Антирелигиозная тема для большевиков, как и для классиков марксизма-ленинизма, станет центральной, так как построение нового социалистического общества приобретет для них своеобразный религиозный характер. Реалии советской жизни 20-х — начала 30-х годов позволят сделать такой вывод даже рабочим и колхозникам во время собраний, решающих судьбу очередного храма. Так, на фабрике «Красный Октябрь» г. Гомеля рабочие резко отреагировали на антирелигиозную пропаганду и призыв закрыть церковь: «А разве теперь не верят, вот же утвердились в Ленине и Сталине. Это тоже своего рода религия. Теперь на каждом шагу услышишь – Ленин сказал, Сталин сказал. Об изъятии церквей рабочих нечего спрашивать, надо спросить верующих, что они скажут» [1, л. 13].
Антицерковный характер политики большевиков проявился в первых же законопроектах 1917-1918 гг. В соответствии с ними церковь лишалась прав юридического лица, ликвидировались духовные учебные заведения, государство не признавало церковный брак. Итогом стал декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (23 января 1918 г.). Несмотря на провозглашенную свободу совести, церковь была выведена за пределы общественной жизни.
Методы и формы борьбы с религией и церковью, предлагаемые вождем пролетариата, были весьма противоречивы. С одной стороны, В.И. Ленин призывал сражаться с попами идейным оружием, т.е. просветительско-пропагандистскими методами, не оскорбляя чувств верующих. С другой стороны, В.И. Ленин инициировал разграбление церковного имущества и репрессии в отношении духовенства. Репрессивные действия и факты глумления над святынями приходили в противоречие с советским законодательством. Принцип отделения Церкви от государства нарушался грубым вмешательством советских властей во внутреннюю жизнь Церкви.
Непоследовательность действий большевиков в отношении церкви в первые годы советской власти прослеживается по партийным циркулярам и сводкам ГПУ на примере Гомеля. «Закрытие церквей в деревне должно проводиться в административном порядке без нарушений законности. Нельзя создавать ореол мученичества вокруг религии и ее служителей. В то же время целесообразно усилить и развернуть агитацию за передачу церковных помещений под школы и иные культурные учреждения, за снятие части колоколов для тех или иных нужд». Циркуляр призывал партработников проявлять в работе с верующими такт, терпение и опираться на мнение большинства, которое (мнение) необходимо формировать в нужном партии направлении [2, с. 46, 54]. Циркуляр ЦК по вопросам антирелигиозной агитации в отношении средств предупреждает, что «нарочито грубые приемы вместо серьезного анализа и разъяснения не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков» [2, л. 67]. Уничтожение икон — «священная» обязанность коммуниста и комсомольца и начинать нужно с собственного жилища, однако «сама же процедура снятия икон и тем более их уничтожение, сопровождающееся глумлением над святыней, вызывала у крестьян негативную реакцию» [3, л. 145].
Болезненно реагировали жители деревень на непочтительное отношение к предметам религиозного культа в процессе закрытия церкви (д. Новый Радин Комаринского р.), ломку и битье икон (с. Яново Ветковского р.), расстрел икон из охотничьих ружей (д. Дворище Хойницкий р.), что нередко вызывало эксцессы [4, л. 116]. К началу 1930-х гг. власти категорически запрещают проводить так называемые антипасхальные карнавалы с «сожжением богов», вызывающие недовольство и приводящие к столкновениям с жителями деревень. Подчеркивается важность систематической работы, привлечение специалистов высокой квалификации, упор делать на научность подхода в критике религии [5, л. 22-22 об.]. Партийные инструкции и циркуляры рекомендуют антирелигиозную компанию доверить учителям, беспартийным и так умело поставить антирелигиозную, антицерковную работу, чтобы инициатива партии была незаметна [2, л. 55].
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзене и будете в курсе новых публикаций и исследований.
Активизация антирелигиозной работы приходилась на канун больших церковных праздников — Пасхи, Рождества, Благовещенья и др. Как правило, на эти дни составлялись планы проведения «комсомольской пасхи»: субботники накануне Пасхи (7.04. 1923), в пасхальное воскресенье (8. 04. 1923) проведение мероприятий в клубах («Вечера Коперника», спектакли, концерты, танцы) [3, л. 56, 75, 84]. Все это вызывало раздражение у рабочих, которые, кроме нежелания работать сверхурочно, хотели встретить Пасху в церкви.
В сводках ГПУ отмечается крайне неудовлетворительная работа в области антирелигиозной агитации на гомельских предприятиях «Красный Мельник», «Красный Химик», «Везувий», «Гомсельмаш», «Красный Октябрь». На фабрике «Везувий» большой процент рабочих составляют бывшие крестьяне, чем советские органы объясняли их религиозность. Так на Благовещенье 1930 г. каменщики и плотники массово не вышли на работу (150 человек). Рабочие кирпичного завода на антирелигиозную агитацию отвечают: «все эти антирелигиозные демонстрации и доклады не нужны, стариков не сагитируешь, пусть каждый поступает как хочет в деле веры»; «мы должны праздновать наш праздник (Пасху). За границей же все празднуют, в том числе и рабочие. У нас партийцев и комсомольцев меньше, чем беспартийных, поэтому как постановим, так и будет». На фабрике «Красный Октябрь» на беседу о вреде религии была резкая реакция со стороны рабочих: «Все же когда-то было лучше, а что теперь — соцсоревнования, а кушать нечего. Если придут ко мне за подписью о закрытии церкви, я не подпишусь». «Компартия потеряла доверие, озлобила крестьян, разорила их хозяйства, а нам рабочим не лучше, это соцсоревнование вытягивает все соки, нет даже свободной минутки, а мы дурни работаем». 13 апреля 1930 г. собрание на антирелигиозную тему состоялось в 9-й железнодорожной школе. Присутствовали в основном жены железнодорожников. Собрание прошло особенно бурно. Рабочие возмущались закрытием церкви: «если церкви закрываются, то закройте тогда школы и синагоги». Железнодорожный рабочий выступил с заявлением: «Теперь молиться можно, и церкви, помимо желания верующих, не могут быть изъяты». Работник почтово-телеграфной конторы заявил, что хоть и приходиться работать в пасхальные дни, но дома все равно будет чувствоваться праздник: «Если бы мне пришлось работать первый день пасхи и платили бы по 4 рубля сверх жалованья, я бы не согласился, а на 1 мая с удовольствием бы поработал и имел бы лишнюю троячку». «Кто надумал праздновать, все равно на работу не выйдут. Возьмите коллективизацию, Сталин пишет, чтобы колхозы создавались на добровольных началах, здесь так же надо решать». «В первый день пасхи я никогда не работал и в дальнейшем не буду работать. Я воспитан в таком духе и меня теперь никто не сагитирует, чтобы я от этого отказался, хотя нас мало, но мы еще веруем». «Все заставляют делать силой. От праздников заставляют отказываться, детей заставляют приносить из дома иконы, чтобы их уничтожать, а иначе увольняют из школы. Если я схожу в церковь, то этим никому вреда не принесу. Попы никакого подрыва в рабочих не делают, а подрывы делают руководители, которые смотрят не там, где надо». «Не вышел на работу, потому что у меня пасха, и я хожу в церковь и в дальнейшем буду посещать, я родился христианином и умру им» [1, л. 11-14, 3538]. В результате в первый день пасхи 1930 г. не вышло на работу 60% всего состава рабочих. Как отмечается в отчетах ГПУ под поповским влиянием оказались не только беспартийные, но и рабочие члены партии. Посещаемость церкви на пасху в 1930 г. значительно выросла по сравнению с прошлым годом. О том, чтобы пойти в клуб на танцы рабочие говорили, что танцы в клубах бывают часто, а такая служба раз в году, так лучше пойдем в церковь [1, л. 30-31]. Возмущения рабочих порой приобретали откровенно антисоветских характер: «На даром за границей говорят о преследовании религии в России»; «Я бы дал 4 тысячи рублей, чтобы вернуть старые порядки» [1, л. 268].
Советское руководство в рамках антицерковной политики попыталось использовать реформаторский потенциал самой Церкви. Часть духовенства была нацелена на радикальную реорганизацию внутрицерковной жизни, что нашло свое выражение в обновленческом движении. Для большевистского руководства обновленчество – способ дискредитировать Церковь в глазах верующих, расколоть ее и уничтожить. Сотрудничество с так называемыми «новыми церковниками» — тактический ход, а не программная позиция. Циркуляр Гомельского губернского комитета РКП(б) в отношении обновленчества отмечает, что покровительствовать «новой церкви» власть не собирается, несмотря на то, что она перестала быть контрреволюционной и осудила патриарха, назвав себя «Живой Церковью», однако «все равно является носительницей религиозного дурмана» [2, л. 55].