День семнадцатый, последний.+24,5км.
Тридцать вёрст вместо ужина.
Нет, не КАЛЯМБА…
Вышли рано. Снег не липнет. Идём по профилю дороги, по буранному следу.
Слева и справа высокие заснеженные берёзы и ели. Дорога вьётся вдоль берега. Видны заячьи и лисьи следы, вспархивают куропатки, стучит дятел. Вскоре берег начал петлять, и дорога разошлась с буранным следом, который нырнул в обширную пойму.
Пасмурно, идёт снег. Вскоре, след начал исчезать под снегом и петлять. Его почти не видно. Идем на ощупь, петляя по пойме. Лезть в целину - проваливаться по пояс. Водитель снегохода кружил по лесу, гоняя глухарей, и мы это делаем следом за ним, «любуясь» окрестностями. В другое время действительно залюбуешься. Плакучие берёзы и ивы, раскидистые высокие ели, стоящие поодаль друг от друга, заросли заснеженного, разлапистого борщевика. Но нам сейчас важны километры.
- Витя, ну!?
- Да отстаньте вы бога ради!
Раздражен Полбуржуя. И есть от чего. За три часа напряжённого хода мы приблизились к цели на … 800 метров! Вот в лесу прогал показался. Это наша дорога. Рвём к ней по прямой. Всё, пошли дальше. Лыжи подлипают, хотя и реже, чем вчера. Встаём на обед. У всех на лицах кроме обычных щетино-мороженных атрибутов к естественному загару добавился искусственный - слой копоти от печи.
Сегодня «рвём». На износ. Я не стал мазать с утра лыжи, о чем очень жалею. Подлип достаёт всё больше. Еще, в очередной раз кольцо на палке сломалось, теряю время на ремонт. Вскоре вышли то ли на выруб, то ли на плешь. Дорога под ногами где–то потерялась, идём по азимуту. Впереди показалась типовая вышка линейного ретранслятора. Метров восемьдесят высотой. Далеко, конечно, но ведь досягаемо уже! Удивительный рельеф! Непонятно его происхождение. Вроде как у нас, огромный суходол, обрамлённый болотом. По краю кромка леса, а мы как будто по вырубу идём. Необычность в том, что под нами – не выруб, а какой-то лунный пейзаж. Всё в ямах различной величины, вроде глиняных карьерчиков возле кирпичного заводика. Только вот пеньков и растительности нет никакой, кроме … болотной. Багульник, «ползуника», клюква. Это видно в местах, выдутых ветром. И нет уверенности, что эти углубления рукотворны. Кроме того, есть ощущение, что многочисленные ямы эти, - ниже уровня сырого болота, но, тем не менее, не заполнены водой. Мы немного петляем на этих подъёмах и спусках.
Приближается мачта, но гораздо медленнее, чем хочется! После шестикилометрового открытого участка всяческих болот, заходим в лес, на нормальные вырубы и находим потерянную вездеходную дорогу. Время – семь вечера. Усилился подлип. Он уже бесит. Идём цепочкой по лыжне. Снег не очень глубокий. Чтобы не залипнуть, шагаю, как и все, особенно, с проскальзыванием, чтоб соскоблить начало подлипа, не задерживая ногу на одном месте. Только не останавливаться! Вскоре догоняю впереди идущего, который подозрительно замедляет шаг. «Гоша, ИДИ!!!». Поздно, у Гоши подлип. Он встал. Я останавливаюсь, и сразу чувствую, как моментально тяжелеют лыжи. Есть. Поймал.
Всё, долой из креплений, по бедро снега, счищаешь весь снег с обеих лыж, и с осторожностью, которой может позавидовать сапёр, балансируя с рюкзаком, одеваешь обратно, так, чтоб не поймать, тут же новую порцию сырой белой каши. Удается не всегда. Хорошо, что я не сапёр! Ужина нет. Горячий термос, колбаса, сухарь и Сникерс на семерых. Подъём, АЛГА!!! По прямой, до посёлка шесть километров. Но что–то нам уже не верится в прямоту наших перемещений. Я не знаю, как описать, что наступило ощущение предела физических возможностей. Ненавижу двигаться, подгоняемый обстоятельствам или кем-либо. Ощущение тупого равнодушия. И желания завалиться и спать. Хорошо, что Полярный апрельский день удивительно долог! Хоть не в темноте идём. Перед нами вновь холмы «сухого болота». Дорога поворачивает налево, вдоль кромки леса, и ретранслятор начинает уезжать в сторону! Да это же дорога идёт по краю болота, обходя ямы. Совсем как на наших Западно–Сибирских вырубах! Я даже определил, где она снова уйдёт в лес. Я поделился своими соображениями с командирами, предлагая быстро пересечь буераки по прямой. «НИЗЗЯ! Дорога куда – нибудь выведет, а так можно заблудиться…».
- !!!!! , - как никогда, чувствую себя правым, Даже готов рвануть в одиночку. Не знаю, что удерживает.
- Смотрите, - говорю,- вышка уже сзади, а через полчаса, она снова будет спереди. Мы сильно петляем!
Через сорок минут, имея по курсу типовой ретранслятор («О, смотрите, вышка!»), мы проходим в обратном направлении в каких нибудь двухстах метрах от своей же лыжни! Злость на всё происходящее как будто включила во мне форсаж. Неизвестно откуда появились силы.
О злости.
У меня уже было такое. В первом своём большом походе по Алтаю мы штурмовали первый в моей жизни перевал, Нижнее-Шавлинский,1Б. Сам перевал вполне терпимый, хотя и непростой. Но от него нужно долго спускаться по глыбам морен, до места стоянки. В тот день мы с небольшими перерывами двигались под рюкзаками двенадцать часов, переместившись при этом всего на семь километров. Я до этого никогда так не выматывался. Очень давили надсаженные колени, в глазах всё поблекло. Да и сам перевал оказался для меня, новичка, большим стрессом, и я двигался уже «на бровях». Уже смеркалось, нужно было идти пока ещё видно тропу, когда один из наших сдался. Физических сил у него, ещё хватало. Но духом он пал. И ладно бы, молча там встал или признался бы, что устал. Он начал охать и стонать, требуя отдыха и жалости к себе. Видно было, что он фальшивит. Наш командир мудро сумел заставить его идти. Он поставил всю группу сзади него, и как только этот человек садился, мы молча стояли под рюкзаками, ожидая, когда он встанет. С нами были женщины и подростки. Тогда стыд побеждал в нём квашню, он подымался и шёл. И так я на него разозлился, что почувствовал большой прилив сил и зашагал быстрее. И ведь он, завидев вдалеке нужную поляну, просто рванул туда, как ужаленный.
***
Я, выражая свой протест, пошёл рядом с лыжнёй. К тому же, так не подлипало. Тогда Юра мудро поставил меня впереди всех, «использовав мою энергию в мирных целях». Оставшиеся два с лишним часа, я тропил лыжню по дороге до самой деревни. Я снова чувствовал себя Равным. От этого было хорошо.
Вскоре появились собачьи следы. Из леса мы вышли в пойму реки Уса. Плотный, многоразовый «буранный» след неудержимо вёл нас к реке. Тут Витя «выдал», что нам не туда, а еще два километра в сторону и дальше, по навигатору. А ведь уже крыши строений из – за леса видны! Все дружно решили, что навигатор Вите сейчас лучше засунуть…эээ… в чехол, а мы пойдем, куда глаза глядят! А глядят они у всех, не отрываясь, в одну сторону, и никакая буржуйская космонавигация не в силах глаза наши оттуда оторвать! «Ой-ой, я ошибся, кажется! – Полбуржуя снова уткнулся в свою «балалайку», - Точно, правильно мы идем». То-то, Витя!
О глазах, кстати. Режущая боль притупилась, но теперь, на просторе, я вижу , что зрение село. Далёкие предметы сливаются. Свой «Транспорт для Духа» я изрядно потрепал. Потерпи, родное Тело, немного осталось! Шагаем на автопилоте. Движения очень однообразны. Шаги измученных ног неуклюжи, мысли просты и тупы, движения угловаты.
Время – двадцать два. Десять вечера. Еще светло, но уже сумерки. Стоим перед последним рывком на берегу широкой Усы. Смотрим на раскинувшийся перед нами заветный поселок…с недоумением. Все окна пусты, нигде нет даже светлого окна. Видны остовы разрушенных домов и строений. Смотреть на это – тоскливо. Всё равно – на этом ВСЁ. Хотя бы сегодня.
Мы прошли тридцать два километра! А с самого начала –около 240, не считая горного коэффициента. И пришли. Все. Сами. Мы это сделали. А ведь всё–таки КАЛЯМБА!
Завершение.
Но сейчас, конечно, не до фанфар. Это только еще где–то в подсознании все просыпается неясными образами. Нужно решать насущные проблемы. Ужин. Тепло. Ночлег. Транспорт. Выходим строем на лёд реки. Елисей - сзади. Снимает.
Меня на это уже не хватило. Взбираемся по крутому берегу, к каким- то огонькам. Это фары двух вахтовок с рудника. Всё-таки жизнь тут есть.
Юра спрашивает, что – по чём. В поселке осталось несколько десятков семей, которые живут в небольшом частном секторе и в типовых деревянных двухэтажках по центральной улице. Остальные разъехались после развала производства на градообразующем предприятии – колхоза - миллионера, обслуживающего рудник. Сам рудник где–то недалеко. Но что он добывает и где, выяснять не стали. Посёлок большой. Об этом говорит наличие музыкальной школы, отдела милиции, хлебозавода и пожарной части. Естественно, всё это заброшено. В самом центре, в «пожарке», находится единственный магазинчик. Его хозяин – молодой, крепкий, толковый мужичок, появился из соседнего дома. Он радушно обслужил нас в холодном помещении магазинчика с тёмными стенами и установленной прямо тут же печкой. Просто музейный образец времён Советского Потребсоюза! Даже запах такой же. Просто ностальгия. Выбор товара, впрочем, неплохой, с поправкой на местные условия. Первым делом мы взяли трехлитровую банку яблочно- морковного сока, разлива, образца 1972 года. Выдули её махом.
Потом, уже более осмысленно, затарились продуктами, сделав, наверное, хозяину двухмесячную выручку. Он, расчувствовавшись, предложил нам бесплатный ночлег в заброшенной, но вполне нормальной квартире с печкой. В Горняке есть свет. Но нет Тепла, водоснабжения, канализации. Всё это давно разморожено. Я с двумя пятилитровыми котелками пошел за водой. Её вообще – то возят на «Буранах» флягами из проруби на Усе. Поход занял у меня сорок минут. Я прошёл мимо полуразобранных на дрова двухэтажек, стен какого – то производственного строения с выцветшим доперестроечным лозунгом. Всё удручающе, кроме незаметно нарастающего в душе состояния Победы.
Прорубь сделана с заботой: деревянный люк, настилы. Вода только мутно-серая. Но после трехнедельного питья топлёного снега и это - в радость. Совсем темно. По-нашему – полдвенадцатого, по-местному – полдесятого вечера. Готовим царский ужин из макарон, с различными кетчупами, майонезом, тушёнкой, варёной колбасой и, самое главное, свежим хлебом. Трещат дрова в печи, наполняя теплом наше помещение. И всё бы хорошо, но сильно угнетает то обстоятельство, что не решена проблема транспорта до станции. Бензин в дефиците, и надо минимум четыре Бурана, чтоб вывезти нас со скарбом. Но есть только два, и свои, ветхие уже, аппараты, хозяева жалеют, отказываясь даже от денег. Есть ещё «Уралы» с рудника, но те утром туда не ездят. Нам же надо быть там к 11 часам нашего времени. Это значит, что встать нужно в четыре, чтобы в пол-шестого стартовать и пройти, возможно снова с подлипом, восемь километров. А ведь уже полночь, а мы ещё за праздничный стол не садились! Кроме того, в сегодняшний переход мы вложили остаток физических и моральных сил. Давленые мои ноги, просто уже этого не смогут сделать! По крайней мере, за отпущенное на это время. Но это будет завтра. А сейчас – писярики на стол, наливай!
Командир поздравил нас с окончанием похода и всех нас поблагодарил. Сейчас он выпил и сам. Спасибо, Юра, и тебе. И потекли под хорошую закусь рекой разговоры, нахлынули свежие еще воспоминания!!! Вскоре всех сморило, народ разбрёлся по спальникам. Я прикимарил, не раздеваясь, лишь минут сорок.