Из книги "Написано лапой и хвостом".
У нас в лесу озеро Студёное есть, которое зимой не замерзает. Говорят, там какие-то тёплые ключи из-под земли бьют, родники со дна бухают. Но недавно я узнал настоящую причину. Просто в озере рыбы теплокровные живут, вот они воду и нагревают. Правда, теплокровные они только зимой, а летом обычные становятся. Мне об этом наш кот Ардалион сказал. А уж он-то в рыбе толк знает!
О нашем озере многие водоплавающие пернатые знают. Лебеди и утки каждую осень не на юг летят, а к нам прилетают. На Студёном для них и кормёжки вдоволь — всякие водные вечнозелёные растения растут, эндемики и диковинные. Однажды я своими глазами видел, как в марте лилии на воде распустились. Плюсовой день выдался, вот они со дна и поднялись. Жалко только, что этой же ночью их морозцем прихватило. Скукожились лепестки, и утки их за милу душу склевали.
На Студёном зимой никто не рыбачит, лебедей боятся потревожить. Об этом и знаки предупреждают, на них лебеди нарисованы. А полюбоваться и покормить их всякий может. Туристы частенько приезжают, хотя до озера не так-то просто добраться. Машина специальная нужна, проходимая.
Однажды в ноябрьские каникулы хороший снежок выпал, и придумали мы с Никитой на Студёное на лыжах сходить. Лебеди в это время как раз прилетают, и мы для них вкусной картошки наварили. Путь неблизкий, поэтому с самого утра собрались. И вот идём мы по лесу. Никита по лыжне скользит, а я сзади бегу, на еловые шишки любуюсь. Увижу белку или бурундука и в лес сворачиваю — обязательно на них погавкать надо, чтобы не расслаблялись. Ну и к следам присматриваюсь — по свежему снежку следки интересно распутывать.
Так вот, подбегаем мы к озеру и видим такую картину: стоят на берегу две дорогущие машины, мощные внедорожники, а из них вельможные люди мешки с сетями выгружают. Вельможных людей всегда видно. Они разные бывают, сытые и надменные или весёлые и довольные, но почему-то почти у всех глаза какие-то странные, отталкивающие. И почти всегда я там подлую трусость вижу. Наверно, вельможные люди очень боятся свои кресла потерять или совесть у них не чиста. А трусов я терпеть не могу. Трусость всегда подлость и предательство порождает.
…Увидел я, что эти люди хотят всё озеро сетями опутать, и мне сразу плохо стало. Ну, думаю, если они много теплокровных рыб выловят, тогда и озеро замёрзнет. А без открытой воды лебеди и утки точно погибнут.
Никита подошёл к ним и спокойно так говорит:
— Нельзя здесь рыбачить, лебедей пугаете.
А самый размордевший отвечает:
— Шёл бы ты, мальчик, а то сам ещё заикой останешься…
Мне этот ответ совсем не понравился. Зарычал я, клыки оскалил, шерсть на загривке вздыбил. Если бы Никита за ошейник меня не схватил, я бы их точно всех порвал.
Бугай испугался и говорит:
— Ты, мальчик, убери собаку, а то ружьё — вот оно.
Пытались мы их ещё как-то вразумить, но всё без толку. Никита их чуть ли не со слезами просил, а в ответ только лошадиное ржание и сгогатывание.
Прошли мы вдоль берега подальше и там покормили лебедей. Потом скоренько до дому побежали, чтобы о случившемся рассказать. Но по дороге решил я потеряться… Нехорошо, конечно, хозяина бросать, собачий закон нарушил, но у меня выхода другого не было. Уникальных рыб, лебедей и уток нужно было срочно спасать. Выждал я момент и в сторонку свильнул, за деревом спрятался. Глянул Никита по сторонам: нет меня нигде. Покричал для приличия, вздохнул и побежал на лыжах дальше. Думаю, он не сильно-то и удивился, привык уже.
Решил я бобров для спасения подключить. Собрал своих знакомых бобров, обрисовал обстановку и говорю:
— Только на вас вся надёжа. Без вас лебеди и утки погибнут. Если вы мне не поможете, мы потеряем уникальную экосистему.
— Да мы всегда готовы, — ответил старший бобёр. — Ты скажи, что делать надо.
— Сети надо так изорвать, чтобы никакая рыба попасться не могла.
— Это мы можем. На клочки раскромсаем.
Ну и ночью бобры осторожно, чтобы не шуметь, все сети привели в негодность. Во время операции к ним ещё две выдры и четыре ондатры подключились. Правда, эти больше хитрили. Той рыбой, которая уже в сети попалась, свои брюхи набивали.
Утром проснулись рыбаки после разгульной ночи и поплыли на лодках сети проверять. Глядят, а от сетей одни ошмётки остались, поплавки в кучу сбиты и запутаны в хлам. Удивились, конечно, и ругались страшно. Даже остатки сетей из озера доставать не стали — бросили и уехали. И костёр не затушили. Такие вот они, вельможные люди. Огонь, правда, нам пригодился. Бобры все клочки из озера достали, и я весь этот хлам в костёр сгрёб.
Ну а лебеди — вот что значит благородные птицы! — поняли, кому они своим спасением обязаны, подплыли к берегу и слёзно меня благодарили. Пока я с ними разговаривал, мне на ум интересная идея пришла. Рассказал я лебедям, почему озеро Студёное не замерзает, и говорю:
— Надо нам и в другие озёра этих теплокровных рыб запустить. Тогда те озёра тоже замерзать не будут. Здесь вам уже тесно — надо и другие водоёмы осваивать.
— Что-то мы не слышали, что теплокровные рыбы бывают, — засомневался старый лебедь. — Неужели в них всё дело?
— Так и есть, — заверил я, — это неоспоримый факт.
— Раз так, тогда мы согласны. Тесно, что и говорить. Нам даже для взлёта простор нужен, а иной раз не протолкнуться.
— Многим нашим родственникам на чужбине зимовать приходится, — сказала лебедиха. — А там всегда страшно. Везде беда подстерегает, не знаешь, с какой стороны опасность ждать. И языки там непонятные.
Тут и другие лебеди загалдели:
— На юге, может, и теплей, а родную землю ни с чем не сравнишь!
— Родину ни на что не променяешь!
Я с горечью вздохнул.
— У меня у самого сердце болит, когда птицы на юг улетают. Зимой места себе не нахожу, всё думаю, вернутся или нет.
— Да и совестно нам, — виновато сказал молодой лебедь. — Гусей жалко. Это ведь мы их на озеро зимовать не пускаем. Нам тут и правда места мало. Местных гусей, получается, отсюда выгоняем. Когда они в стаи собираются, несколько дней кружат и кружат, кружат и кружат над родными местами, и курлычут, и плачут… Сердце разрывается от их крика! Бывает, целую неделю с родной землёй прощаются, никак решиться не могут.
— Я знаю, — опустил я голову и украдкой смахнул слезу. — Я в это время в лес не хожу. Никакое сердце этот крик не выдержит.
— Да и путь дальний — многие не долетают, особенно молодые, — покачала головой лебедиха. — Охотники везде подстерегают. Нас лебедей ещё побаиваются трогать, проклятья страшатся, а гусей и уток иногда целыми стаями выбивают.
— Да, хорошо было бы, если бы все на родной земле оставались, — сказал старый лебедь. — Морозы и потерпеть можно, если вода не замерзает. От воды тепло парит, в ней всегда кормёжку найти можно. Голодно, а всё же…
— Вот и я о том же, — сказал я. — Нам помощи ждать неоткуда. Сами должны условия создать. Вы по озеру постоянно плаваете, вот и подсмотрите за рыбой, где она нереститься будет. А потом эту икру можно по другим озёрам в клювах разнести.
— Вот это дело, вот это правильно, — заголосили лебеди со всех сторон.
Утки тихо в сторонке наш разговор слушали и тоже закрякали:
— И мы тоже поможем. У нас клювы хоть и не такие вместительные, зато нас куда больше!
Ну, посовещались ещё немного, а потом с нетерпением весну ждать стали.
А весной пернатые исполнили мою задумку наилучшим образом. Тонны икры перенесли, ни одна икринка не пропала. К нашей общей радости, много мальков вылупилось. И немало молоди до осени дожило и окрепло. Мне об этом выдры сказали, которым я поручил учёт вести. Вот только, к сожалению, зимой те озёра замёрзли. Видать, рыбы ещё маленькие, и их тепла недостаточно, чтобы лёд растопить.
И всё же меня последнее время смутные сомнения одолевают. Часто думаю: а вдруг Ардалион что-то там напутал, и теплокровных рыб не бывает? Да и вообще, разве можно верить котам?
Коля Никитин - Долголапый