Цифровым следом обладает каждый человек, обнаруживаемый в сети. Именно так: среди тех, чей цифровой отпечаток можно отследить, числятся не только сторонники энергичной интернет-коммуникации. Кстати, согласно отчету Международного союза электросвязи (International Telecommunication Union, ITU, одной из старейших международных организаций, ныне – специализированного учреждения ООН), таковых в мире насчитывается 3,9 миллиарда человек. Информация собирается и о тех, кто сам никаких данных размещать не может или не хочет. Достаточно кому-то произвести некоторую «виртуальную активность» с указанием сведений о другом человеке – поделиться фотографией, видео, упомянуть последнего в посте – как начинает формироваться эдакая кибер-тень.
Это означает, что интернет (как самая массовая из глобальных сетей) позволяет манипулировать данными миллионов людей, формально не выступающих активными пользователями. Без ведома и/или отчетливого желания их буквально «оцифровывают» и тем самым «объективируют», превращают в элементы сетевого мира, делают прямо или косвенно определяемыми посредством размещенных онлайн сведений.
Случается, что в роли подобных объектов оказываются дети, которых родители превращают в подопытных социальных экспериментов, цель которых нередко – повышение социального капитала взрослых за счет эффекта «милоты» детских образов.
Публикация информации о детях, так называемый «sharenting» (результат словослияния понятий «to share» и «parenting», в русском языке медленно приживается англицизм «шерентинг») изучается на протяжении последнего десятилетия, и результаты наблюдений регулярно представляются публике. Но становятся ли от этого взрослые пользователи более ответственными в вопросе обращения с персональными данными своих отпрысков? Или же их ответственности хватает только на жажду установить контроль над детской и подростковой онлайн деятельностью и, таким образом, использовать вычислительные технологии для создания мощных систем тотальной слежки и наблюдения?
От УЗИ до пяточек: без права на приватность
Оптимисты полагают, что современные правовые инициативы вроде европейского Общего регламента по защите данных (General Data Protection Regulation, GDPR) позволяют усилить и унифицировать защиту персональных данных и, следовательно, обезопасить любых субъектов этой информации. Пессимисты считают, что подобные законодательные инициативы есть лишь питательная почва для бюрократии.
Жизнь, как всегда, оказывается интереснее споров теоретиков – повседневные активности людей если не ставят под сомнение качество именно «цифровой юриспруденции», то заставляют задуматься о степени ответственности и осознанности, которые характерны для наших онлайн действий.
Например, в 2010-е годы исследователи стали обращать внимание на сетевую активность, которую проявляют родители в отношении собственных (а нередко и чужих) чад. Особый интерес вызвал «шерентинг», привычка к постоянному распространению взрослыми в социальных сетях информации о детях, часто – совсем маленьких или даже еще не рожденных. Согласно данным 2010 года, собранным компанией AVG по результатам опроса женщин в Великобритании, Германии, Франции, Италии, Испании, Канаде, США, Австралии, Новой Зеландии и Японии, в целом 81% матерей младенцев возрастом до 2 лет публиковали в открытом доступе их фото. Еще 33% респонденток выкладывали снимки новорожденных, а 23% делились результатами антенатального УЗИ. Некоторые мамы шли еще дальше в обеспечении социального присутствия детей: создавали для младенцев персональные почтовые адреса и аккаунты в социальных сетях – вероятно, чтобы было, кого отмечать в постах.
Сами опрошенные объясняли свою открытость именно необходимостью встраиваться в реалии современного социального мира. Подавляющее большинство женщин рассказывали о желании порадовать родных, близких и друзей. Онлайн инструменты в этом случае позволяли автоматизировать и упростить процесс доставки приятных новостей до значительного количества адресатов. Однако пятая часть опрошенных в США открыто заявили, что ими двигало стремление разнообразить контент в своих профилях в социальных медиа, а еще 18% просто удовлетворяли любопытство подписчиков. Интересно, что респондентки в целом демонстрировали невысокий уровень рефлексии относительно такой своей активности. Например, они были «умеренно» обеспокоены тем фактом, что сегодня размещают о своих детях такие данные, которые начинают формировать цифровой след последних. Да, прямо здесь и сейчас они сами – заметим, создавшие собственные онлайн репрезентации в сознательном возрасте – формировали сетевые профили младенцев. И тем самым диктаторским образом влияли на их будущий имидж, социальный капитал и репутацию как взрослых цифровых граждан. Но, по-видимому, такая тотальность давления взрослых, желающих создать социально одобряемый онлайн облик за счет манипуляции данными детей, не была предметом специальных предварительных размышлений.
С развитием глобального интернета, массовых коммуникационных сервисов и, как будто бы, цифровой грамотности, практикующие шерентинг родители не стали более осмысленно подходить к своим действиям. В 2015 году некоммерческая организация Nominet, оператор реестра домена UK (признанная в таком качестве правительством Великобритании), обнародовала результаты нового исследования. Согласно данным опроса двух тысяч британских родителей, взрослые в середине 2010-х годов ежегодно делились в среднем 200 снимками детей, используя такие площадки как Facebook, Instagram и Twitter. При этом количество фотографий увеличивалось по мере взросления ребенка. Четверть опрошенных взрослых признавались, что никогда не спрашивают у детей разрешения на размещение их фотографий в своих аккаунтах социальных медиа. А больше половины участников опроса полагали возможным постить фото чужих сыновей и дочерей, не спросив их позволения.
Увы, но степень цифровой грамотности родителей, бывших респондентами в 2015 году, осталась поразительно низкой. Почти половина взрослых не практиковали систематического обновления настроек конфиденциальности своих профилей в социальных сетях, хотя именно этими настройками и регламентируется степень доступности и публичности публикуемых пользователями данных. Еще половина опрошенных оказались не в курсе, что смартфоны, в 70% случаев используемые как устройства съемки и размещения фото, могут хранить информацию о локации производства фото. Значит, эти данные легко могут стать доступны злоумышленникам, практикующим доксинг (поиск информации о человеке в открытых источниках) и сталкинг (нежелательное внимание или даже преследование человека).
Между тем, как подсчитали британские аналитики, при сохранении таких темпов родительского постинга к началу 2020 года у каждого пятилетнего ребенка, живущего в семье активных цифровых пользователей, уже будет накоплено порядка тысячи персональных фотографий и постов с информацией интимного характера, с высокой долей вероятности находящихся в свободном доступе.
Неприятный оттенок ситуации добавляет тот факт, что по правилам глобальных социальных сервисов, существующим по нормам американского законодательства (в частности, Children's Online Privacy Protection Act, COPPA), дети не имеют права на создание собственных аккаунтов до достижения 13 лет. Значит, с фактом их объективации родителями (или другими близкими взрослыми) наиболее «законопослушные» юные пользователи, не желающие жульничать при регистрации профилей или ограничивать себя «домашними» региональными соцсетями, столкнутся в подростковом возрасте. А это может негативно повлиять на характер сепарации от взрослых. В конце концов, все эти пренатальные снимки, селфи с «розовыми пяточками», свидетельства «высаживания на горшок», обнаженные фото и казавшиеся родителям смешными записи о поступках и поведении младенцев (и не очень) можно вполне посчитать аутингом – преданием гласности такой информации о человеке, которой тот вовсе не собирался делиться.
Родительский контроль: кому он нужен?
В принципе, отсутствие чувствительности в отношении персональных данных детей и фактическое непризнание их субъектами этих данных даже можно понять. Достаточно вспомнить, что несовершеннолетний человек, которому гарантируются все неотъемлемые права, все-таки поражен в юридических, а ответственность за него/нее несут законные представители.
В современной детоцентричной культуре родители буквально «владеют», «распоряжаются» и «управляют» ребенком; в новую цифровую эпоху эта логика распространяется и на сетевые эманации.
И раз эти эманации удается волюнтаристски создавать, значит, их – во всем множестве вариаций, которые могут придумать юные пользователи – нужно контролировать. И вот тут потенциал тоталитарного интернета реализуется на полную мощность. Хотя бы потому, что распоряжаются им опять же «взрослые», у которых необходимость наблюдения за онлайн активностями не вполне дееспособных и опекаемых «детей» не вызывает вопросов. Самым простым и доступным способом последовательного дисциплинирования детей становится покупка услуги «родительского контроля». Которую, заметим, предоставляют сегодня как провайдеры, так и создатели операционных систем, антивирусов и даже отдельных специальных сервисов. Содержание этого комплекса мер по ограждению объекта «родительского контроля» от негативного воздействия распространяемой в сети информации и, следовательно, бытия полноценным субъектом персональных данных, зависит от того, к кому клиент обратится за услугой.
Компания Apple, например, решает вопрос просто: согласно уже упомянутым правилам, ребенок до 13 лет не имеет право на собственный идентификатор – Apple ID. Следовательно, учетная запись может быть создана только в рамках функции «Семейный доступ», которая позволяет контролировать активности как на разных устройствах, так и в пределах определенного софта. Например, в той или иной мере на всех – мобильных и нет – устройствах можно блокировать и/или ограничивать доступ к определенным программам и функциям: переключением одной виртуальной кнопки возможно запретить покупки в iTunes и App Store, а также подключение к Game Center, ограничить использование голосового помощника Siri или камеры, не допустить знакомства с определенным контентом/сайтами, скрыть обсценную лексику из словаря, ну и конечно же задать нормы использования устройств в рабочие и выходные дни, в дневное и вечернее/ночное время.
Провайдеры и компании, торгующие доступом к кибербезопасности, не в состоянии обеспечить контроль над аппаратным обеспечением, девайсами, которые попадают в руки к детям. Однако они предлагают такие средства контроля над программным обеспечением, которые превращают любой смартфон, планшет или компьютер в подобие безопасного калькулятора.
Некоторые, например, просят взрослых указывать возраст опекаемого, а потом ранжировать сайты по категориям, привязанным к возрастным ограничениям в доступе к информации. Сайты, маркированные как содержащие информацию про алкоголь и табакокурение, будут недоступны для просмотра любому несовершеннолетнему. То же касается и приложений – их можно распределять в соответствии с «предустановленными» возрастными группами, задавая временные параметры возможного использования. В некоторых случаях борцы за кибербезопасность практикуют совсем уж чрезмерную предусмотрительность: скажем, предполагая возможность ограничения доступа к морально устаревшим программам (типа ICQ).
Разумеется, тотальность подчиненности ребенка как объекта заботы – взрослому требует не только наблюдения, перерастающего в контроль пользовательских практик. Необходим учет общих сведений об онлайн активностях. Эта информация поставляется родителям в виде отчетов, в а экстренных случаях – предупреждений о случившихся нарушениях. Впрочем, превратить родительский контроль из информированного наблюдения в скрытую слежку так же просто, как и сделать из личной фотографии младенца акт публикации нежелательной информации интимного характера. Достаточно начать применять существующие технологические решения согласно не всегда этически безупречной консеквенциалистской позиции «цель оправдывает средства».
Например, не так давно инженеры одной российской компании продавали в качестве услуги родительского контроля автоматизированный доксинг. Родителю достаточно было указать на аккаунт своего ребенка в соцсетях, и алгоритм тайно (в данном случае – просто незаметно для объекта слежки) анализировал актуальный цифровой след, оставляемый ребенком.
Лайки, репосты, новые возникающие мэтчи с подписчиками и френдами – эти данные изучались как потенциальные симптомы действий, требующих «педагогического» вмешательства. В итоге клиенты услуги «родительский контроль» могли получать информацию не о совершаемых и заранее оговоренных как неправомерные действиях, а о «нелегитимных» увлечениях ребенка или неявных угрозах его/ее благополучию.
Вот появились детские лайки под агрессивными видео – а не повод ли это поговорить с ребенком о вреде насилия? А вот в списке друзей подростка возник взрослый, увлекающийся просмотром роликов сомнительного сексуализированного содержания – наверное, стоит рассказать о методах самозащиты в онлайн и оффлайн мире? Примерно таким образом превентивная забота о безопасности, выстроенная на уверенности в полной зависимости ребенка и качества его/ее цифрового присутствия от взрослого, превращается в тотальную слежку.
Вообще, конечно, специфика имплементации этических решений и правовых норм в отношении манипуляции персональными данными ребенка сильно зависит от социокультурных традиций того или иного локального сегмента интернета. В России отличием системы «учета и контроля» ожидаемым образом становится такое применение практик дисциплинирования сетевых активностей несовершеннолетних, которое скрыто от них как объектов заботы и во многом провоцирует их беспомощность как субъектов. Этот подход – не единственно возможный. В некоторых европейских странах субъектами контроля становятся, напротив, подростки, обращающиеся в суды с требованием защитить право на неприкосновенность частной жизни от родителей-фанатов шерентинга.
Фактически, современные несовершеннолетние настаивают на переопределении модернистской и потому универсалистской «культуры детства», которую взрослые правда уже успели «оцифровать». И заодно они борются за новую утопию – за такой образ цифровой среды обитания, в которой менее способные к акторным действиям пользователи наконец перестают быть разменной монетой в борьбе стейкхолдеров за контроль над технологиями и их применением.
Оксана Мороз
***
Материал подготовлен в рамках проекта «The Earth Is Flat - Kак читать медиа?», реализуемого Гёте-Институтом в Москве и порталом COLTA.RU при поддержке Европейского союза