Всё должно быть вовремя и на своём месте. Человек с тарелками может скучать всю кантату, но в нужный момент именно его удар сделает музыкальное произведение законченным и цельным. Ошибись он на полсекунды влево или вправо – и кульминация будет безнадёжно испорчена, слушатели почувствуют фальшь и вдруг вспомнят о времени, старик-дирижёр покраснеет от разочарования и как-то сразу сникнет, доигрывая оставшуюся часть машинально и без задора.
Божественная Литургия – великое произведение самого высокого, что ни на есть, искусства. В ней тоже есть завязка, развитие темы, кульминация и финал. Всё зависит друг от друга, чёткую последовательность насущно необходимо выдерживать – это не просто показательное выступление, это путешествие к Богу в Его царство.
Здесь всё очень красиво и важно. Вот идёт часть службы, которую можно назвать «литургией слова». То, что будет читаться и говориться сейчас – не просто заранее известный текст, это самое настоящее творчество. Господь таинственным образом открывает любящему сердцу смыслы Своих слов, расшифровывает изречения апостолов, как когда-то им самим объяснял на дороге в Еммаус места из писаний. Человек – внимательно слушает. Бог – помогает услышать.
Начинает мирянин, которого так и называют – чтец. Он выходит на середину и читает вслух письма апостолов, которые они когда-то присылали тем или иным общинам, таким же приходам – в Салоники, в Рим, в Галатию.
Продолжает дьякон. Его роль – возвестить божественную радость, громко прочесть Евангелие. Весь храм становится как бы ареной происходящих две тысячи лет назад событий: вот Христос выгоняет торгашей из церкви, а вот они с учениками идут полями под солнцем и едят зёрна из колосьев, вот шумит еврейская свадьба и Пресвятая Богородица просит решить вопрос с вином, а вот Христос плачет, глядя с горы на прекрасный Иерусалим…
Дальше первой скрипкой в литургии слова становится священник. Он выходит к верным и говорит. До этого ему что-то уже сказал Бог, положил на сердце, чтобы предстоятель передал это остальным людям. Или уже в процессе проповеди батюшка вдруг скажет что-то такое, о чём сам пять минут не догадывался. И это излечит застарелую духовную болезнь какой-нибудь захожанки, случайно заглянувшей поставить свечку, «чтобы всё было хорошо».
Такой порядок литургии слова Церковь хранит вот уже две тысячи лет. Ещё Иустин Философ (первая половина 2 века) пишет:
«В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам и сёлам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам».
Апостольские послания, Евангелие и проповедь на Литургии – это удивительный процесс, когда слова вдруг оживают, бьют прямо в сердце, растревоживают забытые неизлеченные раны и мажут их маслом исцеления. Это процесс, когда прошлое становится настоящим, и будущее тоже становится настоящим – и человек внутренне меняется, становится другим, наполняется новым смыслом и желанием жить иначе.
Но тарелки должны ударить вовремя. Конечно, если они прозвучат чуть раньше, или чуть позже, звук всё равно заставит вздрогнуть слушателей. Однако кульминация будет безнадёжно испорчена, слушатели почувствуют фальшь и вдруг вспомнят о времени, старик-дирижёр покраснеет от разочарования и как-то сразу сникнет, доигрывая оставшуюся часть машинально и без задора.
Апостольские послания можно прочитать не в центре храма, а в углу на клиросе. Прочитать женщине, прочитать торопливо. А может, и в центре, и мужчине, но с рычанием и фальцетом, искусно скрывая за профессиональным интонированием пронзительный смысл горячих слов Павла или Иакова.
Евангелие – за неимением дьякона – может прочесть священник. И в этом пока катастрофы нет. Но занося драгоценный фолиант в золотой обложке в алтарь и ставя его на престол, священник может проникнуться преждевременным чувством выполненного долга. И тогда вместо «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» прихожане услышат «Рцем вси от всея души», вместо проповеди сразу начнутся молитвы за людей. Литургия слова прервётся на самой вершине, руки в белых перчатках останутся недвижимы, тарелки не сомкнутся в миг, когда партитура чётко диктует: ударь, да посильнее.
Есть разные варианты неправильного развития событий. Первое – это полное отсутствие проповеди. Пожалуй, самое ужасное, что может быть. «Братья и сёстры, Божественная литургия окончена, следующая служба в пять часов вечера», - проговорит заученной скороговоркой батюшка, и люди станут прикладываться ко Кресту. Но ведь Господь не просто накормил пять тысяч человек хлебами, Он сначала долго проповедовал им. Объяснял, поучал, придумывал притчи, чтобы легче было понять… Лишь потом – хлеб. Какая Литургия без проповеди, ведь это нонсенс? Нет, порой встречается и такое – и здесь надо священнику придётся приложить все усилия, чтобы освоить искусство гомилетики, хоть даже он и двойку когда-то получил за неё в семинарии. Надо – ничего не попишешь.
Второй вариант – ударить тарелками с запозданием. Ударить совсем не в такт, в самый разгар нежной и одновременно торжественной темы – подать мясо после пирожных с чаем и заставить всех гостей кушать. Проповедь перед причастием.
Собственно говоря, батюшка уже причастился. Для него Литургия почти окончена, была уже и кульминация, была и развязка – теперь чуть-чуть, и выходить в мир. Вот и проповедует он с чистой душой и окрылённый Святым Духом.
Но прихожане ещё на небесной высоте, они только что пережили пронзительный евхаристический канон, который обязан разрешиться в трапезу, в соединение со Христом в Его Теле и Крови. Женщина родила, но ребёнка не положили ей на грудь, не дали услышать крик – унесли куда-то. В палату заходит врач и начинает читать лекцию про безопасные роды – зачем, вы кому сейчас говорите, дайте мне моего ребёнка, могу я посмотреть на него?
«Человек, до такой степени приподнятый на высоту духовного напряжения всем предшествующим ходом литургии и ударенный по сердцу словами о «Святых», вынужден вдруг сразу оторваться от всех своих мыслей, чувств, переживаний! - пишет об этом приснопамятный митрополит Вениамин (Федченков). - Он должен поистине с Неба спуститься на землю; снизиться до вещей, о коих он давно уже пропел с клиросом: «Всякое ныне житейское отложим попечение». Нет, его насильно опять вовлекают в них! Объяснить это можно и равнодушием мирян, стоящих в церкви, и нечуткостью священнослужителей, дозволяющих подобные явления. И те, и другие недостаточно отдают себе отчет в совершающемся на литургии. Перестали мы понимать самые существенные в христианстве вещи!»
Наконец, третий вариант – это проповедь перед целованием Креста. Кажется – всё почти идеально. Все причастились, все радостные, все потихоньку спускаются на землю, и вот тут-то бы и проповедовать…
Действительно, тут и проповедовать. Это делать можно, но всё же не вместо той проповеди, что была после Евангелия. Не вместо, а плюсом. Ведь и святой Иоанн Кронштадтский, выходя с Чашей к ждущему причащения народу, тоже говорил проповеди – но какие! Он властно брал сердца предстоящих людей и влёк их ввысь, он говорил о Теле и Крови, которые ждут каждого, он напоминал о величии момента, он проповедовал так, как могут проповедовать только настоящие слуги Христа.
Стало быть, не человек для субботы, а суббота для человека. Если надо, если получается – стоит проповедовать тогда, когда Господь на душу положит. Например, до службы зажечь в сердцах людей радостный огонёк предстоящей встречи с Богом. Или выйти во время часов перед Литургией на амвон, и сказать праздно шатающемуся люду: дорогие, вот в эти самые минуты я стаю в алтаре перед жертвенником и совершаю проскомидию – и это уже начало службы, и сейчас надо подумать о жертве Христа, и помолиться за своих родных, и настроиться на путешествие в Царство – не надо свечки ставить и к иконам прикладываться, давайте помолимся все вместе!
То есть, сделав обязательный удар тарелками там, где положено, талантливый перкуссионист обязательно будет тихонечко подыгрывать по ходу произведения – если дирижёр не против. И когда хочется что-то ещё сказать приходу во время целования Креста, или перед этим – почему бы не сказать?
Кстати, ощущение Литургии как таинства, как закрытого собрания верных почти потеряно в нашем современном обиходе. Когда хочешь, тогда и зайдёшь в храм. Ну, если вдруг во время Херувимской что-нибудь громко у свечного ящика скажешь, бабушки, может, и шикнут пару раз. А так – делай что хочешь, и никому в голову не придёт удивиться или расстроиться. И помолиться за тебя, захожанина.
А ведь некрещёные обязаны выходить после специальной части Литургии, которая называется «литургией оглашённых». Ты не крестился? Значит, пока не причащаешься. Значит, пока на земле ещё, на Небо пока билета нет, Царство ещё только ждёт тебя, одежду пока гладят и отдельный прибор для тебя ещё не поставил на стол официант.
Стало быть, выходишь после грозного возгласа «Оглашенные, изыдите». Но вот внимание: ты не просто так побывал на Литургии. Ты успел, внимание, не просто помолиться, но ещё и научиться много чему! Ты выслушал отрывок из апостольских посланий, ты вдохновился Евангелием, и ты узнал много нового и проникся словами проповеди священника. Да-да, если была эта проповедь на своём месте – ты услышал её.
В сущности, всё остальное уже не для начинающих, всё остальное – для верных, для причастников. А тут, почти в начале службы – царственно восседает на предназначенном только для неё месте священническая проповедь.
И не надо её оттуда выгонять, пожалуйста! Иначе кульминация будет безнадёжно испорчена. Слушатели почувствуют фальшь и вдруг вспомнят о времени. А старик-дирижёр? Старик-дирижёр покраснеет от разочарования и как-то сразу сникнет, доигрывая оставшуюся часть машинально и без задора.
.
Илья Тимкин
------------------------------
Делитесь публикациями канала "У стен Церкви" на своих страничках в соцсетях, отправляйте друзьям в православные чаты, обсуждайте свою веру и вместе учитесь жить по ней!