Арт-обозреватель VATNIKSTAN Екатерина Шитова рассказала об уникальном творческом проекте художника Василия Сумина и задала несколько вопросов создателю. В рамках "Station YE5" художник преобразовал пространство Астрофизической обсерватории академгородка Нижний Архыз в Карачаево-Черкесии. Василий Сумин фокусирует внимание на советском модернизме, используя исторические объекты, а также осмысливает взаимоотношения природы и технократических конструкций.
Крохотный академгородок в сердце Карачаево-Черкесии — колыбель застывшего времени. Полинялые панельки общежитий тонут в тумане, рядом — горы и останки древнего аланского городища, а на стенах домов тлеют краски советских панно. Каждое утро астрофизики САО РАН спешат по улицам Нижнего Архыза в лаборатории и лекционные залы. В 2018 году посёлок стал пространством для масштабного проекта "Station YE5” — итога многолетней рефлексии на тему симбиоза научной среды академгородка и мышления его жителей. В исследовательском центре выставлены фотографии южной части неба, которое не наблюдает САО РАН. А ещё — папка архивной документации, придавленная камнем, личные дневники учёных, панно с чертежом огромной парковки в скале и видеоэссе. Главная часть проекта — крупнейший в мире радиотелескоп РАТАН-600 — расположена в станице Зеленчукская. РАТАН-600 — гиперобъект, который становится наблюдателем и медиатором концепций. Его ключевые точки — это беседа сверхновой звезды и телескопа, а также аудиоинсталляция лекции «Основы идеологии модернизма», которая вступает в диалог с природой и пением птиц, свивших гнёзда на его антеннах.
Василий Сумин — выпускник московской Школы Родченко и резидент Gogova Foundation. Его выставки проходили в Электромузее и на Винзаводе в рамках VI Московской биеннале молодого искусства. В 2019 году Василий вошёл в шорт-лист номинантов премии им. Сергея Курёхина-2018. В проекте "Station YE5” художник видит двойную игру: его интересует как связь человека и объектов природы, так и контекст исторической памяти. Архивные документы, личные дневники учёных и осколки горных пород — это не только слепки чьих-то эмоций, но и материал для критического осмысления устройства академгородка. Забытые снимки звёздного неба и панно с уникальными архитектурными чертежами уцелели лишь чудом. Осознав это, зритель выходит за территорию эстетического наслаждения и понимает, с какой беспечностью советские академические круги относились к своей истории. Мышление и ежедневный быт жителей посёлка находятся в симбиозе с аурой советского модернизма и научным инструментарием. Художник предлагает взглянуть на техническую инфраструктуру городка как на живой организм, мыслящий и вступающий в диалог с людьми и реальностью.
Первая часть проекта — погружение в коммуникацию неживых объектов. Её локацией служит радиотелескоп РАТАН-600. Отправной точкой становится разговор сверхновой звезды и телескопа. Конечно, выбор такой формы — следствие антропоцентрического мышления, однако нельзя не подметить, что в этом есть некая доля романтизма. «Есть что-то прекрасное в том, что ночью телескоп скидывает забрало, чтобы пообщаться со звездой, а потом преобразует диалог в научные данные» — говорит в интервью телеканалу «Архыз24» Сумин. Вторая точка — аудиопослание о конце эпохи модернизма, озвученное роботом. В этом можно увидеть не только отголосок трансгуманизма, но и абсолютную беспомощность техники, которая не в силах самостоятельно отрефлексировать непрерывное изменение мира. Третья точка — диалог двух телескопов, следящих за одной звездой.
Вторая часть — не попытка осмыслить отношение природы и технократических конструкций, а взгляд на человека. Субъективный опыт оказывается важнее фактов. Поэтому ядром инсталляции становятся дневниковые записи астрофизика Виктора Шварцмана, который работал над теорией чёрных дыр и программой SETI по поиску внеземных цивилизаций. В дневниках Шварцмана можно найти ответ на вопрос, который волнует не только арт-сообщество, но и жителей городка, подвисших в герметичной капсуле бытия: «Нужно ли искусство людям науки?». Учёный даёт на него однозначный ответ: нужно. Сумин развивает его мысль: искусство — способ рефлексии научного труда и взгляд на него со стороны.
Полное название проекта — «Station YE5: исследование онтологического единства несоизмеримых размеров». Художник визуализирует его смысл при помощи видеоэссе. Камера скользит по технократической панораме обсерватории — в серебристых щитах обшивки отражается отсвет неба. По выцветшему полю бредёт человек, за ним медленно ползёт передвижная станция. И кажется, будто первобытный предок ведёт за собой послушного мамонта. Крупным планом — корни деревьев и сок цветущей земли, и так же чётко — пустые кабинеты учёных, включённые ноутбуки и дымящийся кофе на рабочих столах. А на стенах — надписи советским шрифтом («Внимание Включены СВЧ-приёмники!).
Несоизмеримо? Абсолютно. Гармонично? Безусловно.
- Расскажи кратко, что есть в твоём проекте?
- Он очень масштабный. Видео и скульптура — одна пятая от проделанной работы. Были тексты, которые я нашёл в архиве одного астрофизика, который покончил с собой в этой обсерватории. Была скульптура — стол; на нём лежали свидетельства философии, которую я развивал в своём проекте, связанном с разумностью Земли. Был найденный мною фрагмент горной породы. С ним связана забавная история. Организаторы выставки назвали это куском метеорита. Люди говорили: «Приехал метеорит», а мне было очень смешно. Я работал в горах, и для меня камень как материал был тесно связан с локальным контекстом. Никакого куска метеорита я не привозил (улыбается).
- Что изображено на советском панно ландшафтного дизайна?
- Там были совершенно оригинальные архитектурные решения урбанизации Нижнего Архыза. Например, чертёж гаража в в скале, в котором могло поместиться пятьдесят машин. Нужно сказать, что это панно не уникально. Пятьдесят девять подобных планшетов сгнили в одном из актовых залов академгородка из-за того, что протекла крыша — это относится к моему критическому посылу администрации. Все вещи, в которые вложили немалые средства, были утрачены из-за халатности сотрудников научного городка. Панно просто где-то положили, крыша протекла, и всё сгнило. Был утерян уникальный план того, как пробурить тот же гараж в скале. Ничего не осталось!
- Твой критический посыл связан с утратой исторического контекста?
- Да, поскольку я работал в определённом месте. Если вы не знаете своего прошлого, встаёт вопрос насчёт вашей самоидентификации. Она всегда находится в плавающем состоянии. Оно связано и с политическим контекстом: есть люди, которые обязательно захотят воспользоваться подобной уязвимостью. Я говорил о вещах, о которых рассуждаю сам, об объекто-ориентированной философии, об иммунной системе Земли (это уже экологический дискурс), о связи человека с ней. Моя история или реконтекстуализация истории академгородка была достаточно конструктивной. Она не могла навредить субъекту, который идентифицировал себя с историей этого места. Но если бы этим занимались радикальные религиозные деятели, они бы рассказали совершенно другую историю, и субъект зрителя исказился бы в другом контексте.
- То есть ты, как художник, рефлексируешь на эту тему?
- Это часть исторического и культурного дискурса. Мы как художники работаем с историей, с памятью человечества, с важностью не-забывания каких-то элементов. Действия власти и властных структур должны подвергаться рефлексии людей. Мы же не инертная масса! Мы должны реагировать. В нормальной системе власть прислушивается к таким проявлениям и что-то модерирует. Художник должен находиться в критической дискуссии с властью. Поэтому контекст реконтекстуализации истории — важная веха, которая займёт своё место в истории искусств.
- Я думаю, здесь есть очень важный момент — активное взаимодействие художников с научной средой.
Конечно, потому что новейшие открытия и достижения влияют на реальность в целом. Сегодня мы не можем купить клонированные части каких-нибудь знаменитостей. Но если завтра научное сообщество даст обществу потребления такую возможность, все будут покупать себе куски любимых звёзд, выращенные в пробирках. Хотите ли вы жить в таком обществе? Если хотите, и при этом вы художник, то вы можете сделать свой проект и высказаться о том, как это классно. Если вам не нравится такой поворот событий, вы можете выразить своё мнение при помощи текста или визуального объекта. В любом случае, вы должны участвовать в процессе, а не быть немым наблюдателем.
- Мне кажется, что любая работа художника несёт в себе не только
критический, но и поэтический посыл.
- В моём критическом пассаже об утрате истории города был художественный подтекст — размышления насчёт взаимоотношений планетарной системы и человека, который находится сейчас на вершине пирамиды существ, влияющих на планету. Подобное сочетание критики и более глобальных вещей, затрагивающих исторические смыслы — мой метод. Но я полагаю, что им могут пользоваться все: и радикальные художники, и акционисты, и живописцы, и администраторы институций. Главное — найти своё место. Мы все должны находиться в диалоге и выделять для себя центральные темы. Постмодернизм закончился, и его цинизм обесценил всё святое, что было в модернизме. Сейчас наступил тот критический момент, когда нам нужно определить что-то главное и важное, но сделать это таким способом, чтобы оно не стало новым фашизмом.