- Привет, Джонни. Поднимаю руку в приветствии и закрываю ладонью глаза от ослепительного солнца.
- Как дела, детка? Почему здесь, одна, в праздник.
- Мне так хорошо, Джонни. Смотри, какой прекрасный день.
Я иду мимо церкви по узкой брусчатой мостовой, залитой ярким солнечным светом. Ветер трепет волосы, щекочет нос. Чувствую раскрепощенность и внутреннюю свободу. Над головой по лазурному небу проплывает огромного размера белоснежная касатка-альбинос, задевая своим хвостом верхушки деревьев.
Из динамиков стоящего рядом альфа-ромео несется бестолковая американская песенка: "Хэлоу, малышка, ла-ла-ла. Верни мою травку, я покурю и стану добрым, и мы как раньше будем любить друг друга. Ла-ла-ла. Я покурю и буду целовать твои губы, твои глаза, твои волосы. Ла-ла-ла... Мы будем любить друг друга безумно... Бог отвернулся от меня, ла-ла-ла, а ты прими меня в свои объятия...". Салют, далекий Сан-Диего!
Старый колченогий солдат проходит мимо, прихрамывая на одну ногу. Он останавливается, поднимает обветренное лицо вверх, зачем-то отдаёт честь золотому кресту на куполе храма, кивает мне на ходу и хромает дальше. Навстречу ковыляет алкоголичка в длинном пальто, в лохмотьях, словно бахрома в пол, с синяком под глазом на испещрённом глубокими морщинами лице. Она улыбается беззубым ртом и, кажется, хитро подмигивает мне синим фингалом. Я тоже ей улыбаюсь. На паперти сидит цыганка, с расставленными вокруг пакетами, рядом банка для милостыни. Через дорогу без присмотра бегает её сопливый черноглазый жизнерадостный мальчуган лет двух-трёх.
Я поднимаю глаза к небу. Белая касатка уперлась в купол церкви и распорола о сверкающий крест свое набитое брюхо. Из него вываливаются дымчато-белые кишки, длинной нитью раскручиваются и, одним концом зацепившись за перекладину креста, тянутся за кочующей белухой.
- Так как ты, бунтарка?
- Не задавай вопросы, Джонни, не береди раны.
- Давай же, детка, давай, поговори со мной.
- Ладно-ладно, малыш, слушай мою историю.
Опустошив душу, вывернув ее наизнанку, тараторю без остановки, то отчаянно всхлипывая, то смеясь непосредственным внутренним смехом, как в детстве, все вперемешку.
Улыбаясь огромным ртом - улыбка разрезает его лицо от уха до уха, Джонни шепчет: "Полно, глупышка, ты расстраиваешься из-за пустяка. В масштабах вселенной твоя проблема - это мелкая частичка, пылинка среди песчаных гор и глыб вселенских бед и несчастий. Видишь, там, мощные каменные горы - это вековые пласты из слез, горя, недовольства и людской злобы. Теперь крупица твоих чувств тоже нашла свое место в этих жутких монументах, мертвым грузом давящих на грудь земли.
Теперь посмотри вверх. Там небо, солнце, сияние, белые воздушные облака и необозримые дали. Сюда должны быть устремлены все твои мысли и желания, они растворяются во вселенной и напитывают тебя энергией с каждым твоим вздохом воздуха. Когда тебя одолевают печальные мысли, посмотри вверх, постарайся разглядеть там кусочек ясного неба и наберись терпения. Все будет хорошо, детка!"
Джонни говорит это тихим уверенным голосом, не дающим никакого шанса перечить ему или сомневаться в услышанном.
Сразу становится легко и беспечно.
-Мудрый, рассудительный Джонни!
Я снова смотрю в небо.
Касатка захохотала своим немым ртом, обнажив россыпь жемчужных зубов и, вильнув хвостом, быстро пронеслась над головой за неистовым ветром, и, обломив край креста, исчезла за горизонтом.