Миновав череду перекатов, я оказался на длинном плёсе. Решил отдохнуть: положил весло, вытянул ноги и, расслабившись, стал глазеть на берега. Вдруг в конце плёса увидел дымок. От расслабленности не осталось и следа. Конечно, мне очень хотелось кого-нибудь встретить. Но я тут же отогнал от себя мысль о людях, чтобы не расстраиваться, когда подплыву и окажется, что это – мираж. В этих «за» и «против» плыл до тех пор, пока, наконец, не увидел брезентовый навес, палатку в глубине леса и русского мужика, волокущего срубленную сухостоину.
Меньше всего ожидал я встретить здесь геологический отряд. Уже несколько «перестроечных» лет сворачивалось финансирование геологических работ – и вдруг на тебе: маршрутный отряд из трёх человек. Не мог я не задержаться на денёк, отвести душу. Встреча неожиданная и оттого вдвойне приятная. Радость общения с родственными душами, наверное, одно из самых великих благ. И, кроме того, узнав о моей потере, начальник отряда без всяких просьб дал мне продуктов и рыболовную сетку.
В городской суете и толкучках человек перестает видеть человека. Он зачастую становится частью толпы, которая равнодушна и к самой себе, и к отдельной личности. В недрах толпы и рождаются перлы типа «крутой», характеризующие её нравы. Если человек, как обрыв, крутой, то он так же бездушен...
В устье Ытымджи я заметил свежий сруб и две большие палатки, возле которых бегали ребятишки. Эвенки, узнав о направлении путешествия, они сообщили, что на моём пути нынче медведь задрал рыбака-вертолётчика, и что через полмесяца мне встретятся люди.
Сутам
Ну, вот и добрался я до цели путешествия – к месту слияния Сутама и Гонама. На сутамо-гонамской стрелке сохранились хорошее зимовье и баня. Для стоянки и обследования устья условия идеальные.
Рано утром вышел из избушки в густой туман. Начал спускаться к реке рядом с шумным ручейком, чтобы проверить состояние плота и умыться. Шагая спросонья по хрусткому плавнику, уловил вблизи какой-то чуть слышный шорох. Сперва не обратил на него внимания: мало ли птичек порхает?.. Но потом всё же оглянулся. Вот так птичка! Из прибрежных кустов с расстояния в хороший прыжок за мной затаённо следил медведь. Поняв, что обнаружен, он развернулся и полез на берег, издавая резкие шумные выдохи. Чуть дальше него раздался треск веток, хаос движений, громкое царапанье. Мелькнула паническая мысль, что сюда пожаловала целая медвежья банда, и мне несдобровать. Отходя в противоположную сторону, заметил, как на деревья шустро карабкаются два медвежонка. Всё ясно: маманя выгуливает своё потомство. По громкому, явно раздражённому дыханию медведицы понял, что она расположилась возле малышей и нападать пока не собирается. Поэтому быстро вернулся к зимовью – там всё же спокойнее. Медвежата забрались высоко, один почти на макушку. Посидев там немного, начали спускаться. И тут я вспомнил про видеокамеру в рюкзаке. Увы, слишком поздно. Когда выскочил из избушки, медвежат уже не было; слышно было только недовольное сопенье удаляющейся мамаши. Справедливой и доброй она оказалась: не стала нападать на безоружного, чтобы сделать отбивную для своих отпрысков.
Где-то здесь отряд русских землепроходцев под руководством Пояркова остановился из-за наступления зимы. Где-то здесь было принято решение о разделении отряда, приведшее к трагедии экспедиции. Точных сведений о месте остановки нет, кроме «шести днищ до Нуемки». Одна группа, дождавшись, когда забереги окрепнут настолько, чтобы по ним можно было передвигаться (этим и объясняется двухнедельная стоянка), ушла во главе с Поярковым через Становой хребет на Зею; другая - во главе с пятидесятником Мининым осталась на зимовку. Вполне вероятно, что остановка всего отряда произошла в одном месте, а зимовка – в другом. Но прежде всего уточним путь отряда на этом участке.
Если сравнить реки Гонам и Сутам в месте их слияния, то это почти равнозначные потоки. По площади водосбора Сутам немного превосходит Гонам. В одинаковых природно-климатических условиях это означает, что среднегодовой сток Сутама несколько выше и что Сутам является главной артерией в системе общего водосбора. Отряд Пояркова, конечно же, шёл по Сутаму, а не по Гонаму, как сообщают нам исторические акты, так как с Гонама перевалить на Брянту нельзя.
Теперь о реке Нуям. Направление Нуяма – от устья на юго-восток, а затем на юг. Сутам же имеет юго-западное направление, указанное в документах, то есть «между дву ветр, полуденного и обедника». Путь, которым двигался Поярков, определен по расспросам тунгусского шамана, который говорил, что провести суда к волоку на Брянту можно и что волок будет налево (как с Сутама). Если же устраивать волок с Нуяма, то он будет вправо. И проводка грузных дощаников по Нуяму при низких осенних уровнях вряд ли возможна из-за маловодности: площадь его водосбора вдвое меньше сутамской.
И ещё один красноречивый факт. Самый короткий и удобный волок с Сутама на Брянту начинается от устья реки Большая Даурка. Не служит ли это название реки указателем пути в «дауры»?
Можно приблизительно определить место двухнедельной остановки отряда, исходя из скорости движения ушедшей группы. Экспедиционная практика показывает, что среднедневной переход достаточно стабилен, если не происходит изменения поставленных задач, способа передвижения и условий окружающей среды. Мы знаем, что группа шла 6 дней до «Нуёмки» и от неё ещё 14 дней до Брянты в одинаковых географических условиях с чётко определённой целью без изменения способа передвижения. От устья Нуяма до верховьев Брянты 130 километров, отсюда получаем среднедневной переход 9,3 километра. Умножая этот результат на 6, получим от устья Нуяма до остановки отряда расстояние 56 километров. А между устьями Нуяма и Сутама – 60 километров. То есть остановка была в четырёх километрах выше устья Сутама. И хотя этот простенький расчёт, конечно же, ориентировочный, хорошо видно, что он приводит нас к устьевому участку.
Два дня потратил я на осмотр берегов и островка в гонамской части слияния рек. Судя по пням и распилам деревьев, посещаемо это место во все времена. К сожалению, везде, кроме острова, заметны следы пожаров. Значит, если поярковцы строили зимовье не по типу землянки, то останки его наверняка выгорели. На острове обнаружил два рубленных топором древних пенька, слой почвы и мха на которых достигал пяти сантиметров. Следов топора не различить, но по характерным признакам это видно. Больше ничего обнаружить не удалось. Впрочем, может, и не в этом месте была организована двухнедельная стоянка. Что ж, надо определить, сколько дней ходу до Нуяма, и поискать следы в его устье. Ранним утром, оставив в зимовье ненужные патроны и батарейки к видеокамере, пешим ходом отправился вверх по Сутаму.
Лето, заканчиваясь, нагнало на прощание мощнейшие грозы. Весь путь до Нуяма сопровождался чёрными тучами, яркими молниями и короткими ливнями с градом, делающими скалы скользкими, кусты мокрыми. У первых же скальных прижимов, чтобы не тратить время на сборку плота, надул матрац, уложил на него рюкзак, разделся и… едва переплыл реку – так сковал мышцы холодный поток. За второй день прошёл четыре прижима. Вода в реке высокая, поэтому приходится карабкаться поверху, иногда чуть не по-пластунски. Однако переплывать реку, чтобы облегчить путь, более не хочется. Вдоль реки тянутся следы волчьей пары и одинокого медведя. На третий день попался такой «зверский» прижим, что после него следов зверей уже не было – не хотят они скалолазать. Но мои сапоги-вездеходы всё также упрямо печатали на песчаных наносах след 42-го размера.
Не доходя трёх километров до Нуяма, остановился в избе, оставшейся от геологической базы. Затратил на весь путь три с половиной дня. Учитывая «шесть днищ» Пояркова, можно усомниться в том, что вблизи устья Сутама находится место общей остановки отряда. Ведь темп продвижения казаков вряд ли сильно отличался от моего. Но если учесть, что шли они полутора месяцами позднее и дни их были короче на три с половиной часа, да и груза у них было побольше моего, то среднедневной километраж казаков, без сомнения, оказался меньшим, и они могли затратить на переход до Нуяма «шесть днищ».
Если же сместить место остановки и постройки зимовья ниже Сутама, то тут ещё большие сомнения. Ниже Сутама Гонам стиснут горами, и мест, удобных для длительной остановки многочисленного отряда, там нет.
Устье Нуяма оказалось очень просторным. Активные эрозионно-аккумулятивные процессы сформировали здесь обширные песчано-галечные косы, русло и долина реки широкие, а Сутам, напротив, стиснут. Глядя на эту панораму, я представил себе 20 октября 1643 года, когда появились здесь поярковцы. С учётом сведений о наступлении ранней зимы, реки к этой дате покрылись льдом, а окрестности – снегом. Поэтому нельзя исключать того, что, не увидав водных потоков, не имея карты, Поярков «поменял» названия рек, сообщив о движении отряда по «Нуемке». Особенно, если вспомнить об утерянных экспедиционных документах, о сотнях новых географических названий, перемешавшихся в памяти за два с лишним года…
Первый день осени. Погода резко изменилась. Вчера ещё светило солнце, гремели грозы, а сегодня – холодный ветер, обложной дождь. Облака спустились к земле, и можно, кажется, их потрогать. Почти полностью обследовал один из берегов; над обрывом рядом с тропой обнаружил полуразрушенную могилу главы «семи тунгусских родов» с чугунной плитой, датированной 1906 годом. Попались остатки давних стоянок, но ничего похожего на след древней русской постройки.
На следующий день переправился на другой берег и, осмотрев примерно половину намеченной площади, прекратил поиски: объявился крупный медведь. Он долго стоял, нюхал воздух, вроде бы как размышлял: переплывать вслед за мной или не переплывать, и мне сразу вспомнилось сообщение эвенков о погибшем вертолётчике. Лазать по зарослям без ружья в близком присутствии косолапого перехотелось. Да и сильные сомнения зарождала береговая эрозия. При таких условиях за три с половиной столетия берега явно изменили своё очертание, и место, где могла быть зимовка, вряд ли осталось незатронутым.
Вообще-то, с точки зрения экспедиционника, устье Нуяма для зимовки предпочтительнее устья Сутама. И оставшиеся казаки во главе с Мининым, скорее всего, здесь и зимовали. Это место расположено на пересечении зверовых переходов; широкая Нуямская долина – хорошая кормовая база для оленей и лосей, здесь есть глубокий плёс, в котором зимует рыба. То есть для людей устье Нуяма – место более кормовое, чем устье Сутама. К тому же оно расположено на 60 километров ближе к волоку, что немаловажно для перетаскивания припасов на Брянту.
Задерживаться ещё на день, чтобы осмотреть берега до конца, я не стал. Осень. Продукты заканчивались, рыба в мутной сутамской воде не ловилась – где-то в верховьях явно мыли «жёлтого дьявола». А идти до обещанной эвенками встречи с людьми ещё пять-шесть дней. Да и по пути хотелось потратить день на поиски древнего эвенкийского захоронения, о приблизительном месте расположения которого мне было известно. Кроме того, после вчерашней встречи с медведем в голове засела мысль о его возможном причастии к пропаже человека.
Перед выходом в путь пошёл снять на плёнку могильную плиту, и в это время услышал рокот подлетающего к избе вертолёта. Побежал туда с надеждой, что можно будет выбраться из тайги без наматывания лишних километров. Но вертолет, сделав пару кругов, не стал приземляться. Очевидно, пилоты залетали в надежде обнаружить признаки жизни пропавшего коллеги и, ничего не заметив, улетели. Меня же разглядеть среди густых зарослей стланика – всё равно, что увидеть иголку в стоге сена.
(Продолжение в следующей публикации).