Глава 7.
— Приехали. Выходим. Этот рюкзачок тебе, как самому маленькому. Три тома «Иудейской войны» будут поддерживать духовно.
— Лучше бы стакан дала.
Калуга. Железнодорожный вокзал.
Когда вышли в Калуге, наступали сумерки. На звездном небе блистала полная Луна. Надо было пройти через весь город. Пяти, девяти - этажки — унылое зрелище, и вдруг, берег реки.
— Это Ока, — сказал Сережа, — эх выкупаться бы! Вода здесь чистая.
— Хорошо бы, да и этих бы не мешало окунуть, или окануть — Настя кивнула в сторону гастробайтеров, попивавших пиво.
— А почему бы нет, Серега, вон смотри пляжик с песочком; значит дно нормальное.
Вано с Коляном почему-то особого желания не проявили, хотя аромат от них шел малоприятный.
— Да они и в виде рыцарей о гигиене понятия не имеют, — прошептал Сережа, потом громче, — прекрасные сэры вас с таким амбрэ вонючим проводницы не пустят; ведь вы будете находиться в их купе.
— И в такой одежде, — добавила Настя, — но это мы в Туле исправим.
Тут возразить было нечего. Вначале купалась мужская часть компании, что сопровождалось фырканьем, шлепками и ругательствами, вперемешку со смехом. Затем Настя с Наташей плавали на спине, меланхолично глядя на звезды и почти полную луну. В рюкзаке оказалось два больших махровых полотенца. Освеженные и бодрые, стали думать, куда направиться дальше. Стало ясно, что рыцари плохо помнят дорогу; видимо, перемещались на автопилоте.
— Вон побачте — избушка, пойдем пошукаем.
Подошли. Около двери висела табличка.
— Это не избушка — а музей Циолковского, мальчики.
— Циолковский? Шо за таке?
— Он в Калуге сорок лет прожил, указал людям путь туда, — и Миша показал на небо.
— В смысле?
— К планетам уже летаем, скоро к звездам полетим; во многом его заслуга.
— Это ты что ли полетишь?
— Конечно! Мы же куда с Сереней в тот день, когда все началось, собирались? Записываться на подготовительные курсы в Авиационный институт; а там парашют, общая подготовка, аэродинамика, самолеты, вначале простые, потом сверхзвуковые. Потом отбирают лучших (а мы, конечно, будем лучшими) в космонавты, и...
— Вы полетите к звездам, — прошептала в восторге Настя, — вам без биолога не обойтись.
— И без химика, — пробурчала Наташа.
— Ясен перец.
— Гарный дядька был этот Циолковский. А вот и сторож.
— Вам чего здесь надо? Музей не работает.
Из разговора со сторожем выяснилось, что они немного отклонились от магистрального пути, и теперь им надо двигаться от реки.
"Ничего страшного" — думала Настя — "зато освежились после грязной электрички". Она подбежала к следующему дому, украшенному табличкой.
— А это дом Гончаровых. Здесь Пушкин сватался к дочери бумажного магната.
— Лучше бы мимо проехал — дольше пожил бы.
— У них любовь большая была; Наталья Гончарова подарила Пушкину пять детей.
— И предала его.
— Он тоже не отличался невинным поведением.
— Правильно, но она поддалась на провокацию, подставила мужа; причем может даже не изменила. Этой Гончаровой надо было помнить, что она жена гения, у которого много врагов, и вести себя соответственно; а она — то с царем чего-то, то Дантес. А то, что пять детей: так в то время все кто мог много рожали; по принципу "сколько Бог даст".
- Вечный спор, но мы спорить не будем.
- Конечно. Смотри, какая красота!
Церковь святого Георгия
Перед ними стоял храм; на почти кубическом основании — пять башенок, их венчали луковички с крестами. Луна освещала розово белое перецветье. На верхней точке покатой крыши стояла самая высокая и массивная башня, по бокам от нее, образуя правильный четырехугольник, стояли башенки поменьше - это создавало ощущение взметнувшегося вверх языка пламени. Эффект усиливают низкие пристройки по бокам.
— Церковь святого Георгия, построена в 1701 году, — прочитала Настя.
— Ну что ж нам как раз такой покровитель и нужен, — Сережа перекрестился, — святой воин, победитель дракона.
— Все это хорошо ребята, но мне больше нравиться вот это.
Витя показал на памятник Циолковскому через дорогу. Великий ученый стоял на фоне ракеты, устремленной ввысь. Подошли ближе, друзья застыли в восторге, и даже невольно взялись за руки. Это увидела Настя.
- Дети, — прошептала, — прекрасные дети.
Вернулись к церкви, у ограды сидели рыцари с довольно кислыми минами: красоты их мало прельщали, а самогон и пиво кончились.
— Отдохнуть надо, Вано притомился.
— Правильно, самый тяжелый рюкзак тащит. Вы сидите, а мы еще немного погуляем.
Пошли в сторону реки, и наткнулись на памятник Пушкину.
— А вот и Александр Сергеевич, не могу не поприветствовать песней. Откашлявшись, запел: "Не пой красавица при мне ты песен Грузии печальной..."
Настя подпела.
—Чего-нибудь еще, Сереженька, ну пожалуйста!
— А чего? Я Пушкина много знаю.
— Из Онегина можешь?
— Любви все возрасты покорны...
— Как хорошо, а из Годунова?
— Се гарно, но у Вано трубы горят, и вообще жрать хочется.
Колян стоял с таким уморительно виноватым видом, что Настя рассмеялась.
— А пирожки?
— Пирожки,…а что за такэ?
— Все с вами ясно. Пойдем, конечно, кстати, действительно есть хочется.
Дошли до памятника победы: высокая стела, на которой стоит женщина с поднятыми руками.
— Типичный образец советского монументализма; смотреть можно, если осторожно. Ника - богиня победы, правда, крыльев не хватает; вот она с Георгием Победоносцем и будут нашими покровителями.
— А что у нее в руках?
— Какие-то свитки; может списки убитых, а может летопись войны.
Начались пригороды с четырехэтажками и деревянными домами. После одного из домов шел густой кустарник, путешественники нырнули в него, и оказались в поле, за которым чернел лес.
— Пойдем ближе к лесу - нам дрова нужны. Вы здесь располагайтесь, а мы в магазин. Только без нас костер не разжигайте.
Освободили два рюкзака. Нашлась записная книжка и карандаш. Прежде чем писать, Настя сунула деньги Сереже в руку.
— Возьмите, обязательно, картошку; только нормальную, не гнилую, а мытую. Сыр — копченый — в походе самое оно. Ну, и кроме водки, минеральной воды и сока. Да, про хлеб не забудьте и тарелки, стаканчики, вилки.
— Натюрлих, мадам. Зачем вилки, если есть руки?
Вопрос остался без ответа. Получив деньги, сладкая парочка бодрой походкой отправилась в магазин. Ребята стали собирать хворост, а Настя обустраивать место для предстоящего пикника. Она разложила подстилку, и выложила на нее соль, чайные пакетики и сахар, затем стала собирать траву, устраивая импровизированные сиденья. Под конец Настя украсила "стол" букетом цветов, просто положив его посередине. Витя подготовил все для растопки.
И вот появились две фигуры; у каждого, кроме рюкзака, в руках было по большому пакету.
— Они, что собрались тут неделю отдыхать?
— Не переживай Настюха, — Витя вспомнил короля Артура, — все съедят; главное успеть хоть что - нибудь перехватить у проглотов.
— Да троглодиты; одно слово — тренировка — целыми днями сидеть за круглым столом.
— А вот и мы, ну теперь разжигай; что это, один хворост? Вано, сходи ка хлопец до лесу.
Костер сразу разгорелся. Колян занялся выстругиванием тонких острых палочек, пока ребята разбирали покупки. Тут было все: сосиски, сардельки, овощи, водка, перелитая в пластмассовые бутыли, три двухлитровых баклажки пива, маринованные огурчики и т.д. Особое внимание Коля обратил на бутылку красного вина для дамы. А дама начала расставлять тарелки, раскладывать маринады; видное место занял и копченый сыр; Витя резал хлеб, Сережа - овощи.
Тут со стороны леса раздался такой шум и треск, будто там пробирался медведь или лось; это был Вано с толстенным древесным стволом. Он положил его передней частью в огонь.
— Ну вот, на всю ночь хватит. И никакая пила не треба; будем продвигать по ходу, по ходу...
— Сгорания, - подсказал Сережа.
— Да, як будет гарно.
Начали готовить; Коля с Ваней стали обжаривать сосиски и сардельки, а Настя с Наташей сгребли золу и покидали туда картошку. Вдруг от домов в их сторону двинулась густая тень, которая при ближайшем рассмотрении оказалась группой товарищей вооруженной разными предметами: ножи, бейсбольные биты, железные прутья. У одного, даже, были нунчаки которые он, как заведенный, беспрерывно крутил.
— А вот и местные хлопцы.
— Э, да здесь туса нехилая: пивко, водочка, сосисочки, да две девочки в придачу. Чуваки, у вас не слипнется? Оставляйте всю хавку и баб здесь, бабло тоже, а сами катитесь, пока живы.
Вано сделал знак, чтобы все сидели, а сам поднялся во весь свой баскетбольный рост. Он подошел к маленькому, явно не уверенному в себе пацану и протянул лапу к пруту.
— Дай ненадолго. Дай, не бойся; фокус покажу и верну.
Рядом стоял, выступавший перед этим, судя по всему, главарь шайки. По формам тела он походил на Вано, только лоб у него был приплюснут так, что брови соприкасались с короткими волосами в виде ежика. Рыцарь-гастробайтер его явно впечатлил, он важно кивнул, и малец отдал прут. Железка была настолько толстая, что походила на дубинку. Атаман отступил назад, и его место занял толстяк с длинным разводным ключом. Вано взял прут и, без особых усилий, согнул его. Затем, с чуть большим усилием, разогнул, и отдал обратно.
— На, держи — хорошая палочка для суши. Так, что вам надо?
Уровень наезда несколько спал.
— А кто вы, вообще, такие?
— Мы то...
— Космонавты, — подал голос от костра Сережа.
— Да... летаем.
— Космонавтов мы уважаем; что, после полета гуляете?
— А вот откуда мы, что делаем и что собираемся делать - это, браток - военная тайна.
Началось совещание; говорили шепотом, но одна фраза прозвучала громко: "У них точняк стволы есть...".
— Ну что, время не считаешь, башлей не будет — базарьте, чуваки.
— Угостили бы пивом, да покурить...
— Пива и курева полно в магазине, — прозвучал резкий Колин голос.
— Да, брателла, в магазине: хоть обкурись, хоть обожрись, а нам еще долго до утра сидеть.
— До утра, тогда другое дело, тогда базара нет. Ну, прощавайте, и не держите зла на Калугу. Мы здесь порядок поддерживаем: от наркоманов, кавказцев, бомжей, проституток, педиков город очищаем. Мы — молодые коммунары.
— Молодцы, что еще сказать.
Два богатыря пожали друг другу руки и расстались почти друзьями. Но обниматься рыцарь с юным коммунистом не захотел. Толпа отвалила, и наши герои продолжили подготовку к трапезе; опасная ситуация подстегнула аппетит. Наконец, сосиски были пожарены, и тарелки с аппетитными кусочками, обильно политыми соусом и обсыпанными зеленым горошком, был протянуты девушкам. При этом Вано сладострастно улыбался и облизывал губы. Но он услышал весьма странную и обескураживающую фразу:
— Извините нас Ванечка, но мы не едим мяса.
Слегка опешив, Вано протянул тарелку Вите. И тут Витя совершил поступок, непонятный ему самому. Он обожал жареные сосиски с горошком и кетчупом; от вида и запаха грамотно приготовленного блюда у него текли слюнки, но он тоже вежливо отказался.
— А я с удовольствием, — сказал Сережа, — спасибо Ваня, — и взял тарелку.
— Рабом становишься, — злой взгляд на Витю.
— А вы то, что хавать будете?
— Да полно всего: картошечка печется, сыр, овощи и вот еще что.
Настя открыла пластмассовый контейнер; там оказались обжаренные кусочки.
— На, попробуй.
— По вкусу, вроде, мясо, только не такое вкусное.
— Ничего, с кетчупом вкуснее будет — это соя; зато белка в ней не меньше чем в мясе.
— А чего вы...
— Слышь, Вано кончай базарить; не едят, тем лучше — нам больше достанется. Давайте лучше выпьем. Наливайте. Ну что ж, за знакомство.
— Вздрогнем, як москали гутарят.
— И за успех нашего...
— У нас чего водки мало? Не вали все в кучу. Ну, чтоб не последняя.
Потом с удовольствием ели и пили. Печеная картошка удалась на славу, что все оценили. Этот факт стал поводом для очередного тоста в честь Насти. Насытившись, начали петь. Песни — русские, украинские, итальянские то лились, то струились, то гремели под звездным небом. Особенно все разошлись, когда Сережа, поддержанный Настей, спел "Нич яко мисячна". Стоило прозвучать последней ноте, как Вано загремел своим необработанным басом: "Распрягайте хлопцы кони..."; под "Маруся раз, два, три..." пели и танцевали все. В виде русского ответа хохлам, Настя зарядила "Катюшу" и «Расцветали яблони и груши». Хор гремел на всю округу, не давая спать молодым коммунистам, сторожу музея и лесным духам.
Сели отдохнуть, тем более что Настя, занимаясь искусством, успела сделать чай. Сидели; кто-то курил, кто-то ел конфеты, но все слушали тишину прекрасной лунной ночи. Вано передвинул полено, и стали устраиваться, если не спать, то хотя бы подремать. Правда, он почти сразу захрапел, за ним, сном праведника, заснул Коля.
— Нажрались, теперь спят без задних ног, — с завистью прошептал Витя.
Сам он крутился около костра; боку, повернутому к огню, было слишком жарко, другой бок замерзал. Такой же юлой вращался Сережа.
А Настя лежала спокойно на подстилке — у нее был теплый свитер, рейтузы и даже шапочка; ее грела широкая спина уснувшей подружки.
"Надо купить этим инфантильным болванам теплые вещи" — думала она.
Прикрыла глаза и стала засыпать. Вдруг показалось, что вокруг стало светлей. Настя открыла глаза: лунный луч протянулся к их стоянке и осветил ее, как прожектором. Настя приподнялась и посмотрела на своих спутников. Все спали, но вместо грязных бродяг лежали два юноши. Если сэр Гарет был красив, то сэр Бельянис прекрасен как Бог, которых она видела в Эрмитаже и Пушкинском музее, как Давид Микеланджело и Донателло, от созерцания, которых она не могла оторваться. Это смешило одноклассников на школьных экскурсиях.
Настя подошла к рыцарю; у него были прекрасные шелковистые длинные волосы. Девушка не смогла удержаться, и погладила их. Сэр Бельянис открыл глаза:
— Прекрасное видение, — и снова закрыл.
"Хорошо, что он не проснулся" — подумала Настя и подняла взгляд к небу, ей овладело восторженное настроение, она подняла руки и проговорила:
— О, луна, ты единая, проливающая свет. Ты несущая свет человечеству. Луне он повелел светить, Чтоб ночь слепую освещать.
По белому лучу спускалась женская фигура с рогами на голове; между рогов помещался блестящий диск. На женщине было темно-зеленое облегающее платье, на голове золотой обруч в виде змеи; голова змеи располагалась надо лбом, длинные, прямые черные волосы, опущенные на грудь и спину, блестели от масла.
Мысли путались в голове у Насти: "Египтянка... Властительница... Жрица... скорее Богиня... Красивая, но холодная, не добрая..."
— Да, ты правильно догадалась я — Изида. Твои мысли мне доступны, как тебе лунный свет; они чисты, поэтому я пришла к тебе. А насчет доброты... Богиня не может быть доброй и милосердной в понимании смертных. У тебя есть нечто, чем раньше владела я: камень подарил мне Тот.
Настя инстинктивно отступила.
— Не бойся, хоть мне и хочется получить изумруд обратно, не возьму его; не под силу мне бороться с силами тьмы, да и с собой тоже. Я хочу помочь вам его уничтожить, а иначе погибнет все, и белая магия тоже.
— Так зачем вы отдали камень?
Богиня смутилась:
— Да он мне был особо не нужен, других было полно, да и не знала я про его свойства...
— Врет, отлично знала!
— Ах, Дианочка, а мы тебя и не заметили.
Перед ними стояла девушка, которая, вышла из леса. На ней было легкое белое платье, перетянутое поясом. На ногах сандалии. Светлые волосы были стянуты на затылке так, что казались короткими; в руке - лук из золота, за спиной колчан со стрелами. Второй раз за ночь Настины мысли заблуждали в потемках:
"Диана у Римлян... Артемида у Греков... В тунику одета. Худая. Еще одна Богиня Луны. Коммунальная квартира, что ли? Луна... Лицо злое... Правильно, она же еще — охотница главная; конечно, если женщина сама убивает, то..."
- Ты права девушка; Луна, как истина, не может иметь одного хозяина. Я бы тебя к нам пригласила - подходишь - но, там такие соседи... А насчет изумруда...
— Ты его подарила своему любовнику!
— Доля правды в этом есть. Но откуда я могла знать, что прекрасный ангел восстанет на самого Создателя?
— А перед этим ты обманула мудрого, но наивного Тота! Писателя, музыканта…
— Он говорил, что любит меня, но имея мужа...
— Я думаю, Озирису не очень приятно было узнать про твои шашни, про обыкновенный разврат, который ты называешь любовью.
— Тебе этого не понять, — раздался мягкий голос. Перед ними, как будто сотканная из воздуха, стояла женщина в индийском сари; черные шелковистые волосы рассыпались по плечам и груди. Она была, как говорится, в теле, и лицо ее показалось Насте прекрасным и добрым.
— А, вот и ты Парвати; теперь все в сборе.
— Что это мне не понять?
— Не понять значения слова "любовь" той, кто ни за что убила несчастного, прекрасного юношу.
— Актеон посмел лицезреть прелести Богини.
Пышногрудая Парвати окинула насмешливым взором худую фигуру соперницы:
— А, что он там мог узреть невиданного? Милый мальчик случайно заглянул в грот, а ты, садистка, превратила его в оленя и затравила собаками.
— А ты... А твой Шива тебе изменяет!
— Ну и пусть, здоровее будет. А твой брат содрал с Марсия кожу, а за что? За то, что тот играл лучше его.
— Неправда, Марсий играл хуже Аполлона — все это говорят.
— Конечно, кому охота связываться с изувером; Дафния, бедняжка, предпочла в дерево превратиться — лишь бы твой братец, насильник, ее не догнал.
Взбешенная Диана полезла за стрелой, а у Парвати в складках сари оказался длинный кривой кинжал. До этого момента Изида, не без удовольствия следила за спором, но тут решила вмешаться:
— Налаяться успеете в другом месте, а мы здесь по делу; забыли? Как тебя? Настя, мне говорили, да я забыла; сколько лет живу — память уж не девичья. Пойдем, посидим, по бабски поболтаем. Да ты не удивляйся, читая мысли, я усваиваю язык. Но ты не бойся, я не занимаюсь этим все время; мысли читать, так же трудно, как читать серьезную книгу на иностранном языке. Все, что нужно про тебя я узнала и заканчиваю с этим. Настя облегченно вздохнула.
— Чаю хотите?
— Чай? А, что еще есть?
— Вино. Не нектар, или там амрита конечно…
— Вот это пойдет. Нектар задолбал.
Расселись. Богини не отказались и от сосисок. Настя быстро согрела (она не забыла и сковородку), подала с горошком, овощами и кетчупом.
"Я думаю, и для Богинь нормально" — решила она.
Стали есть, пить и разговаривать.
— Вам противостоят четыре злобных и хитрых женщины. Мужчины не любят и не умеют с бабами воевать; легко поддаются на хитрость. Самсон, Олоферн — только два примера из тысяч.
— Ну да; Бус, Петр 3, Павел 1.
— Вот, вот: умная женщина действует коварно: прикинется слабенькой, слезу пустит, а потом — цап голубчика. Но мы то - знаем все эти хитрости, нас на мякине не проведешь; тем более что и сами иногда пользуемся подобными приемами для пользы хорошего дела.
— Не все.
— Ты Диана еще слишком молода; поживешь с наше, поймешь, и платьице детское заодно переоденешь. Ну, ладно — шутка. Продолжим. На четырех ведьм нужны четыре нормальные девахи. Мы, конечно, могли позвать мать-Кибеллу...
— Тогда меня бы здесь не было; не желаю иметь ни каких дел с развратницей!
— Да Изида, она уж слишком разгулялась, причем в открытую. Потом, все еще принимает человеческие жертвы; а это щас не модно, и, вообще, не в духе времени; моветон.
— Да, отстала старушка, хотя мне ровесница: надо вести правильный образ жизни, не отставать от новых веяний. Значит, Богам угодно, чтобы бой с Морганой приняла ты, Настя. В данный момент, ты, конечно не готова, но со временем обретешь силу; и мы тебя научим разным приемчикам.
В этот момент Бельянис приподнялся, открыл глаза и узрел четырех прекрасных дев.
— Какие удивительные видения посещают нынешней ночью, — прошептал он, лег и снова сладко заснул, мечтательно улыбаясь.
Парвати смотрела на рыцаря блестящими, широко раскрытыми глазами; дыхание ее стало глубоким и частым.
— Что за прекрасный юноша?
— Это — сэр Бельянис; он мой рыцарь.
— И вы с ним…?
— Нет, что вы — мы друзья.
Парвати усмехнулась:
— Я думаю, этому молодому воину нужна женщина постарше, и поопытнее для дружбы.
— Когда же ты, наконец, угомонишься, подруга?
— Когда ваши пирамиды превратятся в кучку песка.
— Ну-ну, скорее Солнце погаснет. Так вот, продолжим; мы решили помогать вам, и помочь извести богомерзких ведьм. Это — серебряный диск Луны, окруженный медными рогами — символами власти. Диана показала кольцо, Изида — серьги, Парвати — амулет на цепочке.
— А вот тебе наша брошь, только днем не свети ее. Не скучай, мы придем к тебе поболтать, когда пьяницы будут спать. Какая просьба у тебя на прощанье?
— Наташа, она хорошая, но грустная…
Исида подошла к спящей подруге. Провела рукой надо лбом.
— Знай, болезней, старости и смерти нет: это только дурные слова. Самый страшный грех — это уныние. Я тебя одену как царицу.
Богини исчезли вместе с луной, а лагерь стал просыпаться.
Глава 7.
— Приехали. Выходим. Этот рюкзачок тебе, как самому маленькому. Три тома «Иудейской войны» будут поддерживать духовно.
— Лучше бы стакан дала.
Калуга. Железнодорожный вокзал.
Когда вышли в Калуге, наступали сумерки. На звездном небе блистала полная Луна. Надо было пройти через весь город. Пяти, девяти - этажки — унылое зрелище, и вдруг, берег реки.
— Это Ока, — сказал Сережа, — эх выкупаться бы! Вода здесь чистая.
— Хорошо бы, да и этих бы не мешало окунуть, или окануть — Настя кивнула в сторону гастробайтеров, попивавших пиво.
— А почему бы нет, Серега, вон смотри пляжик с песочком; значит дно нормальное.
Вано с Коляном почему-то особого желания не проявили, хотя аромат от них шел малоприятный.
— Да они и в виде рыцарей о гигиене понятия не имеют, — прошептал Сережа, потом громче, — прекрасные сэры вас с таким амбрэ вонючим проводницы не пустят; ведь вы будете находиться в их купе.
— И в такой одежде, — добавила Настя, — но это мы в Туле исправим.
Тут возразить было нечего. Вначале купалась мужская часть компании, что сопровождалось фырканьем, шлепками и ругательствами, вперемешку со смехом. Затем Настя с Наташей плавали на спине, меланхолично глядя на звезды и почти полную луну. В рюкзаке оказалось два больших махровых полотенца. Освеженные и бодрые, стали думать, куда направиться дальше. Стало ясно, что рыцари плохо помнят дорогу; видимо, перемещались на автопилоте.
— Вон побачте — избушка, пойдем пошукаем.
Подошли. Около двери висела табличка.
— Это не избушка — а музей Циолковского, мальчики.
— Циолковский? Шо за таке?
— Он в Калуге сорок лет прожил, указал людям путь туда, — и Миша показал на небо.
— В смысле?
— К планетам уже летаем, скоро к звездам полетим; во многом его заслуга.
— Это ты что ли полетишь?
— Конечно! Мы же куда с Сереней в тот день, когда все началось, собирались? Записываться на подготовительные курсы в Авиационный институт; а там парашют, общая подготовка, аэродинамика, самолеты, вначале простые, потом сверхзвуковые. Потом отбирают лучших (а мы, конечно, будем лучшими) в космонавты, и...
— Вы полетите к звездам, — прошептала в восторге Настя, — вам без биолога не обойтись.
— И без химика, — пробурчала Наташа.
— Ясен перец.
— Гарный дядька был этот Циолковский. А вот и сторож.
— Вам чего здесь надо? Музей не работает.
Из разговора со сторожем выяснилось, что они немного отклонились от магистрального пути, и теперь им надо двигаться от реки.
"Ничего страшного" — думала Настя — "зато освежились после грязной электрички". Она подбежала к следующему дому, украшенному табличкой.
— А это дом Гончаровых. Здесь Пушкин сватался к дочери бумажного магната.
— Лучше бы мимо проехал — дольше пожил бы.
— У них любовь большая была; Наталья Гончарова подарила Пушкину пять детей.
— И предала его.
— Он тоже не отличался невинным поведением.
— Правильно, но она поддалась на провокацию, подставила мужа; причем может даже не изменила. Этой Гончаровой надо было помнить, что она жена гения, у которого много врагов, и вести себя соответственно; а она — то с царем чего-то, то Дантес. А то, что пять детей: так в то время все кто мог много рожали; по принципу "сколько Бог даст".
- Вечный спор, но мы спорить не будем.
- Конечно. Смотри, какая красота!
Церковь святого Георгия
Перед ними стоял храм; на почти кубическом основании — пять башенок, их венчали луковички с крестами. Луна освещала розово белое перецветье. На верхней точке покатой крыши стояла самая высокая и массивная башня, по бокам от нее, образуя правильный четырехугольник, стояли башенки поменьше - это создавало ощущение взметнувшегося вверх языка пламени. Эффект усиливают низкие пристройки по бокам.
— Церковь святого Георгия, построена в 1701 году, — прочитала Настя.
— Ну что ж нам как раз такой покровитель и нужен, — Сережа перекрестился, — святой воин, победитель дракона.
— Все это хорошо ребята, но мне больше нравиться вот это.
Витя показал на памятник Циолковскому через дорогу. Великий ученый стоял на фоне ракеты, устремленной ввысь. Подошли ближе, друзья застыли в восторге, и даже невольно взялись за руки. Это увидела Настя.
- Дети, — прошептала, — прекрасные дети.
Вернулись к церкви, у ограды сидели рыцари с довольно кислыми минами: красоты их мало прельщали, а самогон и пиво кончились.
— Отдохнуть надо, Вано притомился.
— Правильно, самый тяжелый рюкзак тащит. Вы сидите, а мы еще немного погуляем.
Пошли в сторону реки, и наткнулись на памятник Пушкину.
— А вот и Александр Сергеевич, не могу не поприветствовать песней. Откашлявшись, запел: "Не пой красавица при мне ты песен Грузии печальной..."
Настя подпела.
—Чего-нибудь еще, Сереженька, ну пожалуйста!
— А чего? Я Пушкина много знаю.
— Из Онегина можешь?
— Любви все возрасты покорны...
— Как хорошо, а из Годунова?
— Се гарно, но у Вано трубы горят, и вообще жрать хочется.
Колян стоял с таким уморительно виноватым видом, что Настя рассмеялась.
— А пирожки?
— Пирожки,…а что за такэ?
— Все с вами ясно. Пойдем, конечно, кстати, действительно есть хочется.
Дошли до памятника победы: высокая стела, на которой стоит женщина с поднятыми руками.
— Типичный образец советского монументализма; смотреть можно, если осторожно. Ника - богиня победы, правда, крыльев не хватает; вот она с Георгием Победоносцем и будут нашими покровителями.
— А что у нее в руках?
— Какие-то свитки; может списки убитых, а может летопись войны.
Начались пригороды с четырехэтажками и деревянными домами. После одного из домов шел густой кустарник, путешественники нырнули в него, и оказались в поле, за которым чернел лес.
— Пойдем ближе к лесу - нам дрова нужны. Вы здесь располагайтесь, а мы в магазин. Только без нас костер не разжигайте.
Освободили два рюкзака. Нашлась записная книжка и карандаш. Прежде чем писать, Настя сунула деньги Сереже в руку.
— Возьмите, обязательно, картошку; только нормальную, не гнилую, а мытую. Сыр — копченый — в походе самое оно. Ну, и кроме водки, минеральной воды и сока. Да, про хлеб не забудьте и тарелки, стаканчики, вилки.
— Натюрлих, мадам. Зачем вилки, если есть руки?
Вопрос остался без ответа. Получив деньги, сладкая парочка бодрой походкой отправилась в магазин. Ребята стали собирать хворост, а Настя обустраивать место для предстоящего пикника. Она разложила подстилку, и выложила на нее соль, чайные пакетики и сахар, затем стала собирать траву, устраивая импровизированные сиденья. Под конец Настя украсила "стол" букетом цветов, просто положив его посередине. Витя подготовил все для растопки.
И вот появились две фигуры; у каждого, кроме рюкзака, в руках было по большому пакету.
— Они, что собрались тут неделю отдыхать?
— Не переживай Настюха, — Витя вспомнил короля Артура, — все съедят; главное успеть хоть что - нибудь перехватить у проглотов.
— Да троглодиты; одно слово — тренировка — целыми днями сидеть за круглым столом.
— А вот и мы, ну теперь разжигай; что это, один хворост? Вано, сходи ка хлопец до лесу.
Костер сразу разгорелся. Колян занялся выстругиванием тонких острых палочек, пока ребята разбирали покупки. Тут было все: сосиски, сардельки, овощи, водка, перелитая в пластмассовые бутыли, три двухлитровых баклажки пива, маринованные огурчики и т.д. Особое внимание Коля обратил на бутылку красного вина для дамы. А дама начала расставлять тарелки, раскладывать маринады; видное место занял и копченый сыр; Витя резал хлеб, Сережа - овощи.
Тут со стороны леса раздался такой шум и треск, будто там пробирался медведь или лось; это был Вано с толстенным древесным стволом. Он положил его передней частью в огонь.
— Ну вот, на всю ночь хватит. И никакая пила не треба; будем продвигать по ходу, по ходу...
— Сгорания, - подсказал Сережа.
— Да, як будет гарно.
Начали готовить; Коля с Ваней стали обжаривать сосиски и сардельки, а Настя с Наташей сгребли золу и покидали туда картошку. Вдруг от домов в их сторону двинулась густая тень, которая при ближайшем рассмотрении оказалась группой товарищей вооруженной разными предметами: ножи, бейсбольные биты, железные прутья. У одного, даже, были нунчаки которые он, как заведенный, беспрерывно крутил.
— А вот и местные хлопцы.
— Э, да здесь туса нехилая: пивко, водочка, сосисочки, да две девочки в придачу. Чуваки, у вас не слипнется? Оставляйте всю хавку и баб здесь, бабло тоже, а сами катитесь, пока живы.
Вано сделал знак, чтобы все сидели, а сам поднялся во весь свой баскетбольный рост. Он подошел к маленькому, явно не уверенному в себе пацану и протянул лапу к пруту.
— Дай ненадолго. Дай, не бойся; фокус покажу и верну.
Рядом стоял, выступавший перед этим, судя по всему, главарь шайки. По формам тела он походил на Вано, только лоб у него был приплюснут так, что брови соприкасались с короткими волосами в виде ежика. Рыцарь-гастробайтер его явно впечатлил, он важно кивнул, и малец отдал прут. Железка была настолько толстая, что походила на дубинку. Атаман отступил назад, и его место занял толстяк с длинным разводным ключом. Вано взял прут и, без особых усилий, согнул его. Затем, с чуть большим усилием, разогнул, и отдал обратно.
— На, держи — хорошая палочка для суши. Так, что вам надо?
Уровень наезда несколько спал.
— А кто вы, вообще, такие?
— Мы то...
— Космонавты, — подал голос от костра Сережа.
— Да... летаем.
— Космонавтов мы уважаем; что, после полета гуляете?
— А вот откуда мы, что делаем и что собираемся делать - это, браток - военная тайна.
Началось совещание; говорили шепотом, но одна фраза прозвучала громко: "У них точняк стволы есть...".
— Ну что, время не считаешь, башлей не будет — базарьте, чуваки.
— Угостили бы пивом, да покурить...
— Пива и курева полно в магазине, — прозвучал резкий Колин голос.
— Да, брателла, в магазине: хоть обкурись, хоть обожрись, а нам еще долго до утра сидеть.
— До утра, тогда другое дело, тогда базара нет. Ну, прощавайте, и не держите зла на Калугу. Мы здесь порядок поддерживаем: от наркоманов, кавказцев, бомжей, проституток, педиков город очищаем. Мы — молодые коммунары.
— Молодцы, что еще сказать.
Два богатыря пожали друг другу руки и расстались почти друзьями. Но обниматься рыцарь с юным коммунистом не захотел. Толпа отвалила, и наши герои продолжили подготовку к трапезе; опасная ситуация подстегнула аппетит. Наконец, сосиски были пожарены, и тарелки с аппетитными кусочками, обильно политыми соусом и обсыпанными зеленым горошком, был протянуты девушкам. При этом Вано сладострастно улыбался и облизывал губы. Но он услышал весьма странную и обескураживающую фразу:
— Извините нас Ванечка, но мы не едим мяса.
Слегка опешив, Вано протянул тарелку Вите. И тут Витя совершил поступок, непонятный ему самому. Он обожал жареные сосиски с горошком и кетчупом; от вида и запаха грамотно приготовленного блюда у него текли слюнки, но он тоже вежливо отказался.
— А я с удовольствием, — сказал Сережа, — спасибо Ваня, — и взял тарелку.
— Рабом становишься, — злой взгляд на Витю.
— А вы то, что хавать будете?
— Да полно всего: картошечка печется, сыр, овощи и вот еще что.
Настя открыла пластмассовый контейнер; там оказались обжаренные кусочки.
— На, попробуй.
— По вкусу, вроде, мясо, только не такое вкусное.
— Ничего, с кетчупом вкуснее будет — это соя; зато белка в ней не меньше чем в мясе.
— А чего вы...
— Слышь, Вано кончай базарить; не едят, тем лучше — нам больше достанется. Давайте лучше выпьем. Наливайте. Ну что ж, за знакомство.
— Вздрогнем, як москали гутарят.
— И за успех нашего...
— У нас чего водки мало? Не вали все в кучу. Ну, чтоб не последняя.
Потом с удовольствием ели и пили. Печеная картошка удалась на славу, что все оценили. Этот факт стал поводом для очередного тоста в честь Насти. Насытившись, начали петь. Песни — русские, украинские, итальянские то лились, то струились, то гремели под звездным небом. Особенно все разошлись, когда Сережа, поддержанный Настей, спел "Нич яко мисячна". Стоило прозвучать последней ноте, как Вано загремел своим необработанным басом: "Распрягайте хлопцы кони..."; под "Маруся раз, два, три..." пели и танцевали все. В виде русского ответа хохлам, Настя зарядила "Катюшу" и «Расцветали яблони и груши». Хор гремел на всю округу, не давая спать молодым коммунистам, сторожу музея и лесным духам.
Сели отдохнуть, тем более что Настя, занимаясь искусством, успела сделать чай. Сидели; кто-то курил, кто-то ел конфеты, но все слушали тишину прекрасной лунной ночи. Вано передвинул полено, и стали устраиваться, если не спать, то хотя бы подремать. Правда, он почти сразу захрапел, за ним, сном праведника, заснул Коля.
— Нажрались, теперь спят без задних ног, — с завистью прошептал Витя.
Сам он крутился около костра; боку, повернутому к огню, было слишком жарко, другой бок замерзал. Такой же юлой вращался Сережа.
А Настя лежала спокойно на подстилке — у нее был теплый свитер, рейтузы и даже шапочка; ее грела широкая спина уснувшей подружки.
"Надо купить этим инфантильным болванам теплые вещи" — думала она.
Прикрыла глаза и стала засыпать. Вдруг показалось, что вокруг стало светлей. Настя открыла глаза: лунный луч протянулся к их стоянке и осветил ее, как прожектором. Настя приподнялась и посмотрела на своих спутников. Все спали, но вместо грязных бродяг лежали два юноши. Если сэр Гарет был красив, то сэр Бельянис прекрасен как Бог, которых она видела в Эрмитаже и Пушкинском музее, как Давид Микеланджело и Донателло, от созерцания, которых она не могла оторваться. Это смешило одноклассников на школьных экскурсиях.
Настя подошла к рыцарю; у него были прекрасные шелковистые длинные волосы. Девушка не смогла удержаться, и погладила их. Сэр Бельянис открыл глаза:
— Прекрасное видение, — и снова закрыл.
"Хорошо, что он не проснулся" — подумала Настя и подняла взгляд к небу, ей овладело восторженное настроение, она подняла руки и проговорила:
— О, луна, ты единая, проливающая свет. Ты несущая свет человечеству. Луне он повелел светить, Чтоб ночь слепую освещать.
По белому лучу спускалась женская фигура с рогами на голове; между рогов помещался блестящий диск. На женщине было темно-зеленое облегающее платье, на голове золотой обруч в виде змеи; голова змеи располагалась надо лбом, длинные, прямые черные волосы, опущенные на грудь и спину, блестели от масла.
Мысли путались в голове у Насти: "Египтянка... Властительница... Жрица... скорее Богиня... Красивая, но холодная, не добрая..."
— Да, ты правильно догадалась я — Изида. Твои мысли мне доступны, как тебе лунный свет; они чисты, поэтому я пришла к тебе. А насчет доброты... Богиня не может быть доброй и милосердной в понимании смертных. У тебя есть нечто, чем раньше владела я: камень подарил мне Тот.
Настя инстинктивно отступила.
— Не бойся, хоть мне и хочется получить изумруд обратно, не возьму его; не под силу мне бороться с силами тьмы, да и с собой тоже. Я хочу помочь вам его уничтожить, а иначе погибнет все, и белая магия тоже.
— Так зачем вы отдали камень?
Богиня смутилась:
— Да он мне был особо не нужен, других было полно, да и не знала я про его свойства...
— Врет, отлично знала!
— Ах, Дианочка, а мы тебя и не заметили.
Перед ними стояла девушка, которая, вышла из леса. На ней было легкое белое платье, перетянутое поясом. На ногах сандалии. Светлые волосы были стянуты на затылке так, что казались короткими; в руке - лук из золота, за спиной колчан со стрелами. Второй раз за ночь Настины мысли заблуждали в потемках:
"Диана у Римлян... Артемида у Греков... В тунику одета. Худая. Еще одна Богиня Луны. Коммунальная квартира, что ли? Луна... Лицо злое... Правильно, она же еще — охотница главная; конечно, если женщина сама убивает, то..."
- Ты права девушка; Луна, как истина, не может иметь одного хозяина. Я бы тебя к нам пригласила - подходишь - но, там такие соседи... А насчет изумруда...
— Ты его подарила своему любовнику!
— Доля правды в этом есть. Но откуда я могла знать, что прекрасный ангел восстанет на самого Создателя?
— А перед этим ты обманула мудрого, но наивного Тота! Писателя, музыканта…
— Он говорил, что любит меня, но имея мужа...
— Я думаю, Озирису не очень приятно было узнать про твои шашни, про обыкновенный разврат, который ты называешь любовью.
— Тебе этого не понять, — раздался мягкий голос. Перед ними, как будто сотканная из воздуха, стояла женщина в индийском сари; черные шелковистые волосы рассыпались по плечам и груди. Она была, как говорится, в теле, и лицо ее показалось Насте прекрасным и добрым.
— А, вот и ты Парвати; теперь все в сборе.
— Что это мне не понять?
— Не понять значения слова "любовь" той, кто ни за что убила несчастного, прекрасного юношу.
— Актеон посмел лицезреть прелести Богини.
Пышногрудая Парвати окинула насмешливым взором худую фигуру соперницы:
— А, что он там мог узреть невиданного? Милый мальчик случайно заглянул в грот, а ты, садистка, превратила его в оленя и затравила собаками.
— А ты... А твой Шива тебе изменяет!
— Ну и пусть, здоровее будет. А твой брат содрал с Марсия кожу, а за что? За то, что тот играл лучше его.
— Неправда, Марсий играл хуже Аполлона — все это говорят.
— Конечно, кому охота связываться с изувером; Дафния, бедняжка, предпочла в дерево превратиться — лишь бы твой братец, насильник, ее не догнал.
Взбешенная Диана полезла за стрелой, а у Парвати в складках сари оказался длинный кривой кинжал. До этого момента Изида, не без удовольствия следила за спором, но тут решила вмешаться:
— Налаяться успеете в другом месте, а мы здесь по делу; забыли? Как тебя? Настя, мне говорили, да я забыла; сколько лет живу — память уж не девичья. Пойдем, посидим, по бабски поболтаем. Да ты не удивляйся, читая мысли, я усваиваю язык. Но ты не бойся, я не занимаюсь этим все время; мысли читать, так же трудно, как читать серьезную книгу на иностранном языке. Все, что нужно про тебя я узнала и заканчиваю с этим. Настя облегченно вздохнула.
— Чаю хотите?
— Чай? А, что еще есть?
— Вино. Не нектар, или там амрита конечно…
— Вот это пойдет. Нектар задолбал.
Расселись. Богини не отказались и от сосисок. Настя быстро согрела (она не забыла и сковородку), подала с горошком, овощами и кетчупом.
"Я думаю, и для Богинь нормально" — решила она.
Стали есть, пить и разговаривать.
— Вам противостоят четыре злобных и хитрых женщины. Мужчины не любят и не умеют с бабами воевать; легко поддаются на хитрость. Самсон, Олоферн — только два примера из тысяч.
— Ну да; Бус, Петр 3, Павел 1.
— Вот, вот: умная женщина действует коварно: прикинется слабенькой, слезу пустит, а потом — цап голубчика. Но мы то - знаем все эти хитрости, нас на мякине не проведешь; тем более что и сами иногда пользуемся подобными приемами для пользы хорошего дела.
— Не все.
— Ты Диана еще слишком молода; поживешь с наше, поймешь, и платьице детское заодно переоденешь. Ну, ладно — шутка. Продолжим. На четырех ведьм нужны четыре нормальные девахи. Мы, конечно, могли позвать мать-Кибеллу...
— Тогда меня бы здесь не было; не желаю иметь ни каких дел с развратницей!
— Да Изида, она уж слишком разгулялась, причем в открытую. Потом, все еще принимает человеческие жертвы; а это щас не модно, и, вообще, не в духе времени; моветон.
— Да, отстала старушка, хотя мне ровесница: надо вести правильный образ жизни, не отставать от новых веяний. Значит, Богам угодно, чтобы бой с Морганой приняла ты, Настя. В данный момент, ты, конечно не готова, но со временем обретешь силу; и мы тебя научим разным приемчикам.
В этот момент Бельянис приподнялся, открыл глаза и узрел четырех прекрасных дев.
— Какие удивительные видения посещают нынешней ночью, — прошептал он, лег и снова сладко заснул, мечтательно улыбаясь.
Парвати смотрела на рыцаря блестящими, широко раскрытыми глазами; дыхание ее стало глубоким и частым.
— Что за прекрасный юноша?
— Это — сэр Бельянис; он мой рыцарь.
— И вы с ним…?
— Нет, что вы — мы друзья.
Парвати усмехнулась:
— Я думаю, этому молодому воину нужна женщина постарше, и поопытнее для дружбы.
— Когда же ты, наконец, угомонишься, подруга?
— Когда ваши пирамиды превратятся в кучку песка.
— Ну-ну, скорее Солнце погаснет. Так вот, продолжим; мы решили помогать вам, и помочь извести богомерзких ведьм. Это — серебряный диск Луны, окруженный медными рогами — символами власти. Диана показала кольцо, Изида — серьги, Парвати — амулет на цепочке.
— А вот тебе наша брошь, только днем не свети ее. Не скучай, мы придем к тебе поболтать, когда пьяницы будут спать. Какая просьба у тебя на прощанье?
— Наташа, она хорошая, но грустная…
Исида подошла к спящей подруге. Провела рукой надо лбом.
— Знай, болезней, старости и смерти нет: это только дурные слова. Самый страшный грех — это уныние. Я тебя одену как царицу.
Богини исчезли вместе с луной, а лагерь стал просыпаться.