В честь дня пионерии редакция «Площади Свободы» спрашивает знакомых, которым посчастливилось в свое время вступить в ряды Всесоюзной пионерской организации, о приметах времени и том, каково это было — стать пионером. Нашлись динозавры и внутри редакции.
Всесоюзную пионерскую организацию учредили 19 мая 1922 года. Придуманная верхушкой «новорожденного» комсомола, она получила имя Спартака, а после смерти вождя революции Ленина сменила своего «небесного покровителя».
Коммунистическая партия разделила жизненный путь советского человека на несколько составляющих: в детстве всех школьников зачисляли в октябрята, вручали значки с маленьким Володей Ульяновым. Это было своеобразное первое крещение.
Прием в пионеры: инициация
Вступление в пионеры было куда торжественней. Это уже был вход в почти взрослую жизнь — с обязанностями, обетами и табу. После пионерии комсомол, а потом и партия. В нее попадали не все, но карьеру без этого сделать было невозможно.
В 1991 году после путча система рухнула, и все исчезло. Остались воспоминания.
Когда меня принимали в пионеры в спортзале первой школы города Топки, здоровая пионервожатая во всю глотку орала с паузами после каждого слова: «Идет… смена… поколений!». Принимали сразу три класса, в каждом было по тридцать-сорок человек.
И каждый, каждый, каждый, каждый, каждый, каждый читал клятву. Мы все держали рукой галстук, как держат официанты полотенца, поэтому под конец праздника рука затекла так, что я не чувствовала ее. Я помню, что стояла, словно без руки, и думала «поскорее бы все это кончилось».
Юлия Ланкина, дизайнер
Основную часть школьников в пионеры принимали в третьем или четвертом классе, 22 апреля, в день рождения дедушки Ленина. Бывали и исключения. Меня, например, за успеваемость ввели в ряды пионерской организации 7 ноября (еще одна сакральная дата). Принимали лучших из лучших, не скопом. Такая идея выделения «элиты» из общего числа, непонятная для якобы равенства.
Особо ничего не запомнилось, разве что внеплановое выключение света, так что церемония больше походила на ночь в масонской ложе: в полумраке со свечами, в актовом зале. Взрослые так прониклись торжеством момента, что говорили очень тихо, чуть ли не шептали, повязывая галстуки на шеи детям.
Наша семья в том же месяце переехала, пришлось сменить школу, и я там оказался единственным третьеклассником с пионерским галстуком: здравствуй, белая ворона!
Меня принимали в пионеры вне очереди, на несколько дней раньше всего остального класса, в музее Ленина. Нас таких было человек десять, почти все отличники. Кроме меня.
Я отличницей не была никогда и облагодетельствовали меня исключительно за хорошее поведение, за что до сих пор стыдно. Волновалась я страшно. Накануне полночи зубрила клятву, очень боялась забыть слова. Мне казалось, это станет несмываемым позором на всю оставшуюся жизнь. И вот я стою в парадной форме (синяя колючая юбка колом и белая тесная рубашка), с голым пока еще горлом. В торжественном зале с колоннами.
Под «Взвейся кострами!» выносят знамя дружины, которое несут совсем уже недосягаемые школьные полубоги. Пока клянутся одноклассники, повторяю про себя каждое слово. Напротив меня стоит пионервожатая, она немыми губами повторяет клятву вместе с каждым. Я понимаю, что она волнуется не меньше моего. В горле совсем пересыхает. Когда доходит очередь до меня, язык еле ворочается во рту, но я говорю себе заклинание: помни про пионеров-героев! И произношу клятву — тихо, зато без ошибок. Ладони мокрые, коленки дрожат.
Мне повязывают галстук, и я отдаю салют: Всегда готова! Нас поспешно уводят по красной дорожке. Даже обидно, что так все быстро. Пока иду, поглаживаю красную ткань — теперь я взрослая! Значок октябренка я незаметно выкинула в урну.
Наталья Порошина, писатель
Ритуальная некрофилия пионерской организации
Меня принимали в пионеры в 1989 году, в Германии (отец — военный, служил тогда в Западной группе войск). В лесу под Потсдамом, на могиле советского солдата. (Меня до сих пор удивляет некрофилия советского режима: поклонение мертвому вождю в мавзолее, торжественные мероприятия на могилах, восхищение смертью пионеров-героев, все эти «я умру за нашу советскую родину»).
Я была девочкой очень идейной: клятву выучила заранее, съела весь мозг маме, пока училась правильно завязывать галстук (так и не научилась, узел постоянно был какой-то кривой). Была страшно рада тому, что меня принимают в ряды пионеров одной из первых. Галстук не снимала три дня после этого.
Потом к нам привозили немецких пионеров (в голубых галстуках), мы вежливо друг другу улыбались — какая уж тут коммуникация, с языковым-то барьером.
Для нас тогдашних быть пионером было важно и почетно: сопричастность к чему-то большому, социальная организация, всеобщие базовые правила, которым мы худо-бедно стремились следовать.
Потом все кончилось: и страна, и организация, и галстуки. А я вспоминаю ту счастливую гордую девочку — и ностальгирую.
Людмила Губаева, замглавреда «Площади Свободы»
По поводу некрофилии пионерских мероприятий и идеологии — вспоминается целый пантеон пионеров-героев, погибших в годы войны.
Мила Губаева, которую все детство мотало с отцом-военным по просторам соцлагеря, вспоминает, что во дворе их обычной средней школы в белорусском поселке, прямо в центре площадки, была могила мальчика, убитого гитлеровцами. Несчастного ребенка после смерти похоронили на кладбище, а когда построили школу в шестидесятых годах — захоронение перенесли во двор. В память и в назидание живым. И каждая линейка, каждый торжественный сбор школы проходили в буквальном смысле на костях, вокруг могилки.
А еще организация почитала плеяду мертвых девочек: Анна Франк, Таня Савичева, Садако Сасаки и Саманта Смит.
Про Анну и Таню все знают — жертвы Второй мировой, одна умерла от тифа в концлагере, вторая — от голода в Ленинграде, после каждой остались дневники, страшные свидетельства истории. Садако из Хиросимы получила мощную дозу облучения во время атомной бомбардировки города 6 августа 1945 года. Чтобы не умереть от лейкемии, девочка пыталась сделать тысячу бумажных журавликов. Отец рассказал ей такую легенду: тот, кто сделает тысячу оригами, сможет загадать любое желание, и оно исполнится. У Садако получилось сделать только 644.
Саманта Смит была к нам гораздо ближе исторически. В ноябре 1982 года десятилетняя школьница из штата Мэн написала письмо генеральному секретарю ЦК КПСС Юрию Андропову с вопросом о том, собирается ли он начать войну. В ответ главный человек страны пригласил Саманту в Советский Союз.
Она приехала в СССР и встретилась с ним, посетила несколько городов, пообщалась с детьми. Это событие широко освещалось прессой, девочка прославилась и стала символом мира во всем мире. Увы, в 1985 году она и ее отец погибли в авиакатастрофе.
Пионерские лагеря
Бонус пионерской организации — пионерские лагеря: родители избавлялись от детей почти на всё лето, а пионервожатые муштровали мелюзгу, подчиняя режиму, включавшему в себя ненавистный дневной сон, утренние линейки с построениями и спуском флага, уборку территории и поход на речку раз в неделю, когда хотелось каждый день.
Пионерские лагеря стали не только «родиной» страшилок про красную руку и гроб на колесиках. Там же распространялись садистские стишки про Машу, которая в среду нырнула и в субботу всплыла. В пионерских лагерях мы учились разводить костры и ставить палатки (но так везло не всем), устраивали концерты и капустники, девочки заводили песенники и анкеты, мальчишки учились играть на гитаре. Многие вспоминают свое детство, проведенное в этих оазисах, с умилением.
Хорошего там и правда было много. Только не дежурства в красном уголке или того хуже: охранять флаг под зноем, когда другие плещутся в воде или дежурят в столовке, где компот.
Торжеств в пионерских лагерях было мало: лето не щедро на праздники. День Нептуна, когда все обливали друг друга водой, да День именинника (это когда чествуют всех, кто родился летом). Но был один день, обязательный в программе любого лагеря. 22 июня.
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон –
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон,
Колокольный звон.
Детям напоминали, что их счастье обошлось стране очень дорого. То, что они могут себе позволить бегать, прыгать и скакать, наслаждаясь безоблачным детством, оплачено миллионами смертей. И на подробности руководство лагерей не скупилось. Тоже, наверное, полезная практика: мы даже детьми осознавали всю серьезность момента и кому-то, возможно, тоже хотелось умереть за Родину и во благо других, совершить подвиг, остаться в памяти народа.
Перед торжественной церемонией я зубрил клятву, читал повести и рассказы про пионеров-героев, учил историю пионерской организации. Клятва, зараза, никак не запоминалась. Ох, осрамлюсь!
Но перед этим нам устроили экзамен. Кандидатов вызывали по одному в пионерскую комнату, где заседал Совет пионерской дружины, и там допрашивали. Я до ужаса боялся, что спросят клятву, но как-то обошлось. Члены Совета интересовались моими родителями, успехами в учебе и спорте, а профильные вопросы почему-то не задавали. Сейчас я думаю, что они и сами уже ни черта не помнили ни о героях, ни об их героической организации.
Двадцать второго апреля было дождливо и ветрено.
Нас привезли к Вечному огню, который горел на могиле Неизвестного солдата, выстроили в линейку.
Я держал в руке выглаженный красный галстук и был готов разойтись по швам от радости и пафоса. Откуда-то появился молодой мужчина в сером костюме и комсомольским значком на лацкане. Он стал рядом с нашей пионервожатой и заговорил о торжественности и значимости этого дня в наших жизнях. Потом вожатая зачитывала слова клятвы, а мы повторяли за ней. Кто повязал мне галстук, я не помню. В глазах все расплывалось от радости и бесконечного счастья: теперь я пионер! И галстук у меня на шее. Самый лучший, самый прекрасный галстук. Какими глупыми показались мне американские скауты, носивший галстуки синего цвета. Разве это можно представить: галстук синего цвета?!
Алексей Заревин, бизнесмен