Баю-бай…
«Мы живем в шаткой башне бессвязного бормотания. В зыбкой реальности слов. В биомассе, генетически запрограммированной на болезнь. Простой и естественный мир давно уничтожен. Нам остался лишь беспорядочный мир языка».
Роман «Колыбельная», как пишет его автор Чак Паланик в самом начале, – история «о том, какой мы себе представляем должна быть жизнь. О том, что цепляет и не отпускает. О том, как прошлое тянется следом за нами в будущее». Или, коротко, это своеобразная альтернатива антиутопии, когда идеального мира не существует, но несколько случайных людей пытаются его построить в соответствии со своими взглядами и идеалами, используя один и тот же инструмент – волшебные чары некой баюльной песни, способной убить любого, кто ее услышит.
«В мире, где клятвы не стоят вообще ничего. Где обязательство – пустой звук. Где обещания даются лишь для того, чтобы их нарушать, было бы славно устроить так, чтобы слова обрели былое значение и мощь».
Провокатор Паланик на этот раз возводит мир, где не только палки и камни могут покалечить, но и слова могут убивать. Где чума передается на слух... Через милую баюльную песню для младенцев в самой безобидной детской книге, которую можно взять в любой библиотеке или магазине. Предназначенная для неестественного отбора в древних племенах – тихого и такого гуманного избавления от страданий больных и покалеченных детей и взрослых – эта песенка теперь становится причиной горя многих ничего не подозревающих родителей современности. А в отдельных случаях намеренной местью, инструментом злости, выражением протеста в руках безответственного эгоиста или инфантильного фанатика, – любого, кто догадается о действии чар колыбельной.
«Есть люди, которые все еще верят, что знание – сила».
И здесь назревает основной конфликт. Чак Паланик дает нескольким случайным героям важное, буквально судьбоносное и практически божественное в своем действии знание и ставит их в ситуации, где только они могут решить, использовать песню для себя или нет. Все они по стечению обстоятельств объединены общей благородной целью – спасти заботливых родителей от страшной потери. Но что, если под общую браваду их героизма каждый по отдельности решит свои маленькие проблемы и, возможно, получит из этого приятную выгоду?
«Единственный способ излечить человека, наделенного властью, – это не дать ему еще больше власти».
По-человечески естественно и просто в своей логике для одних баюльная песня становится средством борьбы с отъявленными злодеями, для других – способом выплеснуть злость на окружающих за несправедливость судьбы, для третьих – борьбой за жизнь, нарушая эту самую жизнь, а для четвертых – возможностью претворить в реальность свои низменные фантазии, именуемые в науке, как некрофилия. И этим поднимается идея не столько самой ответственности за каждое сказанное или даже несённое в голове слово. Главной в романе становится её величество власть, в которой берут верх далеко не доброта, милосердие, сострадание, открытость, свобода, конструктивность и диалог, а агрессия, обиды, страх, месть, тщеславие, жадность, трусость и жестокость.
«…нельзя убивать людей, потому что убийство отдаляет тебя от человечества. Убийство оправдано только тогда, когда ты убиваешь врага. Поэтому надо сделать так, чтобы жертва стала твоим врагом. Любое преступление оправданно, если ты делаешь жертву своим врагом».
Сварливая старуха наступила на ногу в транспорте и не извинилась, окинув твой костюм и лакированные ботинки презрительным взглядом? Пусть тут же сдохнет, и плевать, что она еле сводит концы с концами, чтобы только поставить на ноги троих внуков. Та модель слишком красива, сексуальна и успешна для тебя, такого мерзкого в своем ничтожестве с вечно засаленными пальцами от жирной еды? Кончить её и кончить в неё сразу после! Физическая боль от самоистязаний за совершенное по ошибке, незнанию или стечению обстоятельств преступление не заглушает чувство вины? Почему страдать должен только ты, чем ты хуже этих улыбающихся тварей вокруг? Ответственный сотрудник киноиндустрии преградил дорогу через съемочную площадку, настойчиво попросив покинуть важный объект? Смерть на месте ей и двухмесячному плоду в её животе. Молодой бармен, в двух шагах от которого ты расположился вместе со знакомым, услышал лишнее из приватного разговора? Не дотереть ему этот бокал в руках.
«Мир может быть совершенным – если немного его подправить. Небольшая уборка в доме, небольшой неестественный отбор».
Чак Паланик будто насмехается над читателем, который поначалу так легко соглашается с мало-мальски убедительными доводами и примерами для рокового решения. А не сделать этого честному перед собой человеку эмоционально тяжело, настолько четко и близко к действительности отображается эта мгновенная ярость без учета причин и следствий. Жажда мести, под влиянием которой писал эту книгу автор во время судебного процесса над убийцей своего отца, буквально отравляет каждую страницу, оставляя на пальцах, переворачивающих их, липкий налет и горьковатый запах яда.
«… мы убиваем людей для спасения жизни? Мы сжигаем книги, чтобы спасти книги?»
Однако общая тема ответственности в романе идёт выше и дальше, часто резко сворачивает в сторону или возвращается назад и копает глубже очевидного, наделяя поначалу абсолютно убедительные причины убить оттенками условий, безысходности и нужды быть достойными сиюминутной расправы. Понимание этого в «Колыбельной» ставится в равенство со взрослостью и сопутствующими ей самостоятельностью, независимостью от общественного мнения и свободой от эгоцентризма, к которым, очевидно, и пришел писатель в личной трагедии. Но может ли сегодня кто-нибудь называться взрослым, если Джордж Оруэлл ошибался? «Большой брат не следит за тобой. Большой брат поёт и пляшет. Он развлекает тебя, отвлекая внимание. Он делает всё, чтобы не дать тебе время задуматься. Он делает всё, чтобы тебя занять», – пишет Паланик.
«Я уже не понимаю разницы между тем, чего я хочу, и тем, чего меня выдрессировали хотеть. Я не знаю, чего я хочу по-настоящему и чего меня заставляют хотеть».
Все перипетии собственных размышлений, вызванных провокационными образами писателя, удивительным образом тут же появляются на страницах, как если бы писателем был ты. Паланик предлагает складывать два плюс два, но не больше. Он не пускается в дебри эксклюзивных метафор, не соревнуется в завуалированности образов с коллегами, напротив, он дает не больше того, что необходимо. Но и не меньше. Писатель даже не задает вопросы и не отвечает читателю, почему в мире творится то, что творится. Его цель – наглядно продемонстрировать людям их заблуждения и дать возможность самостоятельно провести аналогии со своей жизнью, своим миром, окружением и мыслями.
«… я не хочу, чтобы мир стал хуже. Я не хочу его портить. Я просто хочу разобрать тот бардак, который мы уже сотворили. Перенаселенность. Загрязнение окружающей среды. Баюльные чары. Та же магия, которая сломала мне жизнь, теперь должна ее исправить. По идее».
Нарушая композицию, хронологию, понятия, границы хорошего и плохого, мешая положительные образы с отвратительными, он пишет о том, о чем ты уже думаешь, но боишься задумываться. О том, о чем обычно принято молчать. И тем самым Чак Паланик учит смотреть на мир собственными глазами, слышать его, думать о нем не готовыми шаблонами, а чувствами, и только потом облачать в слова. Простые в своей прямолинейности, резкие в своей правдивости, обидные в реакции на них и правильные в основе, они вызывают желание кинуть книгу об стену от чувства несправедливости, собственного стыда и чудовищности окружающего мира. Но ты не делаешь этого, потому что редкий собеседник будет настолько с тобой откровенен, честен и открыт. Во многом поэтому на обложках книг писателя, и «Колыбельная» не исключение, всегда стоит возрастной ценз в 18+. Но книга не ограничена им. Этим книга освобождается от ограничений.
«Конструктивная деструкция».
Эта возможность сказать всё, как есть, пожалуй, один из лучших приёмом и уроков, какие может получить взрослый читатель от писателя, которому есть что сказать. Потому что гуманнее безысходность и трагичный финал в книге, нежели та самая разрушающая все идеалы и сжигающая душу заживо трагедия в жизни. Ведь только после шокирующей потери и несчастья, как правило, начинаешь задумываться о нужном, важном, стоящем твоего времени, участия, сил, внимания и интереса, но почему-то упорно игнорируемом до рокового момента. А злоба и месть, равно как и счастье, только застилают глаза... Перед тем, что неизбежно для каждого… Через десятилетия, год, завтра под колесами автомобиля, сегодня за ужином с родными или вчера в пожаре в кинотеатре… Баю-бай…
«Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. За дела, которые не довели до конца».