурлящий котел над кострищем, шабаш демонов и прочей нечисти. Он быстро достал из кармана исписанные листы бумаги и под оглушительные завывания дьяволов, начал судорожно выводить формулы, несколько минут, казавшихся вечностью, он непрерывно писал и писал, и, наконец, довел все до логического завершения. В тот момент, когда Григорий ставил последнюю точку в рукописи, из огненного кострища выскочил небольшой кусок тлеющего угля. Он прицельно летел в его сторону, сильно ударил в лоб и отскочил, проделывая в воздухе невероятный зигзаг. Григорий обхватил голову руками. Сей же час нечистая сила испарилась. Душа Григория, словно побывав в преисподней, вернулась из чистилища. Вспыхнул яркий свет.
Григорий сидел в своей квартире, за старым обшарпанным столом. Его руки сжимали голову. Он потрогал лоб и сморщился от боли. Над бровью он нащупал небольшой след от ожога. Бог шельму метит, - промелькнуло у него в голове. Усталым взглядом Григорий огляделся вокруг. Черный экран его компьютера напоминал черную дыру во Вселенной. Он нажал длинную клавишу, на экране появился напечатанный текст его научной работы – последний, завершающий штрих к его стройной теории доказательства гипотезы Пуанкаре…
Прошло несколько лет.
Таким же ранним солнечным утром раздался телефонный звонок. Григорию давно никто не звонил, поэтому он временил с ответом – хотелось, чтобы ошиблись номером. Но телефон продолжал непрерывно трезвонить. Он поднял трубку. Молча выслушал говорящего. Григорий хорошо понимал английский, несколько лет назад он работал в одном из самых престижных математических университетов США. Звонки продолжались ещё долгое время.
- Миллион долларов, сэр, вам необходимо прибыть на церемонию вручения премии математического института Клэя! Вы не понимаете, какой вклад внесли в науку! Вам вручат миллион долларов! Сэр, миллион долларов! От такого предложения ещё никто не отказывался!
- Кто эти люди? - бормотал Григорий, - кто они! дающие оценочные суждения моим знаниям, меряющие их миллионами долларов, они неспособны понять и сотой доли того, что я представил в своих научных трудах. Имеют ли они право вручать награды и оценивать мои достижения. Прошу Вас, отстаньте от меня. Я знаю, как управлять Вселенной! Так скажите же – зачем мне нужны миллионы?
P. S. Для завершения истории привожу реальные факты из жизни ученого, взятые из открытых источников.
Перельман отказался от денежной премии в размере миллиона долларов, обосновав свое решение несогласием с официальным математическим сообществом, при этом добавив, что в деньгах не нуждается. Прекратив практически все контакты с внешним миром, ученый заперся в своей квартире на окраине Петербурга, где и по сей день живет вместе с мамой. Находится под наблюдением спецслужб.