В моем собственном раю всегда был бы август, сменяющийся сразу январем. Август с его жарой и золотыми соломенными лугами, с теплом исходящим от пряной - уже давно прогретой, пропитанной солнцем – земли. С затаенной печалью близящейся за ним осени, но еще без ее осеннего следа. С сухими тропинками, проложенными среди скошенной, высохшей в сено, травы. С семейными чаепитиями близких и любимых под уже давно отцветшими липами. Чаепитиями с наваренными за лето вареньями, как я это люблю! С тревожным криком стрижей над маковками деревенской церкви. С чистым огромным небом и его ясно мерцающими звездами, такими близкими, налипающими тебе прямо на глаза, на самый зрачок, так, что кажется летишь среди них; и мультяшной, глуповатой среди этих строгих звезд луной. Все это тепло, жара, печаль и мечты, и запах трав, и тревожность шумящего леса, и белое льняное платье на загорелом теле сменялась бы у меня сразу январем: чистым, звенящим от тишины и мороза, с холодным, ослепительно-ярким солнцем в ледяной голубизне неба. И жаркая баня по вечерам, и дорога после нее к дому под звездами по заснеженной тропке. И скрип снега под санями. И крещенское купанье. Таким был бы мой рай.
Может быть еще иногда я бы добавляла туда капельку марта с его пограничностью между холодом и теплом, с его прозрачностью и небытием, с его сложной красотой. Сложной, потому что это не полнокровная красота бьющей через край жизни, а красота пробивающегося среди ничто ростка, обреченного умереть под следующими заморозками, чистый запах талой воды. Мои любимые духи «Талая вода». Ветер, пронизывающий тело в тонкой шерсти черного пальто. Замшевые перчатки на иззябших пальцах.
Я не люблю май. Его бесстыдство, сразу вместо июня разворачивающее свои травы и жару, оголяющее и показывающее. Лето сразу все и целиком, без обещаний и намеков. Пришедшее раньше срока. Это как секс насухую. Но зато, как это ни шаблонно, люблю грозу в начале мая. Ибо дождь в мае не равен осеннему дождю. Он мощный, грозовой. Сухая притихшая земля. Гуляющий, набирающий силу ветер. Раскол надвое почерневшего неба. Буря. И уже после всего холодный запах буйноцветущих пионов. Нет, я не люблю жаркий май.
Но, пожалуйста, избавьте меня от осени. Осень – семь казней египетских. Я так ненавижу эту тоску, что у меня даже нет сил про нее писать. Я не различаю сентябрь, октябрь, ноябрь, они все для меня морок и тоска. Осень. Но я знаю, приди она прямо сейчас, и я безоглядно полюблю ее и не смогу надышаться ею.
Не люблю декабрь. Но пожалуй именно он, декабрь, приносит облегчение после всех мук осени. Внезапно, как подтвердившийся диагноз. Чистый глоток боли. И вместе с ним всепоглощающее облегчение, прозрачная ясность неотвратимого. Диагноз уже подтвердили, и ты смотришь правде в глаза. Вся сутолока метаний, сомнений, тоски, надежд на спасение, вся осенняя мишура и грязь вдруг уходят. Внутри тебя наступает тишина и теперь уже медленный отсчет дней. Ты больше не боишься, потому что нельзя бояться глядя правде в глаза. Обреченность несет в себе утешение. Ты понимаешь, что времени вдруг стало много и оно все твое. И после белый саван, укрывающий, покрывающий даже боль. А впереди январь – твой личный рай.