Сегодня мне опять приснилась эта пятнадцатиметровая колбаса.
Я прошу отнестись серьезно. Эта история имеет имеет отношение к Валерию Комиссарову. На заре времен он вел ток–шоу «Моя семья» (которое, кстати можно смело назвать одним из первых в этом жанре). Так вот. У меня в "Моей Семье", когда я там работал, было несколько обязанностей. Одна из них: читать и рецензировать письма. Понятно, я было не один. В редакции с количеством корреспонденции уже не справлялись. Тогда, на пике популярности телешоу, с почтамта каждый день привозили много мешков писем с самых разных уголков страны. Причем очень часто на конверте было указано «копия, оригинал отправлен в передачу «Поле чудес». Сейчас, по взрослому разумению, я бы рехнулся. Но тогда моя психика была гибкая. Часть писем была лютым адом, где люди просили прислать им хоть сколько то денег, взамен обещая свои внутренние органы. Значительная доля посланий содержала подробные описания семейных срачей, где близкие родственники, друг друга люто ненавидя, годами делили квадратные метры или приусадебные участки. Огромная часть называлась просто — «Дурко» по внутренней классификации. Это донесения о мистике, когда из радиоприемника спецслужбы облучают, или в глаза тайком вставляют видеокамеры. Вы знаете, я поражался числу сумасшедших. Их нереально количество. Нереальное! Ну, и лишь некоторая часть писем, где были интересные истории и проблемы, уходила в разработку к редакторам шоу.
Еще одной моей обязанностью был привоз и отвоз экспертов для передачи. Ну, например, Светлана Светличная соглашалась сняться. Ее надо было доставить, усадить на место в студии, затем через несколько часов отвезти обратно. Водитель у нас был один, но он обычно катал Валеру на черной волге. А я добирался на метро, на месте ловил каких–то частников, и отвозил этих уважаемых экспертов в каких–то колымагах. Мы ломались с каким–нибудь Борисом Кореневым в глухой пробке за сорок минут до начала съемок, я возил Романа Виктюка в ржавой «копейке», всякое было. Знаете, у Фазиля Искандера есть повесть «Энергия стыда» — какое хорошее название. Вот сейчас я понимаю, что эта энергия тогда двигала и вдохновляла меня как ничто больше. Перед началом съемок телешоу нужно было «раскачивать» публику. Потому что, как правило, зрители не хотели выглядеть бодрячком в кадре (а им еще шесть часов нужно было сидеть в душной студии на Шаболовке), поэтому была такая должность в штате — усмешнитель. Он рассказывал анекдоты и сам над ними ржал, и всех призывал ржать и хлопать вместе с ним. Сюжеты на шоу были разные, обычно последовательно выступали несколько штук героев, эксперты за отдельным столиком их обсуждали, зрители высказывались, а потом Валерий говорил подводку и переходил к рекламе какого–нибудь кетчупа. И еще был человек в маске, который анонимно делился каким–то шокирующим откровением. И в каждой передаче был свой «гвоздь». Например, — миллион алых роз. Некий поклонник, следуя сюжету известной песни, дарит девушке весь этот силос, а она, поколебавшись для приличия, под аплодисменты, проявляет благосклонность. (Цветов было несколько тысяч, каждой зрительнице досталось по розочке и еще осталось). И вот, однажды таким гвоздем программы стала пятнадцатиметровая колбаса. Я, хоть убей, не помню, под каким соусом подавалась эта колбаса. Аналог миллиона роз? Почему именно пятнадцать метров? Черт знает. Но так было решено по сюжету. Всякие безумия случались на этой передаче. И это было лишь одно из рядовых безумий. Надо, значит, надо. Связались с производителями. Выяснилось, что технологически произвести 15 метров колбасы нельзя. А сколько можно? Максимум 5 метров. Ну окей. Заказали три куска по пять метров, самой дешевой вареной докторской в полиэтиленовой упаковке. Стали думать, как эти фрагменты состыковать между собой. Я был свидетелем этих раздумий, потому что меня рекрутировали быть одним из торжественных носильщиков колбасы. И даже выдали пиджак. Так что я себя чувствовал себя немножко Лениным на субботнике в Стране Чудес. В итоге напилили три куска банальной арматуры, воткнули в колбасу, наживили, замотали места стыковки широким скотчем. И вот, мы стоим в коридоре студии, с колбасой наперевес, по сигналу должны войти в павильон. Горят алые плафоны с надписью «Идет съемка». Мандраж перед выходом на сцену, который у меня еще с детства.
Слепленная из трех частей и перемотанная скотчем, колбаса явно выглядела не так, как бы того хотелось режиссеру. Она была похожа на больного Франкенштейна. Из–за неоднородности внутреннего содержания (это был самый дешевый сорт), а так же из–за того, что мы хватали, носили, кантовали ее, на поверхности колбасы проявились выпуклости и впуклости. Ее даже пару раз роняли. Выглядела она погано. А съемки уже шли. Режиссер решил — будем проносить колбасу быстро, чтобы у зрителей не было возможности как следует присмотреться к этому ужасу. Все должно быть четко по сигналу, пятеро мужиков взваливают «изделие» на плечи и — раз! почти бегом проходят площадку. На монтаже, мол, вытянем.
Тут нужно упомянуть, что декорации в студии были установлены полукругом, так, что центральная часть, на которой и происходило основное действие, служила как бы ареной. То есть, нам предстояло двигаться не по прямой траектории. Мы должны были войти в дверь павильона, описать круг, и выйти в ту же дверь — за каких то полминуты. Задача всем была понятна, роли распределены (мне выпало держать центральную часть колбасы). Мы дождались сигнала помрежа и устремились в атаку.
Практически сразу стало понятно, что что мы не учли некоторые фундаментальные законы физики в нашем уравнении, например, закон инерции. В районе моего плеча было как раз соединение двух колбасных секций, внутри колбасы находился железный штырь, и я обнимал место стыка рукой, чтобы скотч не слишком бросался в глаза. Проходя поворот, я почувствовал, что не могу находиться на прежнем курсе, колбаса начинает разламываться, из нее вылезает эта арматура и мы с ней вместе устремлены прямо в зрительский ряд и остановиться уже невозможно. Знаете, это похоже на то, как конный рыцарь, набрав скорость, с копьем наперевес, готов поразить противника. Только у меня не было ни белого плюмажа, ни благородных гербов, в тот момент я четко осознал — сейчас я эту арматуру воткну в зрительницу в первом ряду. Какая ирония — на склоне лет прийти на телепередачу, и погибнуть от того, что кто–то не вписался в поворот со своей докторской. Я же почти убил эту женщину, сумел остановиться. Мы сдали назад и позорно удалились, роняя куски разламывающейся колбасы. Из передачи этот момент, конечно, вырезали.
Традиционно работники телешоу после окончания съемок выходили на крыльцо студии, чтобы выпить по бутылочке пивка. Был вечер, зрители тоже потихоньку уходили, получив автограф у В.К. На лавке лежали фрагменты злополучной колбасы, и каждый зритель отрезал себе столько, сколько хотел. А я сидел на ступеньках, и думал, что мне надо непременно срочно и кардинально что–то менять в своей жизни. И в итоге так и вышло. Но та колбаса мне все еще снится с неизменной частотой.
