Был декабрь.
Я сидела в остывающем "пазике" где-то в районе Иловайска. К востоку от дороги ритмично грохало. Ночь была тёмной и пустой, когда каждый звук умножается, катится от горизонта к горизонту, отражаясь от выстывшей в камень земли. Тремя часами раньше я проснулась в гостинице в центре Донецка от звука, как будто кто-то двигал мебель. Причем поднимал кресла и крушил их об пол. Это были мои единственные сутки в военном Донецке, где я читала лекцию в университете...
"Может к нам?"- дверь "пазика" резко открыл человек в маске с автоматом. "Зачем это?!".
"Та холодно, шо мёрзнуть, ещё полчаса стоять". В этот момент чернота воображаемого горизонта стала нежно-оранжевой и секундой позже докатился грохот - значительно сильнее общего фона канонады. "Ладно, пойдём". Человек в маске ловко, я бы сказала, изящно подал мне руку, откинув набок автомат.
Наш микроавтобус сломался в ночи в чистом поле. Нам нужно было дождаться следующей попутки, которая везла кого-то в сторону Ростова и готова была меня подхватить...
Попутчиком оказался Сергей, завотделом из местного краеведческого (кажется) музея. "...Ну... как вы там..." - я правда не знала как это - начинать светский разговор с человеком, который живёт в городе, который бомбят.
Сергей, русый щуплый мужчина лет 35-40, с мягким голосом и не сходящей полуулыбкой, сам подхватил разговор. Он рассказывал буднично, без патетики, никого не обвиняя. О том, как убили на его глазах сестру, как сгорел дом дяди, как привыкаешь к смертям. И как по-другому теперь приходится работать в музее.
Он сказал "работать в музее". В городе, который бомбят. Горизонт вспыхивал уже не так ярко и канонады стали глуше, мирнее - словно сухие августовские грозы в степи.
- А что же вы делаете сейчас в музее?
- Ну... охраняем.
- От мародеров?
- Да нет. Мародеров нет. Все ж понимают... От бомбежки...
- Господи, да как? Чем?
- Ходим с битой вокруг, с батогом... Вдруг загорится.
- Когда бомбят?!!!!
- Когда бомбят...
Я молчала, потому что не было таких слов, которые могли описать подвиг этого маленького великого человека. Самый осмысленный в своей бессмысленности подвиг, самый вечный.
- Надо ж нам музей сохранить. Война кончится - должен быть у города музей - Свет зарниц выхватывал его худое мелкое лицо, старую дублёнку, сбитые тяжелые ботинки. Сергей улыбался мягкой улыбкой человека, который многое видел и многое понял. - А вас, Наташа, что удивило в республике?
- Когда едешь по Макеевке и видишь магазинов "Ритуал" больше, чем супермаркетов... И - вы, люди, Серёжа...
- Приедете после войны в наш музей?
Мы обнялись, прощаясь. Я не сообразила взять его телефон, но ладно...
Встретимся в музее. После войны.