Массовый хоррор — зачастую мистический фильм. Древнее зло, призраки и монстры вторгаются в мирную жизнь главных героев, чтобы начать игру на выживание. В лучшем случае зло будет изгнано (скорее всего на время), в худшем — главные герои погибнут.
Однако у всех подобных сюжетов есть один большой изъян — зло в них имеет трансцендентную, внечеловеческую природу. Оно вторгается в наш мир, вносит в него неопределённость. С этим злом почти невозможно договориться (жертвоприношения — не в счёт). Оно воплощает в себе человеческие страхи, всё, что человеку неприятно.
Антропологически — человек выносит это зло за пределы самого себя, отрицает свою связь с ним, наделяет особой силой и _внечеловеческой_ волей, представляет это зло как отдельный субъект. Отчуждая от себя, человек наделяет это зло жизнью и волей. Это и есть причина появления чертей, демонов и злых духов. Поэтому мне не особо интересны подобные сюжеты.
Другое дело, когда источником «зла» становятся люди. При этом не одержимые, не управляемые извне, а вполне конкретные люди, движимые своими внутренними стремлениями и желаниями. Именно эти истории пугают больше, ведь «злым» в них оказывается обычный человек, если и не такой же, как вы сами, то подобный — сосед, знакомый, случайный прохожий. В этом заключается весь ужас таких фильмов как You're Next или A Clockwork Orange.
Funny Games (хоть 1997 года, хоть 2007) — это именно один из таких фильмов, которые разрушают твоё представление об обыденном и пугают именно этим. В них злодеем оказывается не демон и не одержимый дьяволом человек, а случайный прохожий, в котором вы и не думали видеть угрозу. Здесь «злом» оказывается человек. И этому злу оказывается нечего противопоставить — мораль, представления о том, как один человек должен относится к другому, оказываются пустым звуком. Один человек оказывается для другого лишь средством для удовлетворения потребности в развлечении, жестоком и бесчеловечном.
Но мне искренне импонирует тот подтекст, который вшит в этот фильм: «злом» оказывается сам зритель, который привык и жаждет видеть в хоррорах человеческие страдания. Он представил «зло» как отдельную сущность, наделил её волей и теперь ждёт, когда оно доберётся до главных героев. Он сопереживает страданиям героев, но он и ждёт их. Он желает увидеть, как героям будет больно. Но, скорее всего, при этом он желает и того, чтобы «добро восторжествовало».
Однако в подобной истории он видит лишь мнимую победу «добра» над «злом», лишь победу над внечеловеческим «злом», тогда как вполне конкретное «зло» социального мира зрителя остаётся безнаказанным.