Канун Рождества. Я дома один. Я никого не хочу видеть. И тут – звонок в дверь. Это Лена и Миха, мои друзья. Просят помочь меня сделать круг для спиритического сеанса.
-Чего?
-Круг для спиритического сеанса.
-Вы же вроде православные люди, какой еще спиритический сеанс?
-Да это же так – шутка, развлечение. Ну, гадают же на Рождество.
Миша сам художник, не думаю, чтобы ему сложно было нарисовать круг с буквами. Думаю, они просто хотели вывести меня из хандры. Им удалось. Мы вырезаем из листа ватмана большой круг, расчерчиваем сектора, рисуем буквы и цифры.
-Пойдем с нами, будет хорошая компания, - зовет Миха. Уже месяц они ходят на занятия в танцевальный ансамбль.
-Я же там никого не знаю. Да и не званый гость…
-Ты наш друг, а наши друзья – друзья наших друзей. Рождество же, а ты дома сидишь.
Ладно, я соглашаюсь, хуже-то не будет.
Зимний вечер, снег идет, ветер дует в лицо, дребезжит старый пустой автобус. Благословенная Гардинка, частный сектор. Среди тьмы и белых сугробов светятся два желтых окошка. Внутри домика одна большая комната с печью посередине. И человек десять гостей – молодых ребят: вторая Лена, Жека, Таня, Наталья, Александр и еще кто-то, кого уже не помню. И – Галина Ивановна, руководитель танцевального ансамбля «Ва-банк». С «Ва-банком» у меня только две ассоциации: польский фильм и пластинка группы «Ва-банкъ» с одноименным названием, которых мы с Мишей, который «Пушкин», купили по штук 50 на брата, потому что стоили они копейки, лежали уже несколько лет в универмаге и никто их не брал. Мы эти пластинки дарили всем знакомым, но у нас оставалось ещё о-го-го сколько. Мы тогда стали делать из них вазы над горячей плитой и снова дарить, а потом просто запускать диски с горы в даль: летели пластинки красиво и далеко.
Больше всего я боялся чувствовать себя чужим, лишним. Однако мы быстро все познакомились. Тем более тут были мои друзья Лена и Миха, Жеку я тоже знал. Мы учились с одной школе, только Женя был младше. Я часто видел его разъезжающим по улицам города на таком модном велике без верхней рамы, по-моему, это был «Салют». Мне, который всю жизнь прокатался на пролетарском «Урале», это казалось пижонством, но Женя был такой всегда весёлый, белокурый, клёвый, модный, симпатичный, что смотреть на него без улыбки было нельзя. Мы всегда с ним здоровались. Почему, отчего? Когда это началось – это навсегда утонуло в глубинах памяти. Но одно присутствие этого светлого человека делало любую компанию легкой. И, конечно, очень мне помогало то, что Галина Ивановна смотрела на меня улыбаясь. На человека, которого видела впервые! Хорошее получилось Рождество!
Был, и спиритический сеанс, вызывали дух Пушкина. Все много смеялись, толкали друг друга. Перевернутое блюдечко двигалось само по себе (почти). И выдавало правильные ответы. Поедет ли «Ва-банк» на гастроли в Китай? «Непременно». Выйдет ли Галина Ивановна замуж в Горно-Алтайске? «Скоро». Восстановиться ли СССР? «Пут…» и Молчание. Наверное, когда Россия освободится от пут, или это и есть наш путь?
А потом чай с тортом, который испекла сама Г.И. Было и шампанское. И игра в бутылочку с бутылочкой из под этого шампанского. И вся эта атмосфера дружелюбия, легких подколов, сладкого и мистического, кружила голову. И не то, что не хотелось уходить, хотя за окном уже было Рождественское утро, хотелось остаться в этом доме, с этими людьми навсегда.
Это была любовь с первого взгляда, к коллективу, к дому, к Г.И.
В то время я вел дневник, приведу отрывок из него. Я писал это двадцать пять лет назад, мне было 19 лет.
«На следующий день я порывался пойти и спросить: «Нужен ли я вам? Можете ли вы научить меня танцевать? Первый из этих вопросов я повторяю до сих пор.
Я пришел на репетицию в ДК. На моё счастье не единственный новичок. Как же это мучительно входить в новый коллектив. Все уже свои, а ты еще нет, а очень хочется, но нельзя же просто так прийти и сказать: «Я свой, ребята». Надо это как-то доказать. А еще надо преодолеть себя, не только психологически, но и физически. Я до этого времени и на дискотеки-то ходил три раза в жизни, и то в начальных классах. Так что перед каждой репетицией я дрожал, боялся, что не смогу, не сумею, не понравлюсь, опозорюсь… Но я приходил. Приходил смотреть в ваши глаза. Я бы смотрел не отрываясь. Когда вы заметили это, я не знаю, но я вдруг обнаружил, что все вокруг замечают это. На каком-то вечере мы танцевали с вами семь медленных танцев. О, нет, это было не выступление на сцене, это была ещё одна вечеринка. Я старался сесть рядом, оказать какую-нибудь услугу, таскал столы, мыл посуду. «Весна», - выразила общую мысль девушка Таня.
Я напрашивался в гости, находил любые поводы. А поводов было предостаточно, нелегко одной в чужом городе. Да еще с девочкой-подростком. Вода во дворе. Колодец с журавлем, я таких и не видел раньше, думал они все остались в прошлом, а сейчас везде водопровод или колонки. Я таскал воду, рубил дрова. А потом мы вели долгие разговоры зимними и весенними субботними вечерами, делились мнениями, тайнами, открытиями. Я понимал, что всё глубже увязаю в этом, но не мог ничего поделать с собой. Это было необъяснимое счастье.
С именем вашим я засыпал. Я представлял себе, что мои мысли светящимися яркими искрами вылетают из моей головы, летят над городом, достигают точки над вашим домом и рассыпаются на множество более мелких огней, которые куполом охватывают всё пространство вокруг вас. Я ставил эту защиту над вами на то время пока меня не было рядом. Я верил, что так охраняю вас. Каждый раз, когда думал о вас, я представлял это защитное поле.
Как я мог не верит в магию, когда число вашего рождения это моё число перевернутое наоборот? Наши встречи приводили меня в восторг, глупая улыбка не сползала с моего лица, но я был слишком не уверен в себе. Впервые я молился о счастье, а раньше только о том, чтобы избежать опасности. И я же чувствовал свою вину перед богом за свои крамольные мысли: я желал быть рядом, всегда, в любом качестве, кого угодно, хоть собаки, хоть кошки.
На что я мог надеяться, между нами разница в пятнадцать лет? Только на встречу в раю или аду. То есть - только на идею бога, на то, что он есть. Я пытался включить «критическое мышление», я тестировал свой внутренний мир, мотивы своего поведения. Но, что бы со своим внутренним миром я не делал, как бы не переворачивал его, не встряхивал, не сканировал рентгеном, какими бы реактивами не воздействовал, всё напрасно, ответ был один: вот она, чёрт побери, любовь! Я пытался похоронить это чувство, но оно отодвигало могильные плиты и выходило на свет.
Однажды в семь утра принес розы. Вы сказали: «Сумасшедший!» Это звучало как похвала. Людей приучили, что за любой подарок приходится платить. А мне ничего не надо. Я получал от вашего присутствия такие эмоции, что никакой интим, никакие богатства и привилегии не сравняться с этим.
За любовь и добро ничем не надо платить. Это не торговля. Но я не мог это объяснить. А, если и мог, то не мог доказать так, чтобы вы поверили.
Однажды я показал вам свои рисунки, вы подарили мне два своих. Я храню их до сих пор. С тех пор мы сидели иногда у вас дома с вашей дочкой Настей и рисовали. А еще играли, спорили, иногда обижались. По возрасту мы были ближе с ней, чем с вами. Иногда я просто не знал, как вести себя с ней. Однажды в походе у костра, когда мы с вами поссорились из-за ерунды, и я переживал, Настя сказала, возможно, что бы просто утешить меня, что из всей походной компании ей нравятся лишь трое: Женька, Лена и я. Эти слова звучали внутри меня долгим эхом, музыкой».
Вот такая вот романтическая дребедень) Всё, что происходило вокруг отошло на сто десятый план, а передо мной стоял только образ Г.И., жесты, фразы, смех, я замечал вдруг, что стою посреди улицы или дома и пытаюсь их повторить. Это было так стыдно и так прекрасно, что хотелось бежать, бежать не останавливаясь, пока сердце не разорвется. В Рождественский вечер я выпил шампанское и больше не мог протрезветь. Я думал только об одном три раза в неделю у меня репетиции, понедельник, среда, пятница, каждый день звучал как заклинание. Только любовь смогла мое зажатое и одеревеневшее тело гнуться, а отсутствующие музыкальный слух и чувство ритма иногда проявляться.
Я был уверен, что только любовь сделала из меня человека. Сначала любовь к маме: я научился ходить и говорить, потом любовь к первой учительнице Наталье Петровне, я научился читать и писать, а сейчас Галина Ивановна учила меня танцевать.
Сергей Решетнев ©