Тундра.
День седьмой.
Поезд снова вёз нас между гор. Теперь наш путь лежал до станции «Елецкая». В Харпе, ожидая состав, мы увидели на перроне ненца – оленевода в национальной одежде.
Он был лет тридцати, коренастый, невысокого роста. На нём из современных вещей были только солнцезащитные очки да пакетик, сквозь который проглядывались белые коробки вермишели «доширак». Одет он был в сапоги, сшитые из оленьего камуса, голенища которых украшали большие красные кисточки. Сверху одета длиннополая рубаха, сшитая так же из оленьих шкур. А на поясе, в деревянных ножнах, на манер кортика висел на украшенных кожаных ремешках нож. Рядом с ним, в кожаной оправе - медвежий зуб, говорящий о том, что перед нами смелый охотник, убивший медведя. Я попросил разрешения, и мы сфотографировались на память.
В рюкзаках еды – на двенадцать дней. Они кажутся неимоверно тяжелыми. Всё – таки я взял много лишних вещей. Хоть они и удобные, но ведь их нужно нести. Смело можно было отказаться от бахил, запасных штанов, свитера и даже бурок.
Хотя с последним я бы расстался с величайшим сожалением. А мои ноги мне бы этого вообще не простили. Ну и парашют, конечно…
В поезде ехала семья ненцев: грудной ребёнок в какой – то мягкой корытце, его молоденькая мать в голубом байковом халате и красном платке на голове, её младший брат лет четырнадцати.
Во главе - бабушка, видимо свекровь. Ребенок спал. Ненцы вели себя по отношению к нам настороженно.
Такие типажи! У меня – свербело. Я приложил все усилия, чтоб наладить контакт, не показавшись при этом назойливым. Выбрав момент, я сделал интересный кадр и, улыбаясь, показал изображение на цифровике бабуле. В конце концов, лёд растаял и, поговорив с женщинами, я сделал несколько кадров.
Чуть позже, возвращаясь из тамбура, я обнаружил возле «моих» туземцев пожилого лысоватого туриста, который вслед за мной клацал затвором фотоаппарата. У него был сильный акцент. Мужчина оказался главным редактором какого – то польского журнала, пишущего про альпинистов. Мы с интересом пообщались и обменялись адресами. Поляк неплохо говорит по-русски, ещё лучше – по-английски. Некоторых терминов не понимает. Ему наши «перевели»: «День оленевода»- «Проффешенл сейборейшн».* «Оленевод» - «арктик ковбой».
* Сам не знаю чё такое! (прим. автора)
Мы отобедали, и приговорили полторашечку пива. Сегодня можно. Идти по равнине недолго.
Тундра.
Где-то в полчетвертого прибыли в Елецкую. «Где–то», потому что в Харпе время ещё Уральское, а в Коми, где мы теперь, - Московское, то есть сразу на два часа меньше. С нами высадилось много народа. Стоит несколько «Буранов», встречают прибывших. Народ с любопытством смотрит на наши цветастые одежды и на мою буденовку.
Станция стоит на окраине. Буквально сто метров, и мы стоим на переметённой дороге в низинке какого–то ручья. Много следов «Бурана», вдоль них мы и двинулись. Вдали, в голубой дымке, Уральские горы. Они прекрасны.
До них около пятидесяти километров. Не верится, что мы до туда дойдём. Вдоль реки небольшими островками среди снега растёт ивняк.
Поэтому следующие два или три дня мы будем идти с костром! Это означает, что кипятка – море.
И можно даже мыть посуду. Пройдя около трёх километров, мы встали лагерем, начали закапываться, строить снежные стены и ломать хворост. К восьми часам лагерь был готов.
Вечерело, но солнце ещё высоко. Дул плотный встречно – боковой ветер. Я с неохотного разрешения Юры взял парус и пошел в тундру.
Пока я поднимался по склону, ветер был ещё слабоват, приходилось шагать. Стайка белоснежных полярных куропаток, хлопая черно-белыми крыльями, вылетела из кустов поблизости и, как обычно, стелясь полётом вдоль земли, спланировала за сотню метров. Когда я вышел на равнину – меня понесло!
Несмотря на тормозящий камус, я летел по тундре со скоростью не меньше пятнадцати километров в час! Попробовал менять направление - здорово, сектор движения довольно большой. А если как – то модернизировать личную обвязку, чтоб парусом не перетягивало поясной ремень, то можно ехать почти при боковом ветре! Только скрип наста под ногами, только бликующие закатным солнцем торосы, только ветер в спину! Я от радости заорал. Сначала – без слов, а потом начал хохотать и горланить какую – то песню. Счастье – это просто!
Орал бы и дальше, заряд эмоций был огромен, но уехал я довольно далеко, предстояло возвращаться. Посреди заметенной тундры стоял одинокий куст. Я снял его.
Шагая в лагерь, я решил, что сейчас отойду от палаток против ветра, чтобы приехать назад под парусом. Но, когда вернулся к ребятам, Юра уезжать мне больше не разрешил, мотивируя тем, что «как бы чего не вышло». Недовольный, укладываюсь спать. Мне не понятно, почему такие сложности. Жильё близко, плутать - негде. Почему не получать простых радостей жизни!?
Категория.
И лишь спустя день или два мне кто–то из наших разжевал, что «пятёрка» - это очень ответственно. Федерация не выпускала лыжных "пятёрок" уже лет восемь. А за прошлый год по всей стране прошли на лыжах всего десять походов пятой категории и два - шестой. Для округа этот поход - дело престижа. Поэтому нам выделили аж сорок тысяч рублей, что для общественной организации – совсем не мало. А наше участие в Чемпионате России очень поднимает престиж этого союза. Кроме того, победа в нём делает всех участников похода Мастерами спорта России, что для многих из команды является заветной целью. Поэтому и прём на износ в мороз и ветер. Поэтому и нервничает командир из– за всяких отклонений и остерегается всяческих непредвиденных опасностей.
***
Так и упаковал я свой парашют и надежды на него до самого конца похода.
Девять вечера, и все уже засыпаем. За нейлоном палатки сквозь порывы ветра слышно волнующее кудахтанье куропаток.
Всё-таки жить здорово!!!