Продолжение удивительного приключения журналиста и блогера Миши Ронкаинена во льдах Антарктиды.
Привет! Меня зовут Миша. Три месяца я не выключаю авиарежим в телефоне — незачем. Ближайшая вышка сотовой связи в 5 тысячах километров. Попасть к ней скоро не светит. Я на судне, которое вмерзло во льды Антарктиды.
Вот что вы делали в последние три месяца? Уверен, ездили на автобусе, ходили в магазин за продуктами, гуляли с друзьями. Возможно, у вас был секс. Калейдоскоп разноцветных событий, к которым вы привыкли и которые даже не замечаете.
Я последние три месяца живу на судне. Мой калейдоскоп состоит в основном из одинаковых снежно-белых стеклышек. Поход за булкой для меня сейчас стал бы потрясением. От поездки в метро я бы просто очумел.
Мое время застыло. Я это чувствую физически. Оно твердое, как лед вокруг, как корпус нашего корабля. Но таким оно стало не сразу. Первый месяц был бурным.
В конце января судно «Василий Головнин» российской транспортной группы FESCO, полное грузов, людей и надежд, вышло из Кейптауна и взяло курс на юг, в Антарктиду. Экспедиция по доставке топлива и провизии на индийские антарктические станции обещала стать ярким приключением. Вначале так и было: желтое солнце, синий океан, песчаные скалы — Антарктида была по-настоящему яркой. И живой: пингвины, киты, морские слоны. А потом все пропало. Антарктида выцвела и вымерла.
Это вторая часть приключений журналиста и блогера Миши Ронкаинена в Антарктиде. Обязательно прочитайте первую по ссылке: «Я на судне, которое может вмерзнуть во льды Антарктиды». Опасное путешествие, которое происходит прямо сейчас.
25 февраля
«Головнин» успешно разгружается у первой индийской станции. Остается сделать это у второй — Маитри — и вернуться домой. До Маитри неделя пути. Но идем мы к ней месяц. В самом конце перехода «Головнин» утыкается во льды. Дорогу в них приходится пробивать собственным телом. Отход, разгон, удар в лед — каждый такой маневр продвигает судно на несколько десятков метров. Кажется, это не кончится никогда.
Из всех цветов вокруг остается только белый разных оттенков. Белый снег на бело-голубом льду, белая ватная метель. Даже берег, к которому мы идем, тоже белый — это берег ледника, а не земли — «барьер» на языке Антарктиды.
18 километров сплошного льда «Головнин» грызет напряженные три недели. Но таки догрызается до барьера и швартуется. Кажется, от возвращения к цветной жизни нас отделяет только разгрузка.
22 марта
Главный груз — топливо. Экипаж прокидывает шланги и сливает горючку в цистерны, которые уже ждут нас на барьере. Когда идет первая струя, «Головнин» наполняется визгами и радостью. Индийцы чуть не плачут от счастья — миссия будет выполнена. Еще пару дней назад в это верили не все.
Разгружаемся без пауз, день и ночь. А ночи уже много — с первых наших дней в Антарктиде она раздулась с двух до 15 часов! В феврале мы поймали остатки полярного дня — тогда почти не темнело. К концу марта солнце закатывается в 16, а выкатывается только к семи.
В мае Антарктиду накрывает полярная ночь. До ноября к Антарктиде не будут ходить корабли и летать самолеты. Континент размером с Южную Америку станет самым одиноким на планете.
Мысль о том, что мы можем вмерзнуть на всю зиму, придает сил. Разгружаемся за четыре дня. К окончанию вокруг судна почти все затягивает льдом. Остается небольшая полынья размером с баскетбольную площадку. «Это свежий лед. За сутки его раздолбаем, развернемся и пойдем на Большую землю», — оптимистично заявляет капитан.
В день отхода бурное веселье. Все радостные высыпают на барьер. Ура, мы выполнили миссию! Индийцы и русские братаются. Украинские вертолетчики угощают всех салом. Настает ночь. Все засыпают.
Просыпаются, а Антарктида никуда не делась! Почти за сутки «Василий Головнин» проходит лишь километр. И это по свежему льду. Становится ясно, что обратный путь будет сильно тяжелее: с каждым днем, что мы провели здесь, лед становился толще, а мы после разгрузки полегчали. Маневр с отходом и ударом теперь почти не продвигает нас вперед. Лед игнорирует «Головнина», как кирпичная стенка детскую лопатку. Мы будто грызем яблоко голыми беззубыми деснами.
Днем ранее все на эмоциях обсуждали, что, мол, через пару недель вернемся в Кейптаун, в цивилизацию. Больше прогнозов не слышно. Но капитан решает двигаться. Хоть по метру, но вперед. «Головнин» исполняет приказ и объявляет льду войну. После очередных ударов из-под днища всплывают льдины три метра толщиной — выше потолков моей хрущевки. За четыре дня после отхода «Головнин» отвоевывает два километра. До конца сплошного льда — 16.
26 марта
На третьем километре возникает проблема посерьезнее — «Головнин» вязнет. Нет, не так. ВЯЗНЕТ! Лед крепкий настолько, что не ломается под нами. Судно весом в 10 тысяч тонн залетает на него, а обратно съехать не может. Мы в прямом смысле как киты, которые отчаянно выбрасываются на берег и не могут вернуться в воду. «Головнин» вяз и на пути сюда, но тогда для съезда назад в канал хватало 50-тонной баржи. Ее раскачивали на кранах из стороны в сторону. Ворочались так и съезжали.
Сейчас баржи не хватает. К ней в компанию поднимают танцевать контейнер. Видели бы вы их заводное танго под кранами! От одного борта к другому, с грациозными па и переворотами. Красота! И так по несколько часов каждый раз. Потом лед сдается и отпускает нас.
Все время танцев винт работает на максимальной мощности — полный назад. Чтобы пройти один-два метра, мы тратим несколько тонн топлива. В баках остается 500 тонн — на 20 дней такой долбежки.
⠀
У Иксана Хамитовича, капитана «Василия Головнина», много интересных качеств. Одно из них — отвечать на вопросы вбок. Вроде и ответил, цветасто, красиво, но по существу ничего. Я твердо решаю узнать о наших перспективах. Долго продумываю вопрос. Выжидаю момент.
— Иксан Хамитович, я тут на калькуляторе разделил 16 километров, которые нам остались до конца сплошного льда на 500 метров, которые мы в лучшем случае проходим за день. Получается 32 дня. А у нас топлива на 20. Как быть-то?
— Да у тебя машинка врет, — отвечает капитан не задумываясь.
Но машинка не врет. Через два дня капитан признает, что с такими запасами топлива мы изо льдов не выберемся. Он приказывает остановиться. Двигатели теперь работают только на поддержание жизни внутри судна. Мы вмерзаем во льды Антарктиды.
Идет третий месяц экспедиции, 65-й день. По графику на 70-й «Головнин» уже должен вернуться в Кейптаун. Но становится ясно: экспедиция затягивается на неопределенный срок. Мы стоим посреди белой пустоты.
2 апреля
Постепенно заканчиваются незаметные, но важные вещи. Зубная паста, например. Я аж тюбик распотрошил, выскреб его щеткой до блеска — в магазин за новым не сбегать. До ближайшего супермаркета тысяч 5 километров.
Тяжело курильщикам без сигарет. Я сам курил когда-то, понимаю их. Проверка силы духа: тут либо бросать, либо оставлять гордость на полочке и идти попрошайничать.
⠀
Для меня важно виртуальное пространство. За экспедицию я наснимал терабайт видеоматериала. Свободными на жестком диске остаются гигабайт 300. Близко время, когда и я положу гордость на полочку и забегаю по каютам: «Ой, а можно я у вас информацию похраню?»
А топливо? «Василию Головнину» топлива в Антарктиде так просто не стрельнуть, хоть он гордость на полочку положит или даже за шкаф ее забросит. Топливо — самое важное. Это и нормальный ужин, и пресная вода, и тепло. Особенно важно тепло. Погода становится такой, какую подразумевают, когда говорят «холодно, как в Антарктиде». С востока без остановки дует ледяной ветер — как раз в тот борт, на который выходит моя каюта. От внешнего мира меня отделяет тонкая металлическая перегородка. Когда поднимается буря, перегородка моментально охлаждается. Заодно охлаждает и все, что находится за ней: каюту и меня. Утепляюсь.
Силу ветра научился определять по звуку, не выходя из каюты. Если подвывает тихонечко, будто бесконечно выдыхает, значит, скорость не больше 20 метров в секунду. Если вопит, как в худших кошмарах, и долбит спасательной шлюпкой о борт, значит, поднялся ураган и спасайся кто может. В такие моменты ветер сильно кренит судно. Люди ходят с наклоном вбок, двери захлопываются сами собой, холодная вода в душе не уходит в слив — копится в углу и там покрывается коркой льда. Горячей воды в нашей каюте нет совсем — трубы замерзли. В жидком море в паре десятков километров от нас сильно штормит. Но мы крепко стоим в море ледяном.
На «Головнине» сейчас 81 человек: 48 русских, 29 индийцев, три южноафриканца и один американец. Разные нации почти не пересекаются.
У русских с индийцами даже разные столовые — для них в столовую переоборудовали кают-компанию. Индийцам готовят свои повара. Даже так — индийцы всей толпой готовят сами для себя. Такой у них менталитет: собираются человек десять в камбузе и стряпают — все, от докторов до начальника экспедиции. Готовят вегетарианские блюда — мясо они не едят. Это сильно отличается от готовки для наших — нам стряпает один повар и в основном блюда с мясом. Камбуз так и разделен на две половины. В одной шумно и пахнет пряностями, в другой тихо и размораживается говяжья нога.
У африканцев и американца был выбор, к кому примкнуть в пищевом плане. Африканцы первые дни ели с нами, но потом переметнулись к индийцам. Американец сразу выбрал индийский карри, даже не попробовав русский borsсht.
⠀
Американца жальче всего. Парень прилетел на «Головнина» вертолетом недавно, со второй станции. Куда, по его словам, приехал на недельку починить кран. Неделька для него затягивается на неопределенный срок.
У парня нет соотечественников на судне. Сидит вечно в дальнем краю капитанского мостика, пьет кофе и смотрит в окно. Даже если там ничего не показывают. Иногда мы беседуем:
— Хелло, бро, где твой Теннесси?
— Там, — кивает он на северо-запад. — А где твоя Москва?
— Там, — киваю я на северо-восток.
Отсюда, из Антарктиды, у всех родные места на севере. Но не всех это вводит в тоску. Экипаж не унывает. Морякам за каждый день в этих широтах идет полярная надбавка к зарплате. «Как вмерзли, так и размерзнем, — говорят они. — Заодно свой первый миллион заработаем». Это некоторые уже готовятся зимовать на судне.
Встать во льдах — нормальная ситуация для полярных плаваний. Правда, в 99,9 % случаев такое происходит на севере, где неподалеку есть ледоколы и вообще цивилизация ближе 5 тысяч километров.
Мы вмерзли на юге. В очень странном и мистическом регионе Антарктиды. Нацистская Германия считала его своей территорией под именем Новая Швабия. Говорят, немцы обустроили здесь сверхзащищенную подводную крепость, которую то ли уничтожили американцы через несколько лет после войны, то ли она до сих пор существует.
Крепости я не заметил, но следы фашистов здесь действительно есть. Место, на котором стоят индийская станция Маитри и соседняя российская станция Новолазаревская называется оазисом Ширмахер — в честь нацистского пилота. В 1939 году он открыл кусок скал, который не заносит снегом, — «оазис» по-антарктически.
Во время полетов из своего самолета герр Ширмахер разбрасывал вымпелы со свастикой — помечал территорию. Они, кстати, так и валяются по Антарктиде, каждый вымпел сейчас стоит целое состояние. Но найти почти нереально: за 80 лет их скрыл толстый слой снега.
Эти следы фашистов в Антарктиде есть до сих пор. А насчет подводной базы… Не буду совсем исключать, что из океана вдруг поднимется подводная лодка, разломает лед вокруг и выведет нас на свободную воду. Но шансов на это не больше, чем на инопланетян, которые перенесут «Головнина» фиксирующим лучом. Или на то, что наше горячее желание попасть домой само растопит лед. Реальных же варианта два: ждать ледокол с Большой земли или зимовать.
Как в итоге сложится судьба «Головнина» дальше и при чем тут российская станция Новолазаревская, расскажу в продолжении истории, которое выйдет в среду 15 мая.
А пока советую подписаться на канал «Поехавший» на YouTube. Вскоре я разгребу терабайт материала и выпущу остросюжетные ролики про судно, которое вмерзло во льды Антарктиды.