Проснулся снова в поле, посреди пространства из песка, по которому можно проверять точность изготовления школьных линеек. Пока варился кофе, снова занялся картой. Решил достичь «полюса нелогичности» моего маршрута по Сахаре, города Уадан на северо-востоке Мавритании, который максимально отстоял от направления движения по Африке.
Дорога вела через горы, где не было, как казалось, никакой жизни. Здесь, на плоскогорье из тёмной вулканической породы, находятся пещеры с наскальной живописью. Несколько тысяч лет назад люди, жившие здесь видели жирафов, тигров и быков. Сегодня на песке только следы ящериц.
Асфальт давно сменился грейдером, песок то вовсе заменял камни, то пересекал дорогу толстыми жилами. я то ускорялся, надеясь оставлять его впадины под колёсами, то, отчаявшись от постоянной тряски, замедлялся. Не помогало ничего. Вскоре я сбился с дороги. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Сахара выплюнула меня к лагерю бедуинов, кочевников пустыни. Шатёр да несколько собранных из веток и случайного мусора шалашей - вот и всё хозяйство семьи из трёх поколений. Мне на встречу выбежала девочка в зелёной накидке, вслед за ней вышел сутулившийся мальчик.Девочка в один миг окинула меня взглядом своих чёрных глазок, застенчиво улыбнулась и спряталась за мальчика. Брат и сестра. Меня позвали к себе. Площадка между шатром и шалашами была занята двумя коврами, на которых расположилась вся семья. Пожилая женщина, парень, занимавшейся чаем и девушка, укрывшая при моём появлении лицо белым платком. Все разглядывали меня с интересом. Оцепенение сошло, когда я по-арабски поприветствовал их, парень подал мне стеклянный стакан липкого чая.После первых минут общения и нескольких чашек чая, девочка по жесту пожилой женщины, своей бабушки, сбегала в шатёр и принесла мешок с поделками и разложила передо мной браслеты, ожерелья из камней и дерева, старый замок. Я сходил в машину и принёс игрушку - плюшевую пчелу.
Глаза прятавшейся в подоле платья бабушки девочки засияли восторгом. Она посадила её рядом с собой, надела на шею колье из кусочком бутылочного стекла, бабушка предложила мне выбрать себе что-нибудь.Под стоявшей в небе полной луной, освещавшей пустыню мерным серебряным светом, мы просидели до глубокой ночи. Я показывал им фотографии родной природы, мальчик принёс фото мужчины на верблюде - своего деда, который сейчас где-то в пустыне, но вернётся к рассвету. Дети смеялись над моим произношением и ошибках в употреблении времён. Все улеглись спать. Они в шатре, я - на ковре под звёздами.
Ночь в пустыне очень тихая. Нет ни ветра, ни хлопка крыльев о воздух, какой могла бы издать случайная птица. Ничего. Я повернулся на бок. Пчела лежала на краю того же ковра, на котором спал я. «Видимо, не понравилась» - подумал я. Утром было очень холодно, чтобы согреться, укутался с головой. На рассвете бабушка позвала всех на молитву, упорствовала Бааб, старшая из сестёр, та, что вчера укрыла от меня своё лицо под платком. В воздухе запахло костром, готовили завтрак. Я встал. Уже никто не обращал на меня внимания. Все были заняты занявшимся разговором - верблюды всё не приходили на водопой, а в месте с ними и дедушка. Я же снова обратил внимание на пчелу - она сидела, повернувшись к солнцу. Фатима - так звали девочку - уже закончила утренний намаз вместе с пчелой и ушла за водой.
Наконец появлялись верблюды. Мне пора было ехать в Шингетти, легендарный мавританский город в пустыне. Путь лежал через пространство, обозначенное на карте как русло реки. На деле это огромное пространство из песка двух цветов - белого и оранжевого. Скоро показался город.
Шингетти разделён руслом на две части - старую и новую. В новой кипела жизнь, в старой, той, что была когда-то легендарным городом на пути соляных караванов, была безлюдна.
Очень быстро - благодаря пившим чай у магазина на главной площади мужчинам - я нашёл Мухтара, шефа жандармерии города. Его мне порекомендовала Елена из Москвы, которая в одиночку пересекает Африку на попутном транспорте. С ней мы повстречались на посту жандармерии в Атаре, главном городе этой части страны. Мухтар, высокий смуглый мужчина с волосами, тронутыми первыми отметинами седины, оказался приветливым и вежливым. Он вышел уже с приготовленной для меня бутылкой воды. Вместе мы поехали к его дому. Всё свободное время, которого из-за жары днём предостаточно, мавританцы пьют чай. Готовят его в двух чайниках - в первом варят сам чай, во втором доводят до кипения подслащенную воду. Потом смешивают содержимое обоих чайников в маленьких стеклянных стаканах, из которых потом и пьётся чай. Мухтар подробно рассказал об этой традиции, пока старший сын хозяина дома, фармацевта, готовил чай. Он прекрасно знает русскую культуру, читал много книг о России, но никогда не был за границей. Расспрашивал о моих впечатлениях о стране. Внезапный звонок - недалеко от города произошла авария, в которой пострадала француженка из посольства в Нуакшоте - прервал нашу беседу. Меняя традиционный наряд на форму, Мухтар остановился, вдруг вспомнив:- Ты знаешь, что у нас в конце недели будет большой праздник, со всего региона народ соберётся - гонки верблюдов, танцы, песни.- Мухтар, никогда не слышал о таком.- Будет в конце недели, недалеко от одной деревни, это сорок километров отсюда по пустыне. Я там буду за порядком следить. Давай, присоединяйся.- Изначально хотел пробыть здесь всего один день, а не три. Но пропустить традиционный праздник здесь я не мог. Я отправился в старый Шингетти.
Город, вернее, посёлок, откровенно разочаровал. Разваливающиеся каменные дома, давно не впускавшие людей внутрь двери, улицы, погребённые под слоем песка. И ни души.
Только вечерняя молитва в мечети собирает пёстро одетых мужчин; будто бусины следуют они, стекаясь к двум входам. Молитва окончена, ожерелье цвета индиго снова рассыпается на исчезающие в песке бусины. Снова пустота. Думаю как провести вечер. Снова хочется к бедуинам. Покупаю в ближайшей лавке подарки - хлеб, немного фруктов. В свете закатного солнца пустыня выглядит совсем иначе, не так, как утром, когда я ехал по этой же дороге в сторону города. Спустя двадцать минут блужданий я на месте. Мне откровенно рады. Дедушка жмёт крепко руку, Фатима широко улыбается. Вместе с ними я иду пить чай на ковёр. У ковра вижу маленький шатёр. Она сделала его для пчелы!
Достаю из машины варенье, которое привёз из дома. пока бабушка нарезает хлеб и размазывает варенье, Фатима с восторгом разглядывает газеты, в которые была завёрнута банка. Показывает их сестре и аккуратно отрывает фотографии с красиво одетыми женщинами и прячет где-то под своим платком. Степень её восторга никак не соответствует степени моего отношения к ним - однодневный show-biz, истории о скандалах - любовники, яхты, курорты.После чая Бааб готовит ужин, я помогаю с водой. Остаюсь сидеть рядом. У неё переходный возраст, тринадцать лет. Она то открыта и улыбчива, то замкнута и криклива. К нам приходит Фатима и её брат, они принесли с собой книгу на арабском, я прошу послушать, как я читаю и поправлять, если буду ошибаться.
Так мы проводим час с небольшим. Дети учат меня новым для меня словам, записывая их в мою тетрадь. Нас зовут к ужину. Вдруг Фатима замечает на обложке тетради башню Эйфеля. Спрашивает меня о том, что это. Я не знаю как ответить. Нет, это не минарет. Для радио, да. В мире ребёнка, который не видел из техники ничего кроме старого разбитого радио, от которого когда-то давно потерялись батарейки, а красота - это не романтика вечерних проспектов, но луна и обруч Млечного пути, мне трудно найти лучшую ассоциацию. Перед сном показываю детям старые диафильмы, используя аккумулятор машины, собирается вся семья, приходят соседи. Историю про девочку из снега, которую слепили себе дед и бабка вместо внучки, никто не понял - я не смог объяснить, что такое снег, а догадка Бааб, что это перхоть вызвала взрыв смеха. А мультфильм про Чебурашку, приплывшего в Европу из Африки и выбившегося в люди пришлось повторить. Ночью снова холодно. Несколько раз поворачиваюсь к шатру пчелы и улыбаюсь - она спит на боку после вечерней молитвы. Сны. Фатима, милый ребёнок, ты знаешь о мире из вытертой книги для чтения, изданной сорок лет назад, ты не ходишь в школу, потому что у семьи нет ни денег ни возможностей. Тебя отдадут замуж, когда тебе будет пятнадцать, а может, и меньше лет, взяв в приданое отар овец. В своих эмоциях ты чище того первого снега, которого нет в твоём мире. От этого бросает в жар.
Утром мы снова вместе с Фатимой. Она показывает мне свои игрушки - верблюдов, которые дедушка вырезал из подошв старых шлёпанцев. Девочка дарит мне двоих, маленького и большого. Взамен дарю ей лошадок с красивыми попонами.
В десять утра я снова в городе. Отъезд на праздник запланирован на три часа дня. За чаем рассказываю Мухтару о Фатиме, о пчеле и её шатре бедуина. Он очень рад. На мою историю о посещении старого Шингетти мой друг отвечает, что так произошло во многом из-за популярности города. Когда-то он был живым и людным, но после включения его в список наследия ЮНЕСКО было запрещено проводить электричество или воду в посёлке для сохранения его облика. В результате почти все его жители со временем переселились в город напротив, новый Шингетти, где есть и свет и вода. А старый город медленно заносит песком.
Мухтар уходит на службу, а я снова иду в старый город, чтобы посетить библиотеку.
Хранитель её оказывается очень приятным человеком, много рассказывает о прошлом города, о том, что библиотека - это наследственное ремесло его семьи, которое насчитывает по меньшей мере пять веков. С большой гордостью он показывает мне страницы старинных книг по астрономии и медицине, читает стихи на арабском. Показывает секрет замков на дверях домов города.
Замки выполнены из прочного дерева с металлическими вставками. Открыть замок можно ключом, похожим на щётку с металлической щетиной. Расположение щетин соответствует отверстиям во внутренней части механизма. В три выезжаем. Мухтар вынужден был задержаться, но дал мне пассажира, знающего дорогу. Вместе с ним садиться ещё один человек, молодой парень. Мы едем, но не по дороге, которую указал мне Мухтар. Переспрашиваю. Нет, всё верно. Дорога откровенно дрянная - камни, заметённые песком, иногда попадаются настоящие глыбы, которые несколько раз задевают кузов. Мы приезжаем к какому-то шалашу в поле. В нём несколько женщин. Они начинают орать на меня, мне переводят, что они не хотят, чтобы я их фотографировал. Мои спутники пьют чай, я остаюсь в машине. Подвезти кого-то в Мавритании - означает подвезти кого-то ещё. И ещё кого-то, у кого не совсем по пути есть дела, но что же делать, если решили ехать, то надо. В этом мне предстоит убедиться ещё не раз. Спустя час мы приезжаем, но снова не туда. Мои спутники остаются у своих знакомых, которые живут в пустыне неподалёку от фестиваля, а мне нужно вот за ту самую дюну. Это откровенно злит.
Десять минут и я на месте. Уже собрано несколько больших шатров, прибывают люди. Каждую новую машину встречают гулом и сигналами. Приезжают верблюды. Судья скачек просит меня свозить его к старту, отмерить точное расстояние и разметить дистанцию. Четыре километра по каменистой пустыне с редким кустарником. Вечером все каноны ислама уступают место африканской открытости и жажде общения. Меня принимают то в одной компании, то в другой. Закрывавшие днём лица платками женщины с лёгкостью первыми заводят разговор, приглашая к чаю. Я единственный европеец, нет, иностранец, на этом празднике. С нетерпением жду завтрашнего дня.