Вчера, 24 мая, исполнилось 78 лет Бобу Дилану. Мы вспоминаем путь великого американского поэта и певца шаг за шагом.
Последние пять лет все его концерты открываются одной и той же фразой: «Леди и джентльмены, встречайте придворного поэта рок-н-ролла! Парня, который затащил фолк в кровать к року в 60-е, носил мейкап и потерялся в тумане запрещенных субстанций в 70-е и пытался найти Иисуса в 80-е. Его уже списали в утиль, но он внезапно ударил по газам и снова стал выпускать шедевры в 90-е. Леди и джентльмены, артист компании Columbia Records – Боб Дилан!» Обычно в такие бессмысленные абзацы прессуют жизнь гения провинциальные газеты и большие энциклопедии (и таки да – это фрагмент из статьи в заштатной The Buffalo News), но именно так и звучала бы емкая и хлесткая версия биографии Роберта Аллена Циммермана, 67 лет от роду, величайшего поэта и исполнителя Североамериканских Штатов последних пяти лет... Простите, пяти десятилетий.
Последние пять лет Дилана боднул бес в ребро. Боднул нешуточно – старина Боб, словно обезумевший натуралист XVIII века, опять носится по всем пяти континентам с концертами, выпускает пластинки и книги, снимается в кино, с пунктуальностью нищенствующего клерка ведет еженедельные радиошоу, устраивает свою первую выставку живописи... Последние пять лет Боб Дилан так же бодр и активен, как и в первую пятилетку своей бесконечной карьеры. А та первая пятилетка стартовала, страшно подумать, в 1961 году – переездом из мерзлого Миннеаполиса в нью-йоркский богемный квартал Гринвич-Виллидж – и закончилась в 1966-м, когда Дилан вылетел из седла своего Triumph 500 прямиком в белоснежные объятия больничной койки. Именно эти первые пять лет карьеры Дилана справедливо считаются революционными, и именно они сделали его иконой. Когда Джон Леннон говорил, что Дилан был его идолом, он имел в виду именно этот его период. И, к слову, Боб повлиял на The Beatles далеко не только творческими флюидами: по словам Маккартни, «до встречи с Диланом мы пили виски-колу. Боб изменил наши привычки». Просто во время первого турне по США битлы попробовали травку, и первый косяк робким англичанам скрутил не кто иной, как Боб Дилан (произошло это на первой же встрече четверки и Дилана в гостиничном номере в Нью-Йорке). Многие считают, что настоящий прорыв в творчестве The Beatles начался именно с этого момента – в скором времени ребята записали диск «Help!».
Кумиром юного Дилана была другая великая икона стиля – поэт-бродяга эпохи Великой депрессии, марксист из Оклахомы, трубадур бомжовых товарняков по имени Вуди Гатри. С головы до ног в джинсе, в кепке, лихо сдвинутой набекрень, с вечной гитарой за спиной. На гитаре крупно нацарапано This machine kills fascists. Никогда не скрывавший своих левых политических взглядов и не шедший на компромиссы с индустрией, Гатри был для Дилана духовным крестным отцом и ролевой моделью. Более актуальные источники вдохновения открылись юному поэту уже в Виллидже – и были это битники. Главным принципом жизненной философии битников было, как писал Керуак, «жить на дне, но смотреть вверх» – и потому их радикальный индивидуализм идеально совпал с романтическим нахальством юного правдоискателя. Дилан настолько спелся с Алленом Гинзбергом, что тот даже сопровождал его в турне. Уникальность же самого Дилана в ряду коллег-поэтов заключается, разумеется, в том, что в отличие от большинства из них он смог сделать так, чтобы его слова услышали все, к кому он обращался, – а говорил он с целым поколением. Почти все песни Дилана времен его «первой пятилетки» являются в той или иной степени манифестами и вполне могли исполняться не только на сцене концертного зала (а Дилан к тому времени добрался до Карнеги-холла), но и на баррикадах (что и произошло чуть позже, в Париже 1968-го).
Почти все песни Дилана времен его «первой пятилетки» являются в той или иной степени манифестами и вполне могли исполняться на баррикадах.
В те годы Дилан культивировал уникальный образ светского бомжа – узкие джинсы, мятый черный пиджак, вечные темные очки (на улице, в помещении, солнце на дворе или непроходимый туман – не важно!), остроносые ботинки, кудрявый улей на голове и кривая циничная ухмылка на губах. Собственно, только так и мог выглядеть ломающийся от гнева и усталости пророк поколения, юный профессор нового человековедения, чьей кафедрой была Большая Сцена Всея Америки (и не забывайте – речь идет о молодом человеке, который жил на полную катушку и женился на Playboy bunny). И именно так должен был выглядеть светский лев, засыпавший, завернувшись в занавеску, на приеме у очередного миллиардера – чтобы на следующее утро, минуя гардеробную, отправиться на кинопробы к Энди Уорхолу. Или в студию, чтобы вновь наедине с гитарой, гармошкой, микрофоном и бутылкой вина начитывать тексты, в которых сотни тысяч будут, словно золотоискатели в комьях грязи, выискивать сияющие крупицы ответов на главные вопросы.
И так и должен был выглядеть настоящий поэт контркультуры, друг битников, готовый в любой момент к драке – как идеологической, так и в виде обычного рукоприкладства (и неизвестно, какие бои случались чаще, – судя по знаменитому фильму Dont Look Back, Дилан выходил из себя невероятно быстро). Мало кому из певцов поколения удавалось так четко зарифмовать интеллектуальный шарм и чувство стиля – и именно этот микс старались воспроизвести шедшие следом. Посмотрите на потертого Джонни Роттена образца Public Image Ltd., слоняющегося по вечернему Лондону в поисках новых орудий для войны с истеблишментом, на молодого Боно на карликовых каблучках, протестантским глаголом жгущего сердца миллионов, или на захлебывающегося своим поэтическим даром Пита Доэрти. Все они – дети великого светского бомжа Дилана, для которых быть как он во многом означало и одеваться как он.
Забавно, что именно нью-йоркские пижоны – Боб с битниками – проложили дорогу самой фэшн-отсталой субкультуре 60-х, а именно хиппи, которые с радостью неофитов подхватили слово Дилана и понесли его в свои деревенские коммуны. Впрочем, хиппи в долгу не остались; Дилан и Ко взяли у «детей цветов» то, что им понравилось больше всего, – психоделические наркотики, длинные волосы и рубашки в цветочек (оставив тем их дурацкие клеши и попсовую индуистику). Вместе с психоделиками пришло электричество: оба оказались самыми доступными средствами расширить сознание – что красочно доказал еще в начале 60-х Кен Кизи и его банда «веселых проказников». Потому однажды Дилан тоже решил взять в руки электрогитару и двинуться в сторону рока. Так появился альбом Bringing It All Back Home, на одной стороне которого были записаны традиционные для раннего Дилана акустические фолк-песни, а на другой – нормальный рок. Сегодня это трудно себе представить, но в те стилистически чуткие времена за такие вещи могли если не убить, то возненавидеть пуще смерти. И так и вышло: в 1966 году во время концерта в Манчестере Дилан удостоился выкрика из зала, который вошел в историю как один из самых эффектных эпизодов бесконечной битвы Артиста и Публики. «Иуда!» – раздался крик в краткий момент тишины между двумя песнями. Дилан ответил достойно – оставшись абсолютно спокойным, он бросил в зал станиславское «Не верю!» и, как ни в чем не бывало, взял первый аккорд Like a Rolling Stone. Как видим, многие далеко не сразу простили Дилану предательскую перебежку из стана священных поэтов поколения в шумный лагерь электрического рока.
Забавно, что именно нью-йоркские пижоны – Боб с битниками – проложили дорогу самой фэшн-отсталой субкультуре 60-х, а именно хиппи.
Они с радостью неофитов подхватили слово Дилана и понесли его в свои деревенские коммуны. С тех пор Дилану чего только не прощали. С другой стороны, чего он только не вытворял: демонстративно обращался в христианство (ой, вей, Циммерман!) и вешал на шею гигантский крест в 70-е; носил дурацкие цилиндры и позорные клетчатые пиджаки в 80-е; удрученный дурным комсомольским приемом в Останкино 1985-го, пил горькую у Вознесенского в Переделкино; совсем спекся к началу 90-х, чтобы гротескно возродиться в 2000-х – в огромной шляпе, длинном сюртуке и брюках с лампасами а-ля генерал Кастер. Да-да, именно так теперь выглядит бывший кумир богемы и интеллектуальный бог Гринвич-Виллиджа.
Имеет ли это какое-то значение? Вряд ли. Это, например, очевидно кинорежиссеру Тодду Хейнсу, снявшему захватывающий шедевр под названием «Меня там нет», полностью посвященный культурологическому мифу под названием «Боб Дилан». Дилана в нем играют семь человек – среди которых молодой англичанин, пожилой Ричард Гир, маленький негритенок, Кристиан Бэйл, сбросивший по такому случаю костюм Бэтмена, и даже актриса Кейт Бланшетт, загримированная под иконического Дилана эпохи Виллиджа. Все они играют одного и того же человека и выглядят при этом убедительно. Видимо, дело в том, что стиль Дилана не умирает за пределами отведенного ему времени и пространства; он проницает, словно рентгеновские лучи, любую перемену гардероба, возраста или пола. А так бывает всегда, когда стиль равняется духу и светится изнутри.
Материал был впервые опубликован в ноябрьском выпуске GQ за 2008 год, а на сайте – в 2017 году.