Пост содержит обзор событий шестого эпизода восьмого сезона сериала «Игра Престолов». Если вы ещё не смотрели эту серию и не хотите словить спойлеры, то, пожалуйста, не читайте статью.
Ещё не так давно трудно было определить, кто же всё-таки получит великую власть, и будет ли это Дейенерис Таргариен. На Афтепати, устроенной Бейонсе и Jay-Z в отеле «Шато-Мармон» оказалась и Эмилия Кларк. Она сидела в баре с друзьями, поражённая количеством знаменитостей, собранных в одном месте. Будучи уже «далеко не трезвой» – «выпив шесть бокалов шампанского» – она рассматривала проходящих мимо Дрейка, Рианну, Джей Ло и Алекса Родригеса, Адель, Леонардо ДиКаприо. И вдруг заметила, как к ней направляется сама Бейонсе.
Я увидела, как этот ангел, эта невероятная женщина идёт ко мне и с трудом могла себя контролировать. А Бейонсе сказала мне: «О Господи, как чудесно тебя здесь видеть. Я думаю, ты великолепна». И я просто не могла с этим справиться! Я была готова расплакаться. Я видела, как отражаюсь в её глазах, и понимала, что она сейчас уйдёт, если подумает, что я сумасшедшая, что я вообще не та, за кого она меня приняла, что я – просто безумная фанатка, которая смотрит на неё как кролик на удава. По сути, именно такое впечатление я тогда и производила. Я сказала ей: «Я была на твоём концерте и считаю, что ты удивительная! Удивительная»! А ещё мне хотелось закричать: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть я всё равно тебе нравлюсь, даже несмотря на то, что мой персонаж превратится в диктатора, массово убивающего людей! Пожалуйста, продолжай думать, что я представляю женщин красиво!
Эта встреча произошла в феврале, до начала восьмого, последнего, сезона «Игры Престолов». Кларк не могла объяснить даже самым близким и верным друзьям, сидевшим тогда рядом с ней в баре, почему она на самом деле так сильно сдерживает своё волнение перед Бейонсе. Кларк знала, что к концу восьмого сезона её персонаж могут ненавидеть. «Я подумала: «Боже мой, мой абсолютный кумир говорит мне, что я ей нравлюсь, а я знаю, что к концу этого сезона она будет меня ненавидеть».
Как бы там ни было, момент истины настал, и он был несчастливым для Дейенерис. Кларк прочитала сценарий почти два года назад и, как все, кто связан со съёмками в сериале, была обязана держать сюжет в строжайшем секрете. Когда мы встретились с ней в Лондоне за два дня до выхода финального эпизода, она, как нам показалось, была намерена пролить свет на множество тайн. И мы начали с загадки стаканчика из Старбакса, оставленного на столе рядом с Дейенерис в эпизоде «Последние из Старков».
Что это был за кофе? Ваш стаканчик? Вы его там оставили?
Знаете, как отличить актёра из «Игры Престолов»? Мы не пьём кофе из Старбакса. То есть, те, у кого в руках стаканчик из Старбакса, – в сериале не снимаются. Другими словами, никаких мокко-вокко-фраппучино.
То есть, вы сейчас хитро подставляете съёмочную команду?
Ага. Именно это я и делаю.
Получается, вы не знаете, что было в стаканчике?
Да может это чей-то джин был. Или продюсерский моккачино.
Вы теперь вспоминаете: «О Боже! Я помню тот стаканчик напротив меня»?
Нет, на самом деле нет – множество дублей, две сотни человек из массовки. Но знаете, кого я могу с удовольствием в этом обвинить? Заметили кое-кого очень знакомого среди массовки в той сцене?
Нет, кого? Эда Ширана?
Нет. Когда все чествовали Кита и выпивали, там было двое ребят, похожих на косплееров группы Metallica, – так это наши шоураннеры и сценаристы, Дэвид Бениофф и Дэн Уайсс. Это они в кадре. Большинство смеялись над их ужасными длинными усами, а не следили за тем, что стоит на столе. Когда я смотрела на них, я сама была занята собственным смехом. Ох, и так уже слишком много извинений за этот стаканчик. Выберите сами, кому он мог принадлежать.
Всё закончилось, и нам бы хотелось поговорить о вашей реакции на судьбу Дейенерис. Вы разочарованы? Удивлены? Считаете, что здесь есть какая-то критика феминизма?
Я прочла сценарий два года назад. После того, как я это сделала, я очень долго гуляла по Лондону, как в трансе, не зная, как всё осмыслить. Сейчас, наконец, люди говорят: «О, ну теперь-то мы понимаем, почему последний сезон так тебя поразил». Я понятия не имела, чего ожидать от последнего сезона. Я надеялась на пикантные моменты с участием моего персонажа, как это обычно было в предыдущих сезонах, но их не было. На протяжении всего сериала были великолепные моменты, где Дейенерис участвовала в битве или принимала важные решения. Были чудесные моменты, когда она брала всё в свои руки, и это было поистине красиво. Она освобождала людей, убивала отрицательных персонажей, и это приятно. И, должна признаться, я сидела и думала: «Как долго это будет продолжаться»? Все говорили: «Разве не здорово? Она наша спасительница, Миса». Это было потрясающе, это было очень красиво, но я постоянно оглядывалась на тех, кто становился более человечным, на тех, кто хотел «построить лучший мир». Они поступали хорошо. Они же поступали плохо. Глупо. Гениально. Влюблялись. И им разбивали сердце. Дейенерис шаг за шагом прошла свой путь к спасению и была на вершине весьма безопасной горы. Помню, как наши сценаристы и продюсеры сказали мне, что Дейенерис – как Лоуренс Аравийский. Я смотрела этот фильм и подумала: «Ну, круто, он потрясающий, он выжил – и это замечательно». А затем вспоминаешь, чем закончился фильм... А я тогда не сложила два кусочка этого пазла. Или не хотела их складывать. Потому что слишком волновалась за Дейенерис.
Расскажите подробнее, как связаны Дейенерис и Лоуренс Аравийский?
Ну, по сути, он освободитель, спаситель. Он сражается за людей, но, в конце концов, это история о том, как власть развращает. Вы видите, как власть превращает этого человека в безумного и дикого. Будучи на головокружительной высоте, он ничего не видит сквозь эту пелену. То же самое переживает и Дейенерис. А я всё же так сильно переживаю за неё. Она так долго была частью меня. Читая сценарий, я делаю то, что делает любой актёр, – то, что ему говорят делать. Ты должен соглашаться со своим персонажем. Если же ты с ним не согласен, тогда у тебя не получится его сыграть. Я сидела и ломала голову над тем, как мне достойно сыграть то, что они написали в сценарии. Потому что это – она. А они – сценаристы. Они создали эту женщину, а я должна её сыграть, интерпретировать это на пике своих возможностей. Впервые проблеск холодности у Дейенерис появляется в первом сезоне, когда Кхал Дрого убивает её брата Визериса...
Восхитительный момент.
Тогда я впервые прожила с ней это суровое, холодное спокойствие. Дейенерис контролировала ту часть себя, что успокаивала её. Мне всегда хотелось воодушевить её, потому что я видела больше женского в ней. Здесь нет никакого пренебрежения. Но она была ребёнком. Её продавали. Она росла и жила той жизнью, что ей была уготована. Она всю жизнь была в бегах. Она потеряла всех, кто хоть что-то для неё значил. Её вырастил брат, который рассказывал ей, почему у неё отняли семью, почему люди не позволили им занять Железный Трон. Это была её миссия, и на каждом шагу она жертвовала всем. Она пожертвовала возможностью быть матерью. Она пожертвовала любовью. Она пожертвовала счастьем. Она пожертвовала лёгкой и простой жизнью. Она пожертвовала друзьями. Она пожертвовала всем, чтобы быть тем правителем, которым она себя представляла. И с каждым шагом вверх по этой лестнице – с каждым массовым убийством, с каждым злодеем, которого она убила, с каждыми десятью добрыми людьми, что она спасла, подвергая друзей и любимых людей опасности – с каждым шагом вверх по этой лестнице укреплялось её стремление занять Железный Трон. Потому что тогда все эти жертвы будут оправданы.
Каждый раз, когда мне приходилось играть «холодную» Дейенерис, которая, к примеру, совершала массовые убийства, я всегда думала о том, что она делает всё ради того, чтобы исполнить своё предназначение. Она слишком далеко зашла, чтобы отступать. И, вот, она наконец-то влюбляется в кого-то, кто одного с ней возраста, в кого-то подходящего ей, кто, кажется, тоже любит её, кто кажется хорошим парнем. Тот факт, что она его тётка, – просто как бы между прочим. И всё это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Даже тогда, когда она впервые позволяет себе расслабиться, она думает: «Боже мой, я могу любить, могу строить карьеру, у меня может быть семья в перспективе. У меня всё это может быть». Но нет! Не может, чёрт дери.
Ей приходится столкнуться с обратной стороной всего этого. Она нежеланна. Не любима всецело. Она отдаёт себя Джону полностью, даёт ему много, много возможностей ясно увидеть её, осознавая все последствия. Она просит его: «Если ты хотел быть со мной, позволь мне всё сделать до конца. ... Я знаю, что могу быть хорошим правителем, так давай сделаем это вместе. Давай сделаем». Но он не хочет. И разочарование от осознания этого ломает её, ломает всё человеческое в ней, потому что, Боже мой, всё, что она знала, – это боль, жертвы и насилие. И все, кого она знала, – люди восстающие против неё, люди, предающие её. Она совсем одна. И, на мой взгляд, всё это подводит нас к тому моменту, где она сидит верхом на драконе и делает тот самый выбор.
Когда вы сидели на «драконе» в той сцене, что вы чувствовали и о чём думали, чтобы передать этот момент наиболее реалистично?
Чтобы снять сцену на драконе, которая длится минуту, порой уходит две недели. Очень тяжело задействовать свои мышцы, потому что нужно помнить, что дракон тоже дышит. Но нам очень хотелось показать момент человечности и выбора, когда живой человек решает сделать что-то, что только навредит ему, и он знает это, но не может отказаться от своего решения. Думаю, это невероятное свойство человеческой натуры. У нас у всех оно есть, когда мы решаем съесть шоколад или выпить семнадцать бутылок вина, или решиться на любовный роман. Что бы это ни было, у всех есть тёмная сторона, которая на самом-то деле никому и не нравится – и это то, с чем мы боремся.
Финал многих хорошо известных сериалов либо озадачивает, либо разочаровывает.
Я всегда знала, что даже «Игре Престолов» не под силу удовлетворить всех. Я смотрела слишком много сериалов, чтобы допускать мысль об этом. Историй слишком много, персонажи слишком сложные и многогранные. В определённом смысле сам сериал противоречив: «На чьей ты стороне»? К тому же, если хочешь удовлетворить всех, то это какое-то равнодушие, что ли. Как по мне, у «Игры Престолов» не могло быть какого-то другого конца.
Вы не хотели, чтобы он закончился более триумфально для Дейенерис?
Не уверена, что он мог бы так закончиться. Даже для персонажа, которому я столько отдала, которому так сильно сочувствую, который столько видел и столько пережил, я не вижу другого конца. Но я была шокирована, когда читала сценарий.
Какой именно частью?
Сценой, когда Дейенерис умирает. Я его буквально прочувствовала. Я подумала: «Так, секундочку». Вернулась и перечитала. И потом такая: «О, ну здорово. Замечательно. То, что я прочитала, правильно». Но затем мне предстояло бороться с этим. Съёмки этой сцены были изнурительно долгими и архисложными, но невероятно эмоциональными.
Ваша последняя сцена?
Да. Её довольно долгое время рассматривали чуть ли не под микроскопом, что вполне понятно, но она вышла поэтичной и красивой.
Расскажите, что можете, о съемках этой сцены.
Как я уже говорила, мне всегда хотелось показать «мягкую» сторону Дейенерис. Всегда есть тысяча причин тому или иному решению и тому или иному слову. Мы – продукт собственного опыта; учитывая это, о Дейенерис говорят, что она «брутальная», «холодная». Мне на самом деле хотелось придать ей лёгкости. Я захотела поиграть со смысловой нагрузкой этой сцены. Я не хотела изображать её «безумной», мне правда не нравится это слово. Мне неприятно, когда фанаты называют меня «Безумной Королевой». Но она так сильно погрузилась в горе, стресс и боль. У нашего мозга есть удивительная способность находить короткий путь к хорошему самочувствию, неважно как – благодаря таблеткам или тому, что сознательно себя обманываешь. Мне хотелось показать Дейенерис такой, какой мы видели её в самом начале: юной, наивной, доверчивой, открытой, полной любви и надежды. Я так сильно хотела, чтобы её навсегда запомнили именно такой.
И вы 18 месяцев должны были держать всё это в секрете.
Это было самым ужасным. Я никому не могла ничего рассказать. Я бы посидела за столом с семьёй и такая: «Народ, чисто из любопытства, что вы думаете о Дейенерис? Вам она нравится? Думаете, она милая? Она вам нравится»? Моя лучшая подруга Лола не смотрит «Игру Престолов». Это не её. Но мы много общаемся, и она частенько слышит обрывки фраз от водителей, от друзей по работе. И она подошла ко мне где-то два с половиной месяца назад и сказала: «Дейенерис станет плохой, да»? И тут меня прорвало: «О Господи! Я так хотела хоть с кем-нибудь это обсудить»! И она такая: «Я знала это! Я так и знала»!
Давайте поговорим о сюжетной линии Дейенерис подробнее. В первом сезоне она проходит путь от невинной пешки в брачной сделке до решительной воительницы Кхалиси. Она съедает сердце жеребца. Она с гордостью наблюдает, как муж убивает её жестокого брата, вылив ему на голову расплавленное золото. Она выходит из огня погребального костра с тремя драконами. Как вы воспринимаете эти ранние трансформации вашего персонажа? Помогло ли это лично вам чувствовать себя сильной? Как вы чувствовали себя за пределами съёмочной площадки? И как убедительно съесть сердце жеребца?
Ох, что ж, сначала отвечу на последний вопрос. Чтобы съесть убедительно, нужно притвориться, что вы неделю ничего не ели, а теперь вот получили то, о чём больше всего мечтали. Вот именно так вам удастся убедительно съесть лошадиное сердце. Я помню, как ела и думала, что ем так, будто все мои мечты сбываются. По сути это был обычный желатин: большой желейный мишка с сухими макаронами внутри, создающими впечатление артерий. Вкуснотища.
Пальчики оближешь. А изменения вашей героини?
Я и представить себе не могла, что получила возможность сыграть этого персонажа. В театральной студии мы изучали Шекспира, и Дени не так уж и далека от него в плане незаурядных, странных, причудливых, несовременных моментов, которые она переживает. К тому же, это моя первая работа. Сыграть такую роль – это своего рода рост в профессиональном плане. В большинстве первых сцен вы, скорее, видели боль Эмилии, а не Дейенерис, потому что это некомфортно, это нелегко. Съёмочная площадка – невероятно страшное место, когда туда приходишь в первый раз. Каждая новая работа пугает. Я ни в коем случае не имею в виду, что во время съемок случилось что-то плохое. Меня всегда защищали. Все были такие приятные и благожелательные. Но я была совсем юной, я только начинала свой путь в киноиндустрии.
А позднее, я уже рассказывала об этом журналистам The New Yorker, у меня случилось два кровоизлияния в мозг, и я не хотела никому дать повод сказать: «Ой, да она просто ребенок, она с этим не справится». Мне хотелось делать свою работу как следует. Мне не хотелось никому давать повод для высказываний, типа: «Ох, нет, посмотрите на нее – молодая, неопытная девушка – ей не под силу сыграть эту роль».
Расскажите о какой-нибудь сцене в самом начале, которая была особенно сложной для вас в эмоциональном плане?
Это будет очень странное заявление с моей стороны, но я скажу: никто не смог бы изнасиловать меня так восхитительно, как Джейсон Момоа, играющий Кхала Дрого. А та сцена – он там плакал даже больше, чем я. Это было брутально, но он был очень добр, внимателен и осторожен. Он так оберегал меня, что с этой сценой я справилась. Более трудной была самая первая сцена, когда Дейенерис заходит в ванну. Вот это было действительно жестоко, потому что я стояла обнаженная перед людьми, с которыми раньше ни разу не встречалась. А тут ещё и камера.
Касательно ваших медицинских проблем: вам пришлось сниматься во втором и третьем сезоне после операций на головном мозге. Можете рассказать об этом?
Я чувствовала слабость, но постоянно работала в режиме «пожалуйста, не увольняйте меня, пожалуйста, пожалуйста, не дайте мне всё испортить, пожалуйста, не позволяйте никому думать, что я не справлюсь с этой ролью». Каждый день я сражалась со своими демонами, которые нашёптывали: «Ты больна, ты не сможешь. Ты устала, сдайся, хватит». А я шла напролом. Была пара сезонов, когда я во всём сомневалась, преодолевала всё это и ощущала колоссальное чувство вины из-за того, что не могу полностью войти в образ, сыграть главную роль моей жизни. Я знала, что многие мои друзья до сих пор стучат в двери кастинг-директоров. Я чувствовала себя измученной, была опустошена, взволнована и встревожена, и каждый день боялась.
Каким был ваш самый худший день на съёмочной площадке?
Первые сезоны снимались в жарких странах, в карьерах и других местах – из-за жары там было очень трудно. Съёмочные дни были очень длинные, а я носила этот огромный парик с подложкой. Меня постоянно преследовала мысль о том, что я вот-вот умру – у меня уже было два разрыва аневризмы. Я чувствовала, что нахожусь практически на грани обморока. У меня были головные боли, и я думала, что умираю. Но я никому ничего не говорила.
Так что трудный день – это долгий день, много людей вокруг, адская жара, хочется плакать, но нельзя, попытки не упасть в обморок, борьба с мыслями о том, что умрёшь. И в это же самое время нужно произносить реплики на дотракийском. А затем приходить на ужин, со всеми здороваться и пытаться поддерживать дружеские отношения. Это было действительно трудно. Я уверена, многие прочитают это и подумают: «Ты просто изнеженный ребенок, в этом же нет ничего сложного, вообще ничего». Но это просто ужасно, когда ты не можешь быть честен с окружающими, когда не можешь сказать: «Мне сейчас немного трудно».
Было ли у вас когда-нибудь ощущение реальной опасности? Я имею в виду, вы когда-нибудь думали о том, что, вот, вы на съёмках, сидите на драконе с раскалывающейся головой, а на носу следующая сцена?
Ох, конечно были. В моменты экстремального стресса мой страх перед смертью усиливался донельзя. Были случаи, когда я отводила в сторону одну из девочек-гримёрш, и говорила: «Мне кажется, что я умираю, хотя вроде нет. Просто подержи меня за руку, ладно? Посмотри на меня и скажи, что я в порядке». И они смотрели на меня, как на сумасшедшую и старались помочь прийти в себя.
Вам сильно досаждают чокнутые фанаты?
Когда люди пьяны, это очень неприятно. Чем больше человек пьет, тем хуже становится.
Вас просят сказать «Дракарис»?
Да. Да, конечно просят. А сейчас у них новый прикол: «О, не убивай меня»! Что ж, ладно, я не выхожу из себя просто так. Не беспокойтесь. Вы в безопасности.
Как думаете, что дальше? Займётесь театральными постановками? Или рассмотрите роли супергероев?
На самом деле я очень хочу учиться. У меня есть прекрасная работа, которой я планирую заняться вместе с Бьёрном Рунге, снявшим фильм «Жена» – мне он показался бесподобным. Мы собираемся снять небольшой фильм про поэтессу Элизабет Барретт Браунинг.
А что насчёт приквела «Игры Престолов»?
Ну, он есть, но никак не связан с Дэвидом Бениоффом, Дэном Уайссом или кем-то из тех, кто занимался «Игрой Престолов».
Что вы о нём думаете?
Думаю, пусть он будет, а там уж посмотрим.
Вы не считаете, что это просто получение прибыли в чистом виде?
Иисусе! Я не знаю, можно ли мне такое говорить.
Вы можете говорить что хотите. Вы – звезда.
Просто я думаю, что было бы замечательно остановиться ненадолго, а потом уже заниматься чем-то ещё. Но это будет нечто совершенно другое, и это не будет «Игра Престолов». Это будет сериал, вдохновлённый «Игрой Престолов» и её героями. Не могу об этом говорить, потому что не знаю сценарий. Но мне хотелось бы сделать небольшой перерыв после «Игры Престолов», остыть. Разве не все уже по горло сыты «Игрой Престолов»?..
Я из тех, кто «уходит с вечеринки, когда она в самом разгаре», потому что уходить нужно с хорошими воспоминаниями. А когда общаешься с кем-то, кто живёт в образе своего персонажа десять лет, начинаешь задумываться: «Какую ж ещё историю он может рассказать?» Знаю, есть множество желающих видеть эпизоды подлиннее, желающих продлить этот сезон – и я отношусь к этому с большим уважением.
Последние эпизоды очень насыщенные, в них столько всего происходит. Всё до кучи. И люди создали петицию с требованием переснять восьмой сезон. Вы слышали об этом?
Нет, не слышала.
Если восьмой сезон будут переснимать и переделывать, что бы вы хотели, чтобы случилось?
О Боже мой. Ну, могу говорить только за своего персонажа и за тех, с кем он взаимодействовал в сериале. Я с удовольствием добавила бы побольше сцен с Дейенерис и Миссандеей. И с Дейенерис и Серсеей.
Вот как!
Да. Я бы добавила больше сцен с Серым Червём и Миссандеей. Добавила больше сцен с Серсеей и... У меня такое чувство... Что там был геноцид. Это точно должно было произойти. И ещё, на мой взгляд, больше разрушений и этих прекрасно написанных сцен с участием разных персонажей, чтобы мы с удовольствием посидели и послушали десятиминутные диалоги, потому что они прекрасны. Мне бы хотелось побольше такого. Но не мне критиковать гениев, которые написали восемь чудесных сезонов.
А что вы надеетесь увидеть в финале?
Надеюсь увидеть Дейенерис такой, какой уже её описала: наивной, полной любви и надежды. Я правда хочу, чтобы её увидели в последний раз именно такой. У меня сердце разрывается, когда о ней думают плохо. Но я уверена, что о ней будут думать плохо, и я не в силах это изменить.
Сотни, а может и тысячи, матерей и отцов по всей Америке и, может, Британии тоже назвали своих дочерей Кхалиси.
О, это так странно!
Могу предположить, что их назвали Кхалиси в духе эмансипации. Но, вот, в финале эта героиня перешла на тёмную сторону.
Я знаю! Но это не лишает её силы, она всё равно остаётся могущественной женщиной. Думаю, когда вы посмотрите последний эпизод, вы поймёте, что у Дейенерис, как у персонажа, есть начало, есть середина и есть конец. Я думаю, что найдутся люди, которые с ней согласятся, так как она такой же человек, как и все мы.
А Кхалиси прекрасное имя. [Смеётся] Всё вскоре забудется! А люди будут говорить: «Ой, какое необычное имя, какое сказочное». А носящая его девочка скажет: «Да, да. Моим родителям оно очень понравилось».
Что бы вы сказали девочкам, которых назвали Дейенерис и Кхалиси?
Я бы сказала: «Вперёд, девчонки»! Я с удовольствием носила эти имена и, думаю, они их тоже полюбят.
По материалам ресурса The New Yorker.
