День четырнадцатый.+21км
Глазам – хана! Капли почти не помогают. Сегодня мы должны перевалить по голой тундре Юго-западнее, до одного из притоков реки Юнь-Яха. Лишь бы с гор не принесло бури – спрятаться негде. Шестикилометровый рывок по тундровому плато урочища Хасырей с одним перерывом на обед на пронизывающем ветру. После перекура, как ни странно, болят не только ноги, но и глаза. Резь! Смотреть не возможно. Идёшь с закрытыми, лишь периодически их открывая, чтоб увидеть дорогу. Потом, когда немного разойдёшься, становится легче, можно идти, лишь прищуриваясь.
Впереди - одна голая снежная степь, покрытая небольшими торосами. Перешли следы оленьего стада. Здесь тундра утоптана на большой площади. Одинокое деревце, маячившее, как ориентир, приближается ужасающе медленно.
С тех пор, как пошли от Елецкой, все популярнее у нас Витя благодаря навигатору. Всё чаще он чувствует на себе шесть пар вопрошающих глаз. «Сколько прошли, сколько осталось?». Если в горах ориентировались больше по рельефу, то в тундре, проблема ориентации стоит острее. Спустились на лёд узенькой речки Юнь–Яха. Теперь пойдем по нему. Неожиданно по телу лопается скоба сложной конструкции на одном из моих «Сильверетт».
Подоспел Гулливер. Достал свою техпомощь. Из нее – электрод, пассатижи… Вот и петля поверх «кофлача», ничем не уступающая буржуйской приспособе. Млеем в овражке на солнышке, укрывшись от ветра. Только глаза закрыты. Болят.
Сказывается общая психологическая усталость. Достают мелочи, как то, что кто – то в строю обгоняет, будто тундры мало! Витя с трудом терпит моё жалобное кряхтенье по утрам, во время сборов. Дурацкая привычка! Особенно, когда смёрзшиеся кофлачи на ноги больными пальцами одеваю, оно само по себе так выходит. Мозги от монотонности передвижения, костенеют, тупеешь помаленьку. Тут ледяные пролёты очень кстати. Проезжаю на канте, толкаясь палками. Правда, ловлю себя на мысли, что руки устают. Река становится живописнее, появляются овражистые берега с берёзой, елью и лиственницей.
Тундра плавно переходит в лесотундру. Всё больше следов оленьих стойбищ. Местами поляны выметены от снега и вытаяли на солнце. Видна прошлогодняя клюква. Всё чаше появляются места рыбных ловов – замёрзшие лунки и всяческие приспособы: самодельные багры, садки. Прошли 23 километра! Остановились на опушке леса, среди перемётов. Ветра нет. Вокруг густой ельник, есть берёза, пихта. От ветров всё покорёжено. Кирпичи сегодня не пилим, поужинали рано. Я сходил на другой берег, поснимал панорамы. Пришёл, а наши ещё кипятка нагрели и под хохот, балдея у костра, второй раз ужинают, заначку завхоза дербанят.
О Коньяке.
Елисей ещё в Салехарде дал обет не материться, а точнее, поспорил с Андрущаком на коньяк. Он держится, но в шутливых перепалках ему трудно. Витя же его то и дело провоцирует. Коньяк ему жалко. Не сам коньяк, а проспорить коньяк.
Я так думаю, что коньяк придуман не случайно. Водка тут воспринимается не так. Именно в походе, вкушая малые порции этого напитка, чувствуешь всё его богатство вкуса и уместность. Создается короткое ощущение праздника, столь необходимое среди тяжёлых будней. В общем – то, Елисею беспокоиться не о чем. Ему и так коньяка столько наобещали, когда он на Пайере лагерь нашёл, хоть ларёк открывай! Я тоже в его должниках, и мне не жалко.