В современном мире, полном безымянных художников и одноразовых развлечений, Хидео Кодзима твердо отстаивал свое видение и многое преодолел на пути к мировой славе. Уже многие годы творчество и сама персона знаменитого геймдизайнера вызывают у игрового сообщества неподдельный интерес. Каждый его новый проект — уникальный набор отсылок, иносказаний и изящных цитирований. В книге «Кодзима — гений» вас ждет история о том, как юный поклонник кинематографа превратился в икону геймдизайна. Мы публикуем из нее отрывок.
Metal Gear Solid
Капля реальности
Планирование Metal Gear Solid началось, когда Policenauts была еще в производстве. Теперь, когда в его распоряжении были более современные платформы, мысли Кодзимы вернулись к Metal Gear 2: Solid Snake — игре, которую он изначально хотел сделать подо что-нибудь потехнологичнее, чем MSX2. Началось все нехитро: с переосмысления игры под 3DO. Из всех консолей она была самой технически продвинутой, а журнал Time даже назвал ее «продуктом года» в 1993-м. Кодзима верил, что с ее помощью сможет воплотить свой изначальный великий замысел. Игру хотели назвать Metal Gear 3.
Все усложнилось, когда американский релиз Snatcher провалился вместе с Sega CD в 1994 году. Кодзима, как и остальные люди, работавшие над проектом, был в недоумении. Sega CD была ультрасовременным продуктом, а Snatcher — явно лучшей игрой на ней, так почему же провал? В то время многие компании постепенно начинали осознавать, что рынок консолей переполнен, и если сделать ставку не на то устройство, можно ощутимо прогореть. Поэтому план, связанный с 3DO, заморозили.
Кодзима заинтересовался американским рынком и задумался, каким мог бы быть ключ к успеху на Западе. Об Америке начала 90-х он знал немного, но Пятый отдел дал ему время поразмышлять над новой стратегией — с помощью арт-директора Едзи Синкавы, приносившего вдохновение. Они решили, что неразумно называть новую игру Metal Gear 3, потому что о второй части на Западе никто не знал; лучше найти способ позиционировать ее так, чтобы привлечь и старых поклонников, и новичков. Странноватое название Metal Gear Solid отсылало одновременно и к позывному протагониста — Солида Снейка, — и к тому, что это будет первая игра из серии Metal Gear, использующая «объемную» 3D-графику, а не «плоскую» 2D. Если верить интервью 1999 года со Стивом Кентом из Gamers Today, третьим смыслом названия была шпилька в адрес компании, делавшей серию Final Fantasy; тогда это были Square («квадрат»). Квадраты — фигуры плоские и более простые, чем хитрые трехмерные полигоны, так что такое название было декларацией превосходства над конкурентами, по-прежнему пользовавшимися 2D-графикой. Судя по всему, в Японии любят такие каламбуры в маркетинге.
Раннее планирование шло гладко. До производства было еще далеко, но Синкава уже заполнял бесчисленные страницы прекрасными набросками и иллюстрациями. Его мрачный, серьезный стиль, вдохновленный французскими комиксами в стиле нуар и легендарным Фрэнком Миллером, заставлял увидеть в этих героях больше, чем «просто» персонажей игры. Но главным козырем Синкавы был не рисунок, а детальный макет нового «Метал гира» — при виде него Кодзима зеленел от зависти. Он и сам по-прежнему любил собирать фигурки из готовых наборов — хобби, позаимствованное у отца, — но не мог не признавать, что его «бесило» то, насколько хорош в этом Синкава. Когда он мастерил свою модель, офис пропах клеем и красками, и после жалоб коллег Синкава перебрался домой, куда Кодзима иногда заглядывал — проверить, не навредил ли коллега своему здоровью... и поглазеть. Новому дизайну робота предстояло стать подлинной легендой, и особенно хорошо он должен был смотреться в мрачном и реалистичном мире, который задумал для него Кодзима.
Ему так нравились работы Синкавы, что в 1995 году некоторые наброски к Metal Gear Solid попали на бонусный диск к версии Policenauts для 3DO. Кодзима тогда еще наивно думал, что сделает «Metal Gear 3» за год, так что поспешным такой поступок не казался. Рисунки намекали, что рыжая и темпераментная Мэрил Сильверберг закономерно появится и в мире Metal Gear.
Спустя некоторое время Кодзима решил, что Metal Gear отныне поселится на PlayStation. Подход Sony к рынку игр отличался от подхода производителей других консолей: в отличие, например, от Nintendo, которые снобски курировали библиотеку игр и насаждали свои стандарты, Sony хотели охватить как можно больше разных произведений. После долгих лет эксклюзивности на консолях Nintendo компания Square (конкурент Konami, выпускавший серию игр Final Fantasy) тоже перебиралась на PlayStation. И Кодзима решил, что должен сделать «лучшую игру для PlayStation в истории».
Потом, в 1995 году, случилось печально знаменитое землетрясение в Кобе. Оно потрясло Японию в прямом и переносном смысле, повергнув страну в скорбь. Мысли о потерях и смерти проникли глубоко в массовое сознание, не миновав и Хидео Кодзиму; он принял это событие близко к сердцу и задумался о случаях из юности, когда сам был на волоске от смерти. Думал он и о скорби и одиночестве, настигших его после смерти отца; и о высоких целях, что когда-то себе ставил. Близился ли он к тем мечтам? Что он делал со своей жизнью? В чем вообще ее смысл? Хидео Кодзима был продюсером и гейм-дизайнером, да, но делал ли он нечто важное, увековечивал ли себя?
Эти вопросы стали еще острее, когда Кодзима узнал, что его мать перестала признаваться людям, где он работает. Когда-то она дала ему свое благословение, но все же для нее он до сих пор был неизвестным и неважным работником индустрии, не пользовавшейся уважением. Она не хотела позориться, разъясняя людям, какие игры он сделал. Все его друзья построили карьеры и получили серьезные должности в крупных компаниях, отринув детские мечты о творчестве, а Кодзима по-прежнему сочинял вымышленные мирки для задротов... хуже того — для «отаку».
Пару слов об этом. Японцы не любят выскочек и луддитов. В японском обществе уважают людей, которые разбираются в новых технологиях, и ценят сдержанность. Но у них есть специальное слово для отщепенцев, слишком зациклившихся на предмете своего интереса. Слово «отаку» появилось в 80-е — так называли людей с некой нездоровой одержимостью, особенно тех, кто предавался эскапизму. В Америке гика и задрота могли травить, над ним могли издеваться всякие выскочки, но отношение к отаку в Японии было куда более суровым — отаку мог навсегда вылететь из генофонда.
В вопросах брака и отношений Япония — место суровое. Там в принципе никогда особо не ценили тепло и романтику, а от современного японского общества и вовсе веет ледяным дарвинизмом. Кто не поднялся, остается на обочине и умирает; кто пришел к успеху — может выбирать партнера из многих кандидатов. Если вам кажется, что это естественный порядок вещей и что везде и всегда так было, вспомните, как сильно отличается эта картина от Америки, где романтизируют аутсайдеров, рисковых дельцов и гадких утят. Американцам нравится верить, что в итоге они непременно добьются успеха и завоюют девушку; что капля удачи и море терпения могут сделать из любой гусеницы бабочку. Эта идея лежит в самой основе национального самосознания, ее тиражируют медиаимперии. В остальном же мире на подобные красивые байки время не тратят, и история в нем запечатлевает совсем другие сюжеты. В таких сообществах к индивиду часто относятся очень жестоко, и возникает порочный круг: человека отвергают, и он неловко пытается с этим справиться.
Феномен отаку — яркий пример такого токсичного отторжения. Позволю Википедии объяснить, почему это сугубо японское явление:
«В японских школах есть система классов, которая функционирует как кастовая система. Но в этой системе социальной иерархии есть исключение — клубы. В клубах частные интересы учеников приветствуются, им уделяется внимание, угождая потребностям отаку.
Кроме того, японское общество оценивает значимость человека по степени его успешности. До конца 80-х годов неспортивные и некрасивые мужчины фокусировались на науке в надежде найти хорошую работу и хорошую жену, тем самым повысив свое положение в обществе. Те же, кому это не удавалось, продолжали фокусироваться на своих интересах, часто и в зрелости тоже. Их жизнь зацикливалась на оных, что подпитывало культуру отаку».
Отаку — это человек, который не может завоевать внимание противоположного пола или снискать успеха на научном поприще, поэтому он цепляется за вымышленные миры, понимая, что в реальном высокий статус ему не светит. Отаку — это люди, которые бросают университет, чтобы делать видеоигры, аниме или мангу, создавая и потребляя вымышленные вселенные.
Очевидно, что субкультура отаку — прибыльный рынок. И Кодзима, и все остальные японские авторы понимали, как важно апеллировать ко вкусам всех сортов отаку, добавляя в свои творения, скажем, гигантских роботов (как в крайне популярном аниме Mobile Suit Gundam) или немного сексуальных извращений. Это попросту разумно с точки зрения бизнеса. И даже больше: развитие местной экономики рассматривалось как патриотичный поступок.
И все же для приличного обывателя образ отаку сопровождался омерзительными коннотациями, проникавшими куда глубже рынка. Этот термин оказался у всех на слуху в 1989 году, когда СМИ по всей стране вещали про «отаку-убийцу» — маньяка, совершившего череду отвратительных преступлений. Он охотился на маленьких девочек, телесно был уродом, социально — одиночкой, а в его квартире нашли более 5700 видеокассет с сомнительными материалами. Подробности этой истории совершенно чудовищны. В итоге отаку-убийца повесился — и стал для Японии поучительной историей о том, как не надо жить.
Кодзиме же предстояло ответить самому себе на вопрос, как подобные ассоциации повлияют на его наследие.